Konstantin Ehrlich

Das neue Jahr soll Wohlgefühl uns bringen…

Das Neujahr eilt

dem Zeitgeschäft entgegen.

Die Uhr schlägt zwölf -

und Jubel stößt hervor.

Nun lasst uns

die Champagner-Gläser heben,

einander wünschen

Liebe, Glück und Wohl.

...Vergessen wir

den Schlick vergang'ner Tage,

verzeih'n wir uns

manch gröblichen Verstoß.

Erinnern woll'n wir uns

an das Behagen

und an das Schöne

alter Zeiten bloß...

*     *     *

Das neue Jahr

soll Wohlgefühl uns bringen,

ein jeder Tag soll sich

entfalten zum Erfolg.

Uns soll begleiten stets

Genüge und Gelingen;

Im Seelenfrieden soll sich

sonnen jedes Volk!

2000

______________________________________________________________________________________________________

Ich grüß‘ dich,

schöne Weihnachtszeit!

Ich grüß‘ dich, schöne Weihnachtszeit!

Wir sind zum Gottesfest bereit.

Lasst uns begegnen dir mit Freude,

die uns geschenkt wird reichlich heute.

Ich grüß‘ dich, schöne Weihnachtszeit.

Welch‘ Segen uns der Heiland bringt!

Die Sonne geht schon auf und blinkt.

Sie schaut ringsum mit breitem Lächeln -

auf den Gesichtern, auf den Dächern. -

Welch‘ Segen uns der Heiland bringt!

Ich grüß‘ dich, hehre Christenheit!

Die „Stille Nacht“ klingt weit und breit.

Ein weißer Schneeschwarm fällt vom Himmel, -

erlöschen soll des Glücks Glanz nimmer.

Ich grüß‘ dich, hehre Christenheit!

Gott segne dich zur Weihnachtszeit!

Konstantin Ehrlich.

Im Jahr 2000.

______________________________________________________________________________________________________

Самая лучшая бабушка в мире

    Накануне грандиозного, революционного, октябрьского праздника СССР, в воскресенье, шестого ноября 2022 года, в красивом немецком старинном населённом пункте Lich, в земле Гессен все наследники Паулины Ивановны Кильб (Берг) или просто Буси съехались со всей Германии, чтобы отметить 90 летний юбилей свой мамы, бабушки, прабабушки, прапрабабушки, прапрапрабабушки, столько почетных званий носит эта замечательная родоначальница своего большого, трудолюбивого рода, русскоязычная немка, рожденная в северном Казахстане.

Самая лучшая бабушка земли вела себя бодро и с чувством сердечной благодарности ко всем собравшимся. В большом зале красиво украшенном цветами, шарами и надписями «Нашей Бусе 90!» было светло, празднично и торжественно.

Погода выдалась замечательная! В безоблачном небе большими родовыми клиньями летели журавли и громкими криками приветствовали Бусю с юбилеем. А парковочные места у места встречи наполнялись автомобилями с номерами многих городов Германии.

   Юбилейный зал быстро наполняется гостями. Женщины накрывали шведский стол, как будто готовились к большому, мировому, кулинарному конкурсу. Каждая хозяйка приготовила лучшее, что она умеет. Здесь были выпечки, торты, пироженное, редкие старинные, немецкие блюда, казахские кушанья, и русские деликатесы, нагоняющие аппетит на всех.

Нарядная Буся, как английская королева сидела на троне в центре зала, и все входящие направлялись к ней. Все счастливо обнимались, целовались, поздравляли, желали и вручали имениннице почтовые конверты. 

Все Бусины гости в Германии живут хорошо, у большинства свои дома, у некоторых даже свои фирмы. А главное у всех много детей, красивых, умных и послушных. Все оказывали Бусе высшие знаки уважения и любви!..

Окончание на стр. Kultur und Unterhaltung.

______________________________________________________________________________________________________

Александру Прибу с прискорбием

8 октября 2022 года русскоязычный мир Германии потрясла трагическая новость: в клиннике Herford`а после тяжёлой и продолжительной болезни в возрасте 74 лет умер известный в Германии историк, писатель и публицист Александр Приб. Медсестра ночью обнаружила его в кровати без дыхания. Остановка сердца. Его стали немедленно реанимировать, но безуспешно.

Александр Эдуардович Приб родился 21 мая 1948 года в спецпоселении "Светлая Поляна" Новосибирской области, куда после окончания Второй мировой войны из Германии были депортированы его родители. У него было ещё два брата и сестра. Там, в Сибири, все они окончили среднюю школу.

С 1967 по 1969 год Александр служил в Советской армии, был инструктором по вождению средних танков в Омском Высшем Общевойсковом Командном училище. После окончания срочной службы числился в запасе (звание - капитан, должность - командир танкового батальона).

В 1976 году Александр Эдуардович окончил Томский университет, получив диплом по специальности "Историк. Преподаватель истории и обществоведения". С 1976 и до начала 1990-х годов работал в различных районах Новосибирской области учителем истории, директором средней школы, ответственным секретарём газеты "Московские новости". О том периоде своей жизни он очень откровенно написал в своей книге "Сибирь кандальная".

По приезде в Германию в 1994 году Александр Приб поселился в курортном городе Бад-Зальцуфлен, что недалеко от Билефельда. Работал в соседнем городе Детмольд в русскоязычной газете "Земляки" редактором исторического отдела. Эта очень интересная страница его жизни. Позже он стал главным редактором газеты российских немцев "Heimat-Родина".

Александр Приб за свою жизнь опубликовал сотни очерков, рассказов, репортажей, журналистских статей. Его книги изданы на немецком и русском языках. На разных сайтах в интернете можно найти много интересного о жизни и творчестве Александра Эдуардовича.

Творчество Приба в молодости отличалось от его произведений в более поздний период, когда многим современникам доставалось (не всегда, правда, заслуженно, . ред.) от его «острого» и «колкого» пера.

Но главная заслуга Александра Приба в том, что он рассказывал правдивую и трагическую историю советских немцев. И в рассказах этих видна душа автора. Многое там читается между строк.

Особенно меня тронул рассказ «Печник», в котором Александр нежно и впечатлительно рассказывает о своём отце. Единственного в округе печника, депортированного советского немца, находящегося под комендатурой, вызвал к себе строгий комендант и велел отремонтировать в своей квартире печку, которая дымила. Печник напряжённо работал на кухне с самого утра. В обеденный перерыв он развернул газету со своей пайкой и вдруг не смог удержаться от искушения, заметив в соседней комнате настоящее пианино, какого он уже много-много лет не видел за время ссылки. В доме никого не было. Печник вытер руки, сел за пианино и своими огрубевшими от тяжёлой работы руками стал по памяти прежней жизни перебирать клавиши. И полилась неописуемая в этих глухих краях волшебная музыка. Чёрно-белый мир вдруг приобрёл яркие и насыщенные краски. Музыка разбудила всю округу, наполнила мир надеждой. Когда печник очнулся от своей игры, он увидел на пороге жену коменданта с глазами, полными слёз от нахлынувших в её душу нежных чувств. Это пианино стояло в доме как престижная мебель и давно не подавало голоса. Никто не думал, что оно когда-то оживёт. Печник встал, смущённо извинился, обеденное время закончилось, он завернул свою пайку обратно в газету и, не пообедав, пошёл на кухню ремонтировать печку.

Это рассказ говорит о том, как диктатура пролетариата относилась к талантам, к интеллигентам, к интеллектуалам, к нашему невинному народу. Такой рассказ, такое прошлое, такой народ, такого автора забыть невозможно. В душе каждого читателя от таких рассказов горит драгоценный огонёк дорогой памяти, безграничной благодарности и к автору, и ко всем нашим предкам. Помолчим минуту, думая о тех, кого уже с нами нет.

У Александра Приба остались жена Нина – фельдшер по образованию и две взрослые дочери. Старшая, Виктория, – врач. Младшая, Маргарита, – операционная сестра. У него трое внуков: Старшая внучка Элизабет – врач-стоматолог, сейчас учится ещё и на втором курсе медицинского университета. Артур – мастер медицинской аппаратуры. Младшей Милочке пять лет, она ходит в детский сад и мечтает также стать врачом, чтобы лечить детей.

Приношу искренние соболезнования его семье, всем родным и близким.

Пусть земля ему будет пухом! Царствие небесное его душе!

                Райнгольд Шульц

                Гиссен, Германия. 08.10.2022.

Редакция газеты "ДипКурьр / Russlanddeutsche Allgemeine"

приносит свои искренние соболезнования родным и близким Александра Приба.

Мы скорбим вместе с вами. 

______________________________________________________________________________________________________                       ***

+     +     +

Wir feiern die Deutsche Einheit!

Persönliche Erinnerung...

Ich habe dien 3. Oktober 1990 - die Feier, den Jubel des deutschen Volkes (ja damals hat man diesen Ausdruck ohne irgendwelche Bedenken - frei von der Leber weg - gebraucht!) in Berlin und Bonn hautnah erlebt.

Solche Feier gab es in Deutschland noch nie, und es wird eine solche wohl noch lange nicht mehr geben...

Aber dieser Tag ist als der größte deutsche Feiertag der Nachkriegszeit in das Leben der Bürger eingegangen: Deutschland (eigentlich das, was von ihm nach der Befreihung durch die Alliierten verblieben gewesen ist) ist wiedervereinigt worden. Hier gebührt der größte Dank den DDR-Bürgern, die sich jahrelang dafür eingesetzt haben, und nun auf die Straßen gegangen sind...

"Wir sind das Volk!", skandierte die Menschenmenge in Berlin, Dresden, Leipzig und in anderen Städten des Arbeiter- und Bauernstaates. Ich hatte das Geschehen nicht nur mitverfolgt, sondern auch mitgemacht. Ich hatte Glück: Als Redakteur einer russlanddeutschen Zeitung nämlich zu dieser Zeit in Deutschland zu weilen. Monate früher hatte ich die Gelegenheit, den damaligen Bundespräsidenten Richard von Weizsäcker, den Bundeskanzler Helmut Kohl und so manchen anderen Politiker, darunter auch Lothar de Maiziere - den Ministerpräsidenten der Noch-DDR und das ganz junge Laufmädchen Angela Merkel  persönlich kennenzulernen...

Es war wohl so im Oktober des Jahres 1990, wo uns in der Redaktion der Außenminister der Bundesrepublik Deutschland, Hans-Dietrich Genscher, überrascht hatte. Nein, ich wusste schon dass der hohe Gast den Wunsch geäußert hatte, die Redaktion "der einzigen deutschsprachigen Edition in Mittelasien" zu besuchen, aber es kam dennoch auch für mich überraschend: Denn man hat nämlich als Chefredakteur einer Republikzeitung schon so manches zu tun...

Wir hatten gerade die planmäßige Sitzung des Redaktionsrates abgehalten, die Pläne ausgewertet, Ziele bzw. Visionen für die nächste Woche abgesteckt... Und da kam er in Begleitung von ZK-Angestellten und übrigem örtlichem bzw. ausländischem Fußvolk...

Nach einem ausführlichen Gespräch und einigen Höflichkeitsfragen, wie es uns, den Germanen, da "unten", in Mittelasien, gehen würde, worauf eine übliche Antwort, das wir es o.k. haben würden, folgte, sagte der Politiker: "Merkwürdig, deutsches Leben so frisch und munter in solchen entlegenen Orten treffen zu dürfen".

Ich schmunzelte und erwiderte entsprechend scherzhaft: "Keine Sorge, wir leben da in keinem Krähwinkel, sondern in der Hauptstadt!"

"Na, ja, ja, selbstverständlich, bitte nicht übel zu nehmen, so nur ein zufälliger Gedanke...", antwortete Genscher, sich plump entschuldigend...

Zum Abschied habe ich dem deutschen Außenminister mein Buch "Lebendiges Erbe. Aufzeichnungen zur Siedlungsgeographie und Kulturgeschichte der Deutschen in Russland und in der Sowjetunion" unterzeichnet und geschenkt, wofür er sich herzlich bedankte und beiläufig bemerkte, dass es seinen würdigen Platz in seiner privaten Bibliothek behaupten würde...

Konstantin Ehrlich.

*     *     *

Der Anfang vom Ende:

die Zwei-plus-Vier-Verhandlungen

Bevor die Wiedervereinigung möglich war, musste die Zustimmung der vier Siegermächte des Zweiten Weltkriegs eingeholt werden. Am 12. September 1990 unterschrieben die Außenminister von der BRD sowie der DDR und der vier Besatzungsmächten: den USA, der Sowjetunion, Frankreich und Großbritannien den Zwei-plus-Vier-Vertrag. Er bedeutete das Ende der Teilung Deutschlands, obwohl er erst 1991 in Kraft trat.

Der einzige bundesrechtlich geregelte Feiertag in Deutschland

Feiertage variieren von Bundesland zu Bundesland. Aber einen feiern sie alle: den Tag der Deutschen Einheit. Er ist sogar im Einigungsvertrag von 1990 gesetzlich festgeschrieben. Das macht ihn zum einzigen bundesrechtlich geregelten Feiertag des Landes.

Der Mauerfall fand schon ein Jahr vor der Deutschen Einheit statt

Erst der Fall der Berliner Mauer hatte das Ende der DDR besiegeln können. Er war der Ausdruck eines Landes, das die eigene Spaltung nicht länger hinnehmen wollte. Die Mauer ging daher nicht nur als Symbol der Trennung, sondern auch als Zeichen der Grenzüberwindung und Zusammengehörigkeit in die Geschichtsbücher ein. Tatsächlich fiel sie schon im November 1989, also fast ein Jahr vor der offiziellen Wiedervereinigung.

Deutschland wurde während der Besatzung am Ende des Zweiten Weltkriegs in vier Zonen aufgeteilt. Drei der Zonen wurden wurden von England, den USA und Frankreich besetzt gehalten. Auf dem vierten Besatzungsgebiet errichtete die Sowjetunion kurzerhand die Deutsche Demokratische Republik. Das war am 7. Oktober 1949.

Die Briten waren über die Einheit skeptisch

Die ganze Welt freute sich über die Wiedervereinigung – so denkt man zumindest. Doch neben der Regierung der Sowjetunion gibt es mindestens eine Person, die nicht amused war. Die Rede ist von der britischen Premierministerin Margaret Thatcher. Sie befürchtete, dass der europäische Frieden nicht mehr gesichert wäre, nachdem Deutschland zurück zu alter Stärke gefunden habe. Das wurde erst Jahre nach der Deutschen Einheit bekannt, als geheime Dokumente der britischen Regierung veröffentlicht wurden.

Also alles Gute zum Feiertag, Landsleute und Freunde!

Nach Medienberichten.

______________________________________________________________________________________________________

Соболезнуем родным и близким, соратникам по российскому немецкому движению в связи с кончиной Германа Арнгольда. Вечная ему память.

Редакция газеты "Дипломатический Курьер"-

"Руссланддойче Альгемайне Цайтунг".

+     +      +

Умер Герман Арнгольд

19 сентября 2022 года в возрасте 99 лет умер Герман Давидович Арнгольд, почетный председатель общества российских немцев Башкортостана, ветеран национального движения за реабилитацию российских немцев.

Герман Арнгольд родился 8 марта 1923 года в селе Цюрих бывшей АССР немцев Поволжья (сегодня село Зоркино Саратовской области). Его детские и юношеские годы прошли в селе Боаро и в городе Марксштадте (г. Маркс, Саратовская обл.); после школы он поступил на исторический факультет Немецкого Государственного педагогического института в г. Энгельс. А в 1941 году, в ходе депортации, вся его семья попала на станцию Топчиха Алтайского края. Затем последовали, как и у сотен тысяч других советских немцев, годы трудармии. (Через полвека о них еще раз напомнила врученная ему, как и всем тогда еще живым трудармейцам, медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» - одно из достижений движения советских немцев тех лет).

После войны Герман Арнгольд заочно окончил Саратовский нефтяной институт. С 1948 года - работал в нефтяной промышленности в Башкирии, прошел большой путь до заместителя гендиректора по экономике в «Башнефтегеофизике» и почти 30 лет проработал на этой высокой должности, будучи одновременно ведущим разработчиком ряда систем эффективного использования геофизической аппаратуры, стал автором и соавтором более 30 научных трудов, награжден серебряной и бронзовой медалями ВДНХ СССР. Посвятив геофизике полвека, он ушел на пенсию в 1998 году в возрасте 75 лет.

Герман Арнгольд активно участвовал в национальном движении советских немцев, возглавлял республиканскую организацию, был почетным членом общества дружбы «Башкортостан – Германия», а также одним из инициаторов создания Центра национальных культур Республики Башкортостан, награжден почетными грамотами Республики и Министра внутренних дел Башкортостана.

*     *     *

Герман Арнгольд относится к тем людям, чей уход вызывает больше светлую печаль, чем безутешное горе. И это вполне объяснимо: ведь такие люди на самом деле от нас не уходят, а высоким примером служения своему народу, мужеством и полной, до конца, самоотдачей - по-прежнему остаются с нами…

Российские немцы Башкортостана

Руководители организаций и участники национального движения российских немцев за реабилитацию своего народа в России, других странах на территории бывшего СССР и в Германии,

Ветераны национального движения российских немцев.

Примечание: Считаем также очень уместным сегодня приложить к этому некрологу одну из последних публикаций Германа Арнгольда, убедительно показывающую, почему он был – и остается – со своим народом.

================================================       

          Размышления о наболевшем

    От редакции: В силу исторически сложившихся причин российские немцы сегодня довольно ограничены в возможности вести дискуссию: это и отсутствие национального телевидения, и дисперсность проживания. А потому выступление на страницах национальных газет - иногда единственная возможность довести до широкой публики свое мнение. Публикуем сегодня (в сокращении) мнение нашего читателя, ветерана общественного национального движения российских немцев Германа Давыдовича Арнгольда. Напоминаем, что мнение наших авторов может не совпадать с мнением редакции.

*     *     *

Коллизии жертвенной судьбы российских немцев уже более полувека остаются объектом пристального внимания и тревоги тех из них, кто определенно связывает свое будущее с новой Россией и подлинным национальным возрождением сообщества соплеменников. Ныне, увы, перспективы вожделенных желаний народа становятся все более проблематичными. Беспристрастный наблюдатель не может не заметить стремительного исчезновения самой основы национальной жизни народа - физических носителей национальной идентичности. Последние тихо и скорбно уходят из скудной национальной среды обитания как осколок немецкой ментальности для личного потребления. Даже немецкие фамилии исчезают быстрыми темпами. Более того, процесс распада грозит стать необратимым. Исключением, пожалуй, являются два немецких национальных района, в которых, к счастью, национальная жизнь в определенной форме еще сохранилась.

Что дальше? Власть, судя по всему, определилась. Она демонстративно повернула вектор решения нашей национальной проблемы на новую, приемлемую для себя, полосу развития. В рамках последней, скорее всего, будет разыграна очередная кампания национально-культурного возрождения, по сценарию которой и будет определено (что, по моему мнению, является главным), носителями чьей культуры, чьей расширенной идентичности и кем вообще в будущем станут немцы в России. Очевидно, что для выхода на позитивное развитие ситуации потребуются адекватные действия государства и самих немцев, что, к сожалению, не происходит.

Напротив, имеется немало примеров обратного характера. Так, впервые устами ответственных представителей государственных структур открыто было заявлено, что российские немцы в реабилитации не нуждаются; впервые было объявлено о намерении удалить из российско-германского протокола по поддержке российских немцев всю политическую составляющую проблемы. Опять-таки, впервые посланцы Государственной Думы, перехватив инициативу, взамен закона о реабилитации народа, пытаются навязать ему некий эрзац в форме общественной самоорганизации. Опять, и уже не в первый раз, Президентская администрация никак не отреагировала на письменную просьбу немецкой общественности огласить официальную государственную позицию по вопросу о возвращении национальных прав единственному до настоящего времени не реабилитированному, репрессированному российско-немецкому народу. Такое пренебрежительное и равнодушное отношение к народу, по моему мнению, представляется непонятным.

Ясно, что власть старается склонить немецких лидеров к радикальному обновлению самой идеологии национального движения. Народ подводится к мысли о неизбежности и целесообразности добровольного отказа от реабилитации, с надеждой, что, с учетом набранного темпа, проблема в скорости сама исчезнет, равно как и сам народ. Губительность навязываемого курса очевидна. Казалось бы, это должно побудить немецких лидеров сомкнуть ряды для поиска и принятия согласованных адекватных решений. Но с такой негативной оценкой ситуации согласны не все немцы. Более того, демонстрируется готовность приспосабливать свою деятельность к условиям стагнации.

По данным опросов, число немцев, посещающих различные, в том числе и клубные мероприятия центров культуры, в среднем не превышают 1-2%, что реально изменить существующее положение не может. Тем не менее работу желательно продолжать, но в более эффективной форме.

Почему так происходит, объяснить не просто. На мой взгляд, часть общественных деятелей из числа российских немцев находится в плену ими же разработанной иллюзорной идеологии, базирующейся на ложном представлении об истоках основы зарождения и жизнеспособного бытия народа и его культуры. Отсюда, отчасти, и соответствующие действия.

Многие опрометчиво уверовали (полагаю, что искренно) в возможность чудесного возрождения культуры народа, лишенного базовых элементов самовыживания. Неудивительно, что в этих условиях почти пятнадцатилетние немалые интеллектуальные усилия и материальные затраты на развитие культуры оказались малопродуктивными и желаемых результатов не дали и дать не могли. У исчезающего народа, по определению, не может возродиться национальная культура, ибо вне народа она не бывает.

Я далек от мысли отрицать то полезное, что при поддержке России и Германии сделано в пользу российских немцев, в том числе и в части сохранения культуры. Представляется, однако, что прогресс в этом деле определяется не количеством созданных реальных и символических культурных центров, а числом немецкого населения, посещающего эти центры и, что еще более важно, мерой сохранения ими ощутимых элементов национальной принадлежности.

Хотелось бы настоятельно подчеркнуть, что не воспринимаю расхожее мнение, якобы нельзя, мол, донимать власть неудобными для нее обращениями и требованиями, скажем, о реабилитации и т.д., дабы не вызывать ответное раздражение и отторжение. Напротив, считаю необходимым открыто и твердо выражать законное возмущение по поводу негативной позиции власти, фактически уклоняющейся от подлинного решения проблемы нашего народа.

Память наших предков, безвинно загубленных отцов, матерей, братьев и сестер, сотворивших в свое время некогда мощный российско-немецкий этнос, завещавших бережно хранить выпестованные веками уникальные человеческие ценности нашего народа, достойна большей чести и уважения, чем мы ей оказываем. История определит, так это или нет, равно как и причастность каждого из нас к этому святому делу…

Герман Арнгольд,

Почетный председатель общества российских немцев «Видергебурт» Башкортостана,

ветеран российского немецкого национального движения

(Всероссийская независимая еженедельная газета  российских немцев "Rundschau").

______________________________________________________________________________________________________

28. August – Tag des Gedenkens und der Trauer

der Russlanddeutschen

28 августа - День памяти и скорби российских немцев

Из «Гимна российских немцев»:

«Народ родной мой, ты мной был всегда любим,

ты путь земной мне сердцем освещал своим.

Из Волги-матушки, седого Рейна вод

бурливой лавой твоя кровь во мне течет».

Mein trautes Volk, leb in die Ewigkeit hinein –

der deutschen Mutternation - ein Edelstein,

von Mutter Wolga und des Vaters Rhein Geblüt, -

die Welt entzücken soll dein Glanz, der nie verblüht...

Константин Эрлих.

В эти дни российские немцы, а также разноязычные члены их семей, друзей и соотечественников поминают жертв варварского сталинско-бериевского Указа Президиума Верховного Советов СССР об изгнании автохтонного российского немецкого народа из своих исконных территорий проживания, который по своему преступному существу до сих пор полностью не отменен...

Константин Эрлих

Звучала песнь в плену нирваны…

С о н г

Звучала песнь в плену нирваны

из уст ночи,

она за белыми снегами

лилась вдали…

Хоть еле слышен был ее

зазывный звук,

меня навстречь ветрам несло

в замкнутый круг.

Припев:

Замкнутый круг.

Все чаще возвращаюсь вдруг

туда, любовь где встретил я, −

что не пришлось испить до дна, −

что бьется раненым крылом

в мой стылый опустелый дом.

Замкнутый круг…

Вот тот буранный полустанок −

душевный крик,

вагон товарный, спозаранок −

прощальный миг.

Не повернуть судьбы шаг вспять −

гонг прозвучал.

Разлука вечной может стать −

никто не знал…

Припев…

Сколь лет растаяло в тумане,

я не считал,

сколь их досталось жить в обмане,

Бог знать не дал.

Осталась тяжесть на душе

и боль в груди.

Твой голос слышу вдалеке −

и клич любви.

Припев…

Звучала песнь в плену нирваны -

из уст ночи,

она за белыми снегами

лилась вдали…

Хоть еле слышен уж ее

зазывный звук,

меня навстречь ветрам несет

в замкнутый круг.          

Припев:

Замкнутый круг.

Все чаще возвращаюсь вдруг

туда, любовь где встретил я -

что не пришлось испить до дна, -

что бьется раненым крылом

в мой стылый опустелый дом…

Замкнутый круг.

Замкнутый круг...

*     *     *

„Выселить с треском!“

…Cобытия на фронтах ВОВ развивались не в пользу Красной Армии. Германские войска продвигались вглубь территории СССР. К 11 июля ими был взят Минск, Витебск, Житомир, в районе Могилёва они вышли к Днепру. 13 августа румынские войска взяли в блокаду Одессу.

Имеются сообщения, в период всеобщей шпиономании это нисколько не удивительно, что население немецких поселений в окрестностях Одессы, занимавшее, как оценивают местные правоохранительные органы, выжидательную позицию, навлекло на себя определенное подозрение. Более того, в донесениях указывалось, что местные немцы даже обстреливали отступающие советские войска. Не сказано, однако, в них из чего это осуществлялось, и откуда вообще у местных немцев могло оказаться оружие…. Один из советских немецких историков пишет: „Советским военным командованием было зафиксировано несколько фактов изменнического поведения советских немцев, проживавших в сёлах в районе между Днестром и Одессой. Эти факты были доложены командованием Южного фронта лично И.Сталину. На донесении имеется его резолюция: «Товарищу Берия. Надо выселить с треском. И.С.»

В какой непосредственной связи эти исинуации находились в отношении немцев Поволжья, не говорится. Но фактом стало поголовное выселение советских немцев со всей европейской части СССР, начавшееся вслед за постановлением Политбюро и СНК от 26 августа и Указа Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 г. А еще ранее на основе приказа Государственного Комитета обороны СССР от 14 августа 1941 г. началась депортация около 60-ти тысячного немецкого населения Крыма. Этот же приказ явился отправной точкой при выселении немцев из левобережной Украины. Одновременно были выселены немцы из Ленинградской области. Эти мероприятия, как и помещение советских немцев в так называемые трудармейские лагеря, являют собой составные части откровенного геноцида.

Для организации и проведения операции „Депортация“ в Поволжье было направлено 1 550 сотрудников НКВД, 3 250 работников милицейских органов и 12 150 красноармейцев внутренних войск.

3 сентября 1941 года от станции Эрленбах, в немецком Поволжье, отошел состав в полсотни товарных вагонов (в народе их называли „телячьими“), в которых на наспех сколоченных деревянных нарах разместилась очередная партия ссыльных российских немцев из немецких деревень гористой южной части АССР НП. В их числе были мои родители и старшие сестра, Мармира, (1935 г. р.) и братья: Вольдемар (1939 г. р.) и Вилли (1941 г. р.) из села Обердорф Эрленбахского кантона…

К 20 сентября 1941 г. из АССР НП было изгнано 376 717 советских граждан немецкой национальности и членов их семей. Всего же к началу весны 1942 года из европейской части СССР было депортировано 799 459 советских немцев, кроме этого около 100 000 подверглись преследованию по приговорам так называемых „троек“ или были расстреляны… И это все во время, когда на фронтах ВОВ, за свое Отечество воевали десятки тысяч советских немцев…

31 августа 1941 г. было принято закрытое постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О немцах, проживающих на территории Украинской СССР», предписывавшее ликвидацию антисоветского элемента в среде местных немцев и мобилизацию всего мужского немецкого населения от 16 до 60 лет в рабочие формирования. Из них были сформированы 13 строительных батальонов общей численностью 18 600 человек. Они стали изначальным „строительным материалом“ при организации будучих рабочих колонн, так называемой „трудармии“… Они были отправлены на Урал в «Ивдель-лаг», «Соликамбумстрой», «Богословстрой» и «Кимперсайлаг», действовавшие под началом НКВД.

Вследствие постановление ГКО № 1123 сс от 10.01.1942 г. «О порядке использования немцев-переселенцев призывного возраста от 17 до 50 лет» и приказа наркома внутренних дел СССР Л. Берия приказ № 0083 «Об организации отрядов из мобилизованных немцев при лагерях НКВД»)1 им последовавли мужчины в возрасте от 15 до 55 лет, а осенью того же года и женщины от 16 до 45 лет, исключая беременных и имеющих детей до 3-х летнего возраста, из числа сосланных немцев Поволжья и др. советских немцев. Осиротевших детей передавали родственникам, а если таковые не находилось, отправляли в детские дома.

Было организовано 34 лагеря НКВД и несколько десятков лагерей в других наркоматах. Основная масса мобилизованных работала на строительстве промышленных объектов и железных дорог, на лесозаготовках и в нефтедобывающей отрасли, на угольных шахтах и в рудниках. Несмотря на то, что они были обвинены в сотрудничестве с врагом и конвоировались не только на работу, но даже на комсомольские и партийные собрания - они добились права работать не для „искупления вины“, а, как вся страна, под лозунгом: „Всё для фронта, всё для победы!“. И работали до полного истощения.

Мой преподаватель, заведующий кафедрой немецкой филологии, профессор Гуго Едиг, бывший трудармеец, в одной из наших "подпольных" дискуссий рассказывал, что голод был постоянным спутником трудмобилизованных немцев. Особенно страдала молодежь, молодой организм которых при интенсивном физическом труде очень быстро сжигал выделявшиеся ему лимитированные калории. „Для нас зимой поджаренная белая, полевая мышь – была деликатесом… Нередко мы пробирались на свалку, где все более или менее съедобное уже давно было собрано, промышляли тем, что добывали ворон, а то и крыс. Такая охота нашими старшими товарищами была строго запрещена. Так как мы могли стать переносчиками заразы. Но среди нас были такие, которые нередко обезумевали от нестерпимого голода, а он властно требовал своего удовлетворения…“

До сих пор неизвестно точное число трудармейцев, погибших от голода и недоедания, холода и зноя, непосильной физической эксплуатации и произвола лагерного начальства.

Мой отец, Вольдемар Эрлих, отбывал рабскую повинность на Урале, валил таежный лес, киркой и ломом – главным инструментом трудармейцев, вгрызался в промерзшую земную твердь, устраивая фундамент для будущего оборонного завода. Вернулся к семье, в ссыльном сибирском крае, осенью 1946 г. – актированным. Выжил. Но прожил не долго. Умер в январе 1954 г. 46 лет от роду…

В Богословлаге отбывал свою трудовую повинность Кондрат Урих, мой земляк и моих родителей, выселенных в начале сентября 1941 г. из Эрленбахского кантона АССР НП, проживавший в последние годы своей жизни в с. Цветнополье, Одесского р-на, Омской обл. 

Богословлаг был лагерем НКВД, а это значило, что правила здесь царили „зековские“, вспоминал Кондрат Андреевич. Еще в сентябре-октябре лагерь был укомплекован 20 000 ссыльных украинских немцев. И вот прибыли мы, очередная партия мужчин – немцев Повольжья. Картина была удручающая: наши братья по несчастью были истощены до предела, опухшими от голода… Большинство из них погибло…

Мне довелось знать ветерана, когда он работал в моем родном селе Желанное главным зоотехником, затем председателем колхоза в немецком поселении Цветнополье (собственно, Блуменфельд). Награжден рядом высоких трудовых наград, в том числе орденами „Красного Знамени“ и „Знак Почета“. Об успехах Кондрата Андреевича мне приходилось писать в бытность мою редактором немецких передач Омского радио…

Кстати, следует заметить, что официально так называемого трудармейского статуса не существовало, были трудмобилизованные...  „Трудармейцами“ стали называть себя „партийцы“, вспоминал соратник и друг автора этого очерка, гл. тренер сборной СССР по хоккею на траве Эдуард Айрих, которые были призваны на принудительную работу военными комиссариатами. Они селились в казармах - фактически „зековских“ бараках, огражденных деревянным забором, поверх  которого тянулась колючая проволока, и свой внутренний распорядок и нормы поведения выстраивали на осно-ве распорядка воинских стройбатов.

Понятно, что называя себя „трудармейцами“, они подчеркивали свой - отличный от заключенных - статус, противодействуя тем самым устремлениям лагерного персонала сравнять их положение со статусом „зеков“. Так что в правовом отношении они в подавляющем большинстве все равно находились на положении заключённых: c охраной и блокпостами с караульными собаками. Из трудовой армии формировались отряды – по 1500-2000 человек. Отряды делились на колонны - по 300-500 человек, колонны – на бригады по 35-100 человек каждая.

Но даже в этих рабских условиях среди трудармейцев были свои передовики производства, подававшиее пример другим, собирая средства в фонд обороны. В упомянутом выше Богословлаге ими, среди которых - замечу между строк - находился и мой родственник, Карл Эрлих, было собрано и передано Красной Армии более 2 миллионов рублей на строительство воздушной эскадрильи. В телеграмме Сталина в ответ на эту инициативу говорилось: "Товарищам Шмидту, Штолю, Бройтигаму, Обгольцу, Эрлиху, Пфунду, Эппу. Прошу передать рабочим, инженерно-техническим работникам и служащим немецкой национальности, работающим на БАЗстрое, собравшим 353 783 рубля на строительство танков и 1 миллион 820 тысяч рублей на строительство эскадрильи самолётов мой братский привет и благодарность Красной Армии». (См. Константин Эрлих. Живое наследие. Алма-Ата, "Казахстан", стр. 345) Эта телеграмма опосредованно свидетельствует о признании на самом высоком уровне факта патриотического настроя трудармейцев.

Конечно, не надо думать, что этот настрой был „поголовным“. Он проявлялся более в среде молодых трудмобилизованных немцев, которые всем своим поведением, самоотверженным трудом демонстрировали свою „преданность советской власти“, противодействуя тем самым незаслуженному обвинению в пособничестве врагу… Старшее же поко-ление трудармейцев рассматривало свое пребывание за колючей проволокой советских лагерей как очередную кару за свое немецкое происхождение, неоднократно развергавшуюся по отношению к ним, начиная еще с „ликвидационных указов“ царского правительства и дискриминационных рескриптов большевиков в 20-30 гг...

В рядах трудармейцев дело доходило нередко до открытых протестов против рабских условий труда и издевательств лагерного начальства. Комсомольцы и молодежь требовали отправки их на фронт. Давид Нойвирт, бывший трудармеец, мой коллега по работе в газете „Фройндшафт“ вспоминал: „В ключе этих протестов три наших барака забастовали и не вышли на работу, требуя отправки их на фронт. Я был в тот день дежурным по кухне. Вернувшись ве-чером в барак, я застал его пустым. Оказалось, что его обитатели, как и двух других, требовавших отправки на фронт, были увезены в неизвестном направлении… Больше их никто не видел: их всех, где-то… 360 молодых парней, комсо-мольцев, просто расстреляли, - об этом стало известно уже годы спустя…“.

Долгое время о жертвах среди советских немцев во время войны, на поселении и в «трудармии» говорить было заказано. Их истинное число неизвестно. Историки называют цифру в пределах 500 тысяч человек. Это 1/3 общего числа немецкого населения страны. В процентном соотношении это больше, чем потеряла Белоруссия, через которую дважды прошла война, потерявшая четверть своего населения.

Пустыми глазницами смотрят на нас ушедшие в небытие соплеменники - трудармейцы. Смотрят с недоумением и немым укором к властям предержащим: ну, где же справедливость, где ваша совесть?! Что еще требовалось от нас, чтобы доказать свою лояльность к родной стране?! Почему мы, в конце концов, признанные невиновными, до сих пор не получили полной и  безоговорочной реабилитации?!2.

Много лет позже российские немцы были оправданы в части обвинения их в пособничеству врагу. В Указе от 29 августа 1964 г. было обнародовано признание советской власти, что все действия и обвинения против советских немцев признаны огульными и явились результатом культа личности Сталина… Возвращение же в родные места возбранялось  … вплоть до 1972 г. А национальная государственность не восстановлена до сих пор…

Константин Эрлих.

______________________________________________________________________________________________________

Лидия Майер

Прощание

1. Их только Волга провожала.                                          3. Колючей проволокой злою.

И бились волны о причал,                                                 Опутал жизнь – не разорвать,

Взывая, плача и стеная,                                                    Легко жестокому конвою

Но шел беды девятый вал.                                                Людей несчастных угнетать.

2. Он прокатился по Поволжью                                         4. Мечом был поднят над народом          

И немцев смел, сломал и смял,                                          Зловещий, страшный тот указ,

Втоптал в тайгу и бездорожье,                                          Отнявший родину, свободу,

В глубины шахт, в седой Урал.                                           О, как печален этот сказ.

                                                5. А ведь служили все России,

                                                И было ль немцев в чем винить?

                                                Бьют волны волжские седые,

                                                Им то прощанье не забыть.

Трудармейская ночь

1. Домой вернуться… И не загадывай.                                  3. Сбивали напрочь, кидались под ноги.

Снега, лютуя, на землю падали                                            Хоть вой, хоть плачь – не услышат вороги.

И заметали следы вчерашние,                                              А кто услышит? Да разве ветер.

Дороги страшные, навек опасные.                                        И только всхлипнет. Темно на свете.

2. Кружили, выли метели белые,                                          4. Ночь эта страшная, боль трудармейская.

Жестоко острые, остервенелые,                                           Нет и не будет суда третейского.

В тайге морозной – как место лобное –                                Домой вернуться – нет счастья выше.

Казались черной овчаркой злобною.                                    Но не дождутся. И те, кто выжил...

Освобождение

1. Когда он рухнул, этот ад,                                                3. Молчал угрюмо жалкий ряд

Поверил сразу ли хоть кто-то,                                            Людей, измученных без меры.

Что не в тайгу, не в цех назад,                                           Раз немец – значит, виноват.

Что не на каторгу – работу?                                               В сердцах навек сгубили веру.

2. Свобода... Пусть и не домой...                                        4. Она не поднялась опять.

Нашла, нашла и их победа...                                              И жили тихо, осторожно,

Устал и болен редкий строй.                                              Усвоив: лучшее – молчать,

Но впрямь ли миновали беды?                                           Чтоб кары избежать – не божьей.

Судьба

Немцы, бывшие немцами,

Немцы, ставшие русскими.

Всюду взгляды косые

Да дороженьки узкие.

Не всегда столбовые

И частенько неровные.

Но для немцев России

Ничего невозможного.

И сады их приволжские,

И сады их сибирские

Расцветали как должно им,

Награждая усилия.

И поныне все помнится,

Хоть и новая родина.

Разделяет бессонницу

Под окошком смородина.

Лидия Майер,

Варбург.

Иллюстрации российских немецких художников из архива "ДипКурьера / Руссландойче Альгемайнe"

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Сегодня, 25-го июля, день памяти Владимира Высоцкого, выдающегося поэта и барда, актера, лауреата Государственной премии СССР, символа эпохи 70-х годов прошлого века.

По просьбе моих друзей, одноклассников и читателей привожу здесь очерк-рассказ, написанный мною к 40-летию со дня его смерти (25.01.1938-25.07.1980).

В скорби сердечной, бездонной…

К 40-летию со дня смерти Владимира Высоцкого

(1938-1980)

„Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!

                Вы тугую не слушайте плеть!

           Но что-то кони мне попались привередливые,

И дожить не успел, мне допеть не успеть!“

Владимир Высоцкий.

Ах, вы кони, мои кони - мои вы, вороныя.

Песнь завязла в полутоне – в снегах твоих, Россия...

Константин Эрлих.

Как-то, вернувшись с занятий, я застал Валентина Журова за странным, непривычным занятием: он возился у моего магнитофона, выданного мне на кафедре ин-яза для предстоящей командировки к немцам-швабам в Павлодарскую область Казахстана для так называемых полевых лигвистических записей. Вправляя пленку в аппарат, извиняясь, что покусился на чужую собственность, он, заикаясь, молвил: „Я сей…ча…с… Извини…“

Ничего не понимая, я отозвался односложным: „Kein Problem»… И пока я раздевался, мой сокамерник, sorry, мой,.. так просто и не выразить, в общем, сосед по комнате в студенческом общежитии, закончив свои хлопоты c техникой, поправил свою жиденькую прическу, протер очки и, усевшись на кровать у тумбочки, на которой стоял магнитофон, торжественно потирая руки, объявил: „Давай послушаем“.

Я был немало удивлен неординарному поведению «старика» (эту кличку дал Валентину, в его 32 года - самому старому студенту на факультете, Юрий Рупп - мой сокашник, с которым мы целых пять лет усердно грызли гранит науки, но послушно присел на стул у стола в любопытном ожидании.

Валентин нажал на кнопку воспроизведения. После продолжительного скрежета, шелеста и шoроха зазвучали гитарные аккорды и вслед за ними эмоциональный, протестный хриплый голос:

Рвусь из сил и из всех сухожилий,

Но сегодня опять, как вчера,

Обложили меня, обложили,

Гонят весело на номера…

Эта песня - в том виде, в котором мы ее слышим в наши дни, удалась Владимиру Высоцкому не сразу. Временем ее рождения считается 1968 год. В этом же году она была им исполнена и записана. Затем он ее еще несколько раз редактировал, дополнял... Ее перевод на немецкий - родной язык моего читателя мне также долго не удавался. Я брался за него трижды. Впервые - еще в студенческие годы (1973-1974 гг.), позже - после встречи с автором в Москве (1980 г.) и еще раз в связи с празднованием 80-летия (2018 г.) Поэта.

Охота на волков, 1968.

          Рвусь из сил и из всех сухожилий,

          Но сегодня - опять, как вчера,

          Обложили меня, обложили,

          Гонят весело на номера.

Ledig bin ich der Kraft, Sehnen reißen,

heut‘, wie stets, bleibt das Unheil mir treu.

Man umzäunt mich im Rotlappenkreise1, -

wie sich Jäger des Hetztreibens freu‘n!

Hinter Tannen hervor Schüsse poltern, -

dort die Jäger behindert kein Wind.

In dem Schnee blutverschmiert Wölfe stolpern,

ein lebendiges Schießziel - sie sind.

          Идет охота на волков, идет охота!

          На серых хищников - матерых и щенков.

          Кричат загонщики, и лают псы до рвоты.

          Кровь на снегу и пятна красные флажков.

Die Wolfsjagd ist im vollen Gang, die Treiber schreien.

Man mordet alles, - ob erwachsen, ob noch jung.

Die Hunde bellen wutentbrannt und Galle speien.

Blut in dem Schnee und rote Fähnlein2 ringsherum.

Übles Spiel, - griffbereit sind die Waffen, - 

кeine Hand schwankt, man hat keinen Schiss.

Uns versperrt man die Freiheit mit Lappen3,

feuert sicher, des Treffens gewiss.

Wölfe haben doch auch ihre Sitten.

Wohl vor Jahren man hat nach Bedarf

uns mit Wolfsmuttermilch Angst verfüttert,

dass man „über die Lappen“ nicht darf.

Die Wolfsjagd ist im vollen Gang, die Treiber schreien.

Man mordet alles, ob erwachsen, ob noch jung.

Die Hunde bellen wutentbrannt und Galle speien.

Blut in dem Schnee und rote Fähnlein ringsherum. 

„Unsre Beine sind schnell, hart - die Bisse,

weshalb sind wir, sag, Leitwolf, so blöd,

dass wir abgehetzt laufen auf Schüsse

und nicht wagen uns - Richtung Verbot?“

„Wölfe dürfen nicht, können nicht anders!

Siehst, dem Ende sich naht meine Zeit.

Dort, er lächelt, er kommt von der Flanke,

das Gewehr hebt, zum Schießen bereit…“

Die Wolfsjagd ist im vollen Gang, die Treiber schreien.

Man mordet alles, ob erwachsen, ob noch jung.

Die Hunde bellen wutentbrannt und Galle speien.

Blut in dem Schnee und rote Fähnlein ringsherum.                                     

Nun aber Schluss! Durch Lappen - ins Freie, - 

Lebensgier siegt ob Lebensgefahr! 

Hinter mir hocherfreut ich hör‘ Schreie

und verwunderte Rufe der Schar.

Ledig bin ich der Kraft, Sehnen reißen,   

nicht wie stets, - besser geht es mir heut‘.

Ich reiß‘ aus - aus dem Rotlappenkreise,

lass‘ den Hetzjäger zieh‘n ohne Beut‘.

Die Wolfsjagd ist im vollen Gang, die Treiber schreien.

Man mordet alles, ob erwachsen, ob noch jung.

Die Hunde bellen wutentbrannt und Galle speien.

Blut in dem Schnee und rote Fähnlein ringsherum.

          Идет охота на волков, идет охота!

          На серых хищников - матерых и щенков.

          Кричат загонщики, и лают псы до рвоты.

          Кровь на снегу и пятна красные флажков.

_____________________________

1. Rotlappenkreis – eingeschränkte Gegend, die von Jägern und Treibern bei der Jagd mit Leinen (Stricken), auf denen rote Lappen (Fähnchen) angebracht werden, „eingelappt“ (eingekreist) wird, um das Wild in eine bestimmte Richtung, wo die Jäger im Hinterhalt lauern, zu lenken.

2. Fähnlein – ausschließlich rot, mit denen man das Wild vom Überschreiten eines bestimmten Reviers abschreckt und somit in die Schusslinie der Jäger lenkt.

3. Lappen – Fähnchen, aus der Jägersprache.

Глубинная, философская метафора этого произведения очень благотворно, вспоминаю, вписывалась в мою подсознательную жизненную философию, определявшаяся активной человеческой гражданской позицией, в соответствии с моими убеждениями, моим мятежным ментальным началом… Поделюсь сокровенным:

«Я понял, что я не один

и что есть голоса,

протестные, в полный голос звучащие –

через дни и века -

громкие, до хрипоты голосящие, -

…созвучные мыслям моим…»

И это шестистишие, изъятое из одного из моих бунтарских поэтических текстов, родилось в моем целеустремленном бушующем сознании вослед именно этой песне - этого незаурядного поэта, пополнив тем самым цикл моих непубличных мятежных откровений, которые я мог доверить лишь очень близким людям, друзьям-соратникам (Юрию Руппу, Вольдемару Килю, Виктору Кляйму, Элле Каутц, Нелли Герман, Гейнцу Пфефферу… - и они должны помнить их) под изначальным названием „Ich bin geboren, gegen Heuchelei zu protestieren…“ („Родился я, чтоб лицемерье опротестовать“).

А затем – да, судьба непредсказуема, мне довелось встретиться с автором выше воспроизведенной песни, имя которой уже позже оформилось как „Охота на волков“, а также других его шедевров поэтического творчества: „Банька по белому“, „Я не люблю“, „Сыновья уходят в бой“, „Кони привередливые“ и мн. др. - c Володей Высоцким, как его называли друзья, как, между прочим, и недруги, и их было у него немало… - воочию. И случилось это в том незабвенном январе 1980-го.

Тогда мы, советские (российские) немецкие литераторы, собрались в Москве, в Союзе Писателей, на очередную конференцию, чтобы обсудить проблемные особенности соцреализма, другие насущные вопросы… Мне предстояло утвердить с коллегами „по цеху“ список авторов, предлагавшихся В. Эккертом, Э. Кончаком и дополненного мной, для включения в первый том первой советской крупномасштабной трехтомной «Антологии советской (российской) немецкой литературы», запланированной к изданию в издательстве „Казахстан“, где я в то время руководил редакцией по изданию литературы на немецком языке. Это было очень серьезное предприятие, замечу здесь не между делом, потому что в эту книгу предлагались в своей доминирующей части писатели и поэты довоенного периода, репрессированные большевистским режимом. Их произведения, как и они сами канули в бездну небытия, и необходимо было приложить немало усилий, чтобы вырвать этих людей из оков безызвестности, сделать их произведения достоянием лишенных своей истории и национальной письменной культуры потомков…

Как-то, после насыщенного рабочего дня, совсем незапланированно, мы, т.б. Роберт Вебер - поэт из Москвы, председатель Комиссии по советской немецкой литературе при СП СССР, Виктор Гейнц - поэт, заведующий кафедрой одного из вузов Петропавловска, и я - публицист, издатель из Алма-Аты, член упомянутой Комиссии по советской немецкой литературе при СП СССР, отужинав в буфете Союза писателей – бывшей усадьбы семейства Наташи Ростовой, решили немного расслабиться, отметить нашу встречу. По внутренним лабиринтам здания мы прошли в ресторан Центрального Дома литераторов (ЦДЛ), известного места тусовок членов этого творческого Союза. Едва переступив порог, на нас выдвинулся солидного возраста и крупного телосложения швейцар: „Членские билеты, товарищи?!“ Роберт предупредил меня с Виктором заблаговременно, так как мы к тому времени еще не были членами СП СССР (и стать таковым было делом не из легких, - ими мы станем соответственно 6 и 8 лет позже): „по-русски – ни слова, остальное – моя прерогатива.“

Предъявив свой членский билет, он с характерным московскому акценту аканьем и иканьем коротко заметил: «эта са мной – члены нимецкой дилигации». Нам определили столик напротив стены памяти, испещренной огромным количеством подписей-росписей писателей, поэтов, других именитых гостей.

Мы заказали сухого темного вина и по рекомендации Роберта - фирменное блюдо ресторана ЦДЛ, салат „Олимпийский“, ну, конечно - как же иначе - в преддверии Московской Олимпиады. Мы выпили пару раз за встречу, за что-то, вероятно, еще. Оказалось, как мы поняли вскоре, обcуждался или чествовался телефильм „Место встречи изменить нельзя“, режиссера Станислава Говорухина, заглавную роль (руководителя одного из отделов МУРа - Жеглова) в котором сыграл Владимир Высоцкий и имевший огромный успех. Мы попали на заключительную часть этого мероприятия: выступали представители от творческих союзов – кинематографов, писателей, композиторов и просто какие-то люди… Я, за редким исключением, никого не знал, скажу откровенно. Вспоминаются ответы на вопросы братьев Вайнеров, соавторов сценария к фильму, короткое выступление актера В. Павлова, сыгравшего колоритную роль Левченко - члена банды „Черная кошка“, бывшего участника войны, сослуживца Шарапова (В. Конкина)…

 *     *     *

«Мне есть, что спеть, представ перед Всевышним,

мне есть, чем оправдаться перед Ним».

Владимир Высоцкий.

Высоцкий, в классическом черном пиджаке и темной рубахе, без галстука, сидел за столиком в окружении толпы поклонников его творчества (или еще чего) и разного ранга „товарищей“ на противоположной стороне зала, ближе к галерке, односложно, как-то отрешенно, реагирyя на их вопросы. Роберт покинул стол, извиняясь: „На пару мгновений - по делу.“ Через несколько минут вижу: стоит рядом с Высоцким и машет нам рукой. Мы с Виктором поднялись и направились к Роберту. «Вот мои друзья, Володя, соратники, начинающие-разгоняющиеся – и солидную надежду подающие - немецкие литераторы из Казахстана Виктор Гейнц и Константин Эрлих. Хотели бы просто тебя поприветствовать.“- „Немцы что ли?“ - Роберт кивнул. – „Sehr angenehm, schön, присаживайтесь“, - заинтересованно отреагировал Высоцкий. Гейнц подал руку, молвил: „Виктор.“ – „Константин“, - пожал я протянутую мне поэтом кисть. Мы сели за стол, официантка поставила на стол бутылку болгарского вина, разлила его по четырем фужерам… Роберт поднял бокал c (примерно) таким тостом: „Володя, за тебя. Будь здоров, дальнейших творческих удач тебе!“ –  Виктор тоже что-то об успехах пробормотал, а я про коней что-то добавил: послушных, "непривередливых…“, видимо, довольно удачно подобрав подходящую метафору. Высоцкий посмотрел на меня изучающим, как мне сегодня кажется, оценивающим взглядом, прищурившись, - улыбнулся. Мы выпили втроем, как и подобает по русскому обычаю, до дна. Поэт лишь пригубил, пояснив извиняющимся тоном: „тяжелые - эти дни, устал неимоверно… И через короткую паузу добавил: „стало быть, на немецком пишете, и в каких жанрах?“. – „В лирике экспериментирую“, - раскачивающимся тоном ответил Гейнц. - „А я в литературоведении прозябаю (что-то в этом роде) и еще - вот их издаю“, - указав взглядом на своих друзей. - „Хорошо им“, - с кривой шутливой улыбкой на лице заключил Высоцкий, - свой издатель есть… Нужная профессия. Кстати, а я жил когда-то в ГДР, знал язык неплохо, но со временем за невостребованностью он как-то позабылся…“

…Нас несколько раз прерывали поклонники поэта какими-то вопросами, просьбами об автографах, на что он почти не реагировал. Вебер, повторно разлив вино, произнес: „Не будем занимать, Володя, твое время. …Твое здоровье!“ Мы слегка чокнулись бокалами и я, помню, добавил, помятуя, что распыляться, рассыпаться в дифирамбах – здесь не очень удачное время: „И особая благодарность за сильные песни и стихи, Владимир Семенович. …Надежной страховки!“, - апеллируя к „альпийcким“ текстам поэта, заключил я.

Мы вернулись за свой стол, доели упомянутое фирменное „олимпийское“ блюдо, допили вино. Затем, выкурив по сигарете/трубке, подались восвояси, в гостиницу „Центральная“ на улице Максима Горького - в нашу резиденцию.

В гостинице, вспоминаю, мы, чтобы не мешать соседям по номеру, вынесли из комнаты в конец коридора столик и стулья, посвятив себя пространной дискуссии с нашим российским немецким писателем, поэтом и драматургом Александром Реймгеном, обсуждению его пьесы „Первые“, поставленную позже на подмостках Немецкого драматического театра в казахском Темиртау…

К полуночи мы, наконец, распрощались, и я еще долго не мог уснуть под впечатлениями этого бурного, насыщенного дня. Я думал о Владимире Высоцком, сожалел о скоротечности нашего знакомства и как-то исподволь вышел к (довольно субъективному) заключению: что-то уж очень начальное объединяет нас с ним в восприятии окружающего мира.

„Мне надо –

где метели и туман...

…Открыты Лондон, Дели,..

…Но мне туда не надо“, - перебирал я в мыслях слова поэта, и отвечал ему своими строками (здесь - в переводе на русский язык):

„Нам не вернуться

в снежные бураны,

в игристую колючую метель.

Я в грезах снежных

брежу неустанно,

рыдает в них весенняя капель.“

И мне кажется, я так и растворился в снежном сонме альпийской тематики Владимира Высоцкого - глубинных лабиринтах своего сознания:

„Ты идёшь по кромке ледника,

Взгляд не отрывая от вершины.

Горы спят, вдыхая облака,

Выдыхая снежные лавины“, -

Все более убеждаясь в созвучии нашего сердцебиения, гармонии мыслей и мятежного поэтического слога (здесь в оригинале):

„Ich schmieg' mich an des Abhangs Wange,

den Blick vom Gipfel wende ich nicht ab.

Es keuzt der Berg im lichten Prangen,

speit Schneelawinen in das Tal hinab.“ – K.E.

…Случилось так, что эта первая встреча с Владимиром Высоцким, к моему горькому сожалению, оказалась и последней. Летом того же, 1980 года, (прошло, значит, ровно 40 лет - именно сегодня, 25 июля) Поэта не стало…

Ах, вы кони, мои кони – мои вы, вороныя…

                                   Со скорбными чувствами

                                   по безвременно ушедшему Владимиру Высоцкому.

С о н г

Ах, вы кони, мои кони - мои вы, вороныя.

Рвется песнь моя над зоной – в края мои родныя,..

     в края мои родныя…

В пургу иссиня-белую, снега заиндевелыя

я помню ту дорогу – к заветному порогу.

И аккурат к зазнобе – красе сибирской пробы...

Горюет вечность целую - березка снежнотелая.

Ах, скачите, мои кони! - Как же дни волынятся...

Долгий срок трубить мне в зоне, - скоро не откинуться,..

     скоро не откинуться…

И рвусь к своим истокам я, в туманы с поволокою.

Там в далях бесконечных - моих страстей зов вечный.

Скажу чистосердечно: каким я был беспечным,

что вырыл ров глубокий я – меж нами, сребробокая.

. 

Ах, уже загнал вас, кони - ждет меня красавица.

Без меня что станет с зоной?! – Как-нибудь управится,..

     как-нибудь управится…

A время не вертается – дни медленно вращаются.

Вы поспешите, кони - что чалиться в полоне?

Уж след взяла погоня. - И вот я - волк в загоне:

в грудь пуля ударяется,.. с зазнобой зэк прощается…

Ах, вы кони, мои кони - мои вы, вороныя.

Песнь завязла в полутоне – в снегах твоих, Россия,..

     в снегах твоих, Россия…

Песнь завязла в полутоне – в снегах твоих, Россия,..

     в снегах твоих, Россия,..

     в снегах твоих Россия... – К.Э.

В скорби сердечной, бездонной пребывают сегодня миллионы россиян и соотечественников зарубежом.

Мы вспоминаем великого Поэта, пророка и глашатая свободы - Владимира Высоцкого…

„Мне есть, что спеть, представ перед Всевышним,

Мне есть, чем оправдаться перед Ним“, - заключил как-то Владимир Высоцкий.

И мы не можем не согласиться с Поэтом. Вечной жизни его песням и стихам, его незабвенной памяти….

Константин Эрлих,

Фото: М. Пазия.
______________________________________________________________________________________________________

К 90-летию Евгения Евтушенко

«Поэт в России – больше, чем поэт.»

Это строки из вступления к поэме «Братская ГЭС», которую поэт Евгений Евтушенко, уже тогда известный многим автор замечательных стихов, написал в 1965 году, будучи еще молодым человеком.

А для меня Евгений Евтушенко с четырнадцати моих лет не только один из самых любимых и почитаемых русских поэтов еще и сегодня, но и уважаемый, замечательный помощник. И вот почему.

В 1968 году я училась в восьмом классе Желанновской средней школы, что находилась в сибирской «глубинке» в Омской области. Но и тогда, не только без интернета, но часто еще и без телевидения (телевизоры в то время в селе имелись далеко не в каждом доме), мы «тянулись» к свету,  и помогали нам в этом средства массовой информации – радио и пресса – советские журналы и газеты. В нашей семье денег на них не жалели, мама шла навстречу всем нашим просьбам, и мы читали в детстве и «Мурзилку», и «Пионерскую правду», и журнал «Пионер», а потом, в старших классах, и журнал «Советский экран», и очень популярный тогда у молодежи журнал «Юность». В нем-то и прочитала я как-то в 1968 году подборку стихотворений молодого поэта Евгения Евтушенко. В числе других в ней было опубликовано и стихотворение «Идут белые снеги». Оно мне так понравилось, что не составило никакого особого труда запомнить, выучить его наизусть. Конечно же, просто так, не подозревая, что оно когда-нибудь понадобится.

В мае того же года мы окончили восьмой класс, и нам предстояло сдавать экзамены за восьмилетнюю школу. Первый экзамен – сочинение. Помнится, предложено было несколько тем, и одна из них – «свободная», то есть не по «пройденным» на уроках литературы произведениям. Не помню точно, как она была сформулирована, но, вероятно, тема касалась Родины, России. И именно эту тему я выбрала, а в ходе работы над ней использовала в моем сочинении так кстати, как оказалось, заученные строфы из стихотворения «Идут белые снеги» (См. в приложении - внизу*.). И за эту мою экзаменационную работу получила пятерку. Так что можно, пожалуй, сказать, что заработала я ее с помощью поэта Евгения Евтушенко. Шутка, конечно, но, возможно, с долей истины. Жаль, не спросить теперь об этом дорогую мою учительницу русского языка и литературы Ольгу Андреевну Астафьеву.

Много, очень много лет прошло с тех далеких шестидесятых. Евгений Евтушенко прожил, по его же словам, «на редкость долгую для русских поэтов жизнь», написал и сделал очень немало, ведь одних только крупных поэм у него более двадцати. И все эти годы я была преданной поклонницей его творчества, старалась находить и читать каждую его новую вещь, и не только стихи и поэмы, но и прозу. Всегда и всюду я выискивала, вылавливала его новые работы, учила наизусть особо понравившиеся стихи, а песни на его стихи и учить не приходилось, они сами ложились на душу и в память, вспомните хотя бы «Сережку ольховую», «Вальс  о вальсе», «Зашумит ли клеверное поле», «Хотят ли русские войны», «Бежит река,  в тумане тает...», «Твои следы», «Дай Бог».

Возвращаясь к началу статьи, приведу всю строфу:

Поэт в России больше, чем поэт,

В ней суждено поэтами рождаться

Лишь тем, в ком бродит гордый дух гражданства,

Кому уюта нет, покоя нет.

И примером для поэта служили славные его предшественники. В своей «Преждевременной биографии» Евтушенко, рассуждая о русской поэзии, пишет: «Русской поэзии, может быть, как никакой другой поэзии в мире, всегда была свойственна высокая гражданственность. Русские поэты всегда были духовным правительством своей страны». И приводит примеры-доказательства, цитируя стихи Пушкина, Некрасова, Маяковского, называя имена Лермонтова и Блока, замечая, что «Поэты помогали России думать...»

Не берусь судить, насколько поэзия Евгения Евтушенко пронизана «гордым духом гражданства», но для меня его поэзия всегда была своего рода маяком, компасом, которая определяла какие-то важные для времени общественные и нравственные ориентиры, давала возможность сверить с ними свои взгляды и настроения, а кроме того просто предлагала подумать, поразмышлять о жизни, помните: «И, видимо, жизнь не такая уж вещь пустяковая, когда в ней ничто не похоже на просто пустяк». Евгений Евтушенко активно жил в своем времени, много писал и о нем, и о любви, и о мире вообще и о мире как антониме слова «война». Он до последнего всегда откликался на каждое важное событие в жизни страны, порой и мира, и всегда было очень интересно читать его отклики, его новые работы. Один из них в памяти до сих пор: стихотворение «Оплакиваемый самолет», написанное после катастрофы с малазийским самолетом, в которой погибло 285 человек. Еще тогда «запали в душу» эти строчки:

Хватит друг в друга пальцами тыкать

Минам - в планете истыканной тикать.

Все-таки мы не в средневековьи

И останавливание крови

Нужно немедля, но не сгоряча

И от политика, и от врача.

Написано оно 18-19 июля 2014 года, но сегодня особенно горько и тяжко трогает душу. Во-первых, конечно, потому, что и через восемь лет кажется, что речь в нем о сегодняшнем дне, о том, что происходит в мире сегодня. А во-вторых, потому что написано оно в день рождения поэта, и 18 июля этого года ему могло бы исполниться 90 лет. Могло бы... Но не случилось. Говоря строчками моего любимого стихотворения:

Жить и жить бы на свете, да, наверно, нельзя.

Даже поэтам. Евгений Евтушенко умер в 2017 году. Только, верится мне, поэты по-настоящему все же не умирают. Ведь остаются их книги, их стихи, а в них – их мысли, их взгляды на жизнь и мир, их печали и радости. И мы всегда можем пообщаться с ними как с живыми людьми, и найти у них, может быть, и ответы на свои вопросы, и советы, и просто доброе дружеское общение, которое так порой необходимо. И с книгами поэта Евгения Евтушенко, как с хорошим другом, я не расстанусь никогда.

Лидия Майер.

Варбург. Фото: Википедия.

______________________________________________________________________________________________________

* Евгений Евтушенко

Если будет Россия, значит, буду и я.

Wenn es geben wird Russland, geben wird es mich auch.

Евгений Александрович Евтушенко (собств. — Гангнус, род. 18 июля 1932 г. на станции Зима Иркутской области. Умер 1 апреля 2017 г. в американском штате Оклахома. Советский, российский поэт. Известен также как прозаик, режиссер, сценарист, публицист и актер. Внес грандиозный вклад в развитие отечественной и мировой литературы и культуры. 

Идут белые снеги,                                Es zieh‘n blauweiße Schneen,

как по нитке скользя...                         wie am Faden herab.

Жить и жить бы на свете,                     Wunderschön ist das Leben,

но, наверно, нельзя.                             doch es reißt einmal ab.

Чьи-то души бесследно,                       Spurlos schwinden die Seelen,

растворяясь вдали,                              ziehen fort, wie der Rauch,

словно белые снеги,                             wie die weißfarb‘nen Schneen

идут в небо с земли.                             steigen himmelwärts auf.

Идут белые снеги...                             Es zieh‘n blauweiße Schneen,

И я тоже уйду.                                     ich muss zieh’n auch mal fort,

Не печалюсь о смерти                         doch es macht mich nicht trübe,

и бессмертья не жду.                           zu verlass’n meinen Hort.

Я не верую в чудо,                               Ich glaub‘ nicht an ein Wunder -

я не снег, не звезда,                             bin kein Schnee und kein Stern;

и я больше не буду                               lös' mich auf im Getriebe -

никогда, никогда.                                 in der schneeigen Fern.

И я думаю грешный,                            Ich denk‘ nach - ich - ein Sünder -

ну, а кем же я был,                              das bin ich - und nichts mehr,

что я в жизни поспешной,                    was hab‘ ich - als das Leben -

больше жизни любил?                          liebgehabt noch so sehr?

А любил я Россию                                Mehr geliebt hab' ich Russland -

всею кровью, хребтом --                       dies ganz sicher ich weiß -

ее реки в разливе                                seine schwellenden Flüsse, -

и когда подо льдом,                             unter berstendem Eis,

дух ее пятистенок,                               auch den Geist eig'ner Wände,

дух ее сосняков,                                  und des Kiefernhains Geist,

ее Пушкина, Стеньку                           wie auch Puschkin und Stenjka,

и ее стариков.                                     und den uralten Greis.

Если было несладко                             War das Leben mal schwierig,

я не шибко тужил.                               hab‘ kein Luftschloss erstrebt.

Пусть я прожил нескладно,                  Wenn auch oft plump ich lebte,

для России я жил.                                hab‘ für Russland gelebt.

И надеждою маюсь,                             In der Hoffnung ich quäl‘ mich

(полный тайных тревог)                       (tief besorgt insgeheim),

что хоть малую малость                       dass ich, wenigstens bißchen,

я России помог.                                    hab‘ für Russland gereimt.

Пусть она позабудет,                            Es soll ruhig vergessen

про меня без труда,                              nach dem Tod mich sofort.

только пусть она будет,                        Nur es soll weiter leben -    

навсегда, навсегда.                               immerfort, immerfort,

Идут белые снеги,                                 Es zieh‘n blauweiße Schneen,

как во все времена,                               wie seit uralter Zeit -

как при Пушкине, Стеньке                     jener, Puschkins und Stenjkas,

и как после меня,                                  der, wenn ich bin schon weit.

Идут снеги большие,                             Schneen bauschige ziehen,

аж до боле светлы,                               es glänzt hell jeder Fleck,   

и мои, и чужие                                     meine Spuren und fremde                           

заметая следы.                                     sachte wischen sie weg.

Быть бессмертным не в силе,                Wenn auch ist der Mensch sterblich,

но надежда моя:                                   Hoffnung bebt mir im Bauch:

если будет Россия,                                Wenn es geben wird Russland,

значит, буду и я.                                   geben wird es mich auch.

                                             1965                                                              Перевод мой, 2017

Константин Эрлих

______________________________________________________________________________________________________

К 55-летию газеты „Дойче Альгемайне Цайтунг“

Немного истории…

Первый номер республиканской ежедневной немецкоязычной газеты „Дойче Альгемайне Цайтунг“ вышел в свет под названием "Freundschaft“ („Дружба") 1 января 1966 года в г. Целинограде (ныне - столица Республики Казахстан г. Нур-Султан). Как и эстрадно-филармонический ансамбль "Фройндшафт" в Караганде, а также редакция по выпуску немецкой литературы в издательстве "Казахстан" в Алма-Ате, которую, кстати сказать,  Константин Эрлих успешно возглавлял в течение 10 лет (1978-1988 гг.), основанные в это же время, она была вынужденным ответом советского партийно-большевистского диктаторского режима на активизацию национального движения "советских" (российских) немцев после частичной реабилитации их Верховным Советом СССР в 1964 г. за огульные обвинения в пособничестве нацистской Германии накануне войны 1941-1945 гг.

Первым редактором газеты „Фройндшафт“, издавашейся под условном патронажем республиканской партийной газеты на казахском языке „Социалистик Казахстан“, был назначен опытный журналист и литератор, автор романов и очерков на русском и немецком языках „Истина стоит жизни“, „Свершение“, „Простые смертные“, „Dieser verlängerte Sommer“, „Als wir jung waren, «Nebel», „Erfüllung“ и др. Алексей Борисович Дебольский (псевдонимы: Шмелев, Гуммельс, Стражевский, Шольц) родился 13 января 1916 г. в Харькове, в Российской империи. Умер 19 июля 1997 в Астане.

Отец Алексея Дебольского происходил из ремесленной династии Шольц, мать была дочерью разорившегося петербургского издателя. В 1925 году семья переехала в Подмосковье. Окончил школу ФЗУ, работал на заводах «Электросталь» и «Калибр». В 1938 году окончил географический факультет МГПИ. Работал учителем в Магадане, потом перешёл на газетную работу. В войне участвовал главным образом в качестве военного журналиста, прошел путь от Старой Руссы до Берлина.

В 1946-49 годах сотрудничал в газете «Tägliche Rundschau» в Берлине, затем в военной печати Советской Армии. С 1953 года - свободный литератор, занимался переводами на русский язык с немецкого, английского и французского языков. В 1960-65 работал в центральной газете «Neues Leben». В 1965 году переехал в Казахстан, руководил созданием республиканской немецкоязычной ежедневной газеты «Freundschaft», которую в последующие 10 лет возглавлял. Затем, уйдя на пенсию, продолжил свою творческую деятельность в качестве свободного литератора.

А. Дебольского сменил на посту редактора собкор газеты по Алма-Атинской области Леонид Львович Вайдман, родом из депортированных в Казахстан волынских немцев, русскоязычный журналист и писатель, проявивший себя в журналистике, в первую очередь, своими контрпропагандистскими материалами, а также очерками об известных людях, переводившихся на немецкий язык в большинстве своем Ральфом Пфеффером… Псевдонимы: Эрнст Норден, Рихард Вандерер, Вилли Вайде., проработал в этой должности неполных 11 лет (1977-1988 гг.) Родился в 1940 году в Алма-Атинской области. Умер в Германии в 2008 году. Последнии годы жизни в Казахстане трудился в качестве заведующего идеологическим отделом газеты „Казахстанская правда“.

В феврале 1987 года газета „Freundschaft“ была переведена в столицу РК - Алма-Ату и стала самостоятельным изданием ЦК Компартии Казахстана. В результате обострения внутренних противоречий в коллективе редакции газеты в 1987 – начале 1988 гг. вследствие диктаторской и откровенно антинациональной идеологии, проводившейся редактором газеты и его верноподданническим партийно-управленческим штабом, что в это время уже не вписывалось в сам дух перестройки и гласности в обществе, ЦК КП Казахстана вынужден был отстранить от управления газетой Л. Вайдмана, правда, с принятой в то время в таких случаях формулировкой "по собственному желанию" и утвердить на этом посту рекомендованного большинством коллектива газеты известного публициста, историка и общественного деятеля, заведующего редакцией по изданию литературы на немецком языке издательства „Казахстан“ Константина Владимировича Эрлиха* (родился в 1948 году в Омской области. Псевдонимы: Константин Эрленбах, Теодор Беккер, Рихард Гартман, д-р Роланд Беем, Валди Балтимор и др.).

Новый главный редактор (таковым он стал называться после реформирования им кадрового состава газеты, когда заведующие отделами стали именоваться редакторами отделов, что послужило повышению их ответственности, а также, между прочим, упразднения отдела контрпропаганды), имел – будучи одним из ведущих специалистов в области истории и культуры российских немцев - не только огромный авторитет в среде своих соплеменников, но и, несмотря на свои явно «автономистские» устремления, и во властных республиканских структурах. Он сумел всего за пару недель вывести газету из идеологического тупика, освободить ее из под надзора недремлющего ока партийно-номенклатурной цензуры и превратить в рупор национального немецкого движения в стране. (См. публикации Г. Бельгера, Г. Гроута, В. Кригера, Г. Вормсбехера, А. Фитца, И. Шлейхера и др.)

В декабре 1990 г. газета «Фройндшафт» была переименована им в «Deutsche Allgemeine», позже в «Deutsche Allgemeine Zeitung»). В газете К. Эрлих проработал до апреля 1999 года, вплоть до эмиграции последнего немца из числа сотрудников газеты, после чего сконцентрировался на издании ежемесячника „Евроазиатский Курьер“/„Дойче Альгемайне“, основанного им в Германии в сентябре 1997 г. и издававшегося – вначале в качестве приложения к ДАЦ – а с начала 2000-х годов как самостоятельного независимого издания под названием „ДипКурьер"/ „Руссланддойче Альгемайне“. В настоящее время она издается им в качестве международной еженедельной интернет-газеты.

Накануне 55-летнего юбилея ДАЦ

я попросила Константина Эрлиха об интервью…

- Константин Владимирович, какими запомнились Вам годы работы в „Дойче
Альгемайне Цайтунг“?

- Константин Эрлих: Благодарю судьбу, что она определила мне разовую удачу: будучи приглашенным руководством Казахстана в Алма-Ату, долгие годы работать на поприще нашей национальной немецкой литературы и журналистики, в качестве заведущего немецкой редакцией в республиканском издательстве „Казахстан“ и главного редактора республиканской немецкой газеты „Фройндшафт“ – ныне „Дойче Альгемайне Цайтунг“.
Сегодня я могу со всей уверенностью сказать, что годы прожитые мною на дружественной и гостеприимной казахской земле, соприкосновение с богатой казахской культурой и фольклорными произведениями, пару сот из которых, наряду с произведениями известных казахстанцев Д. Кунаева, О. Сулейменова, М. Зверева и др., я перевел на немецкий язык и опубликовал в упомянутом издательстве „Казахстан“, обернулись для меня живительным источником моего творческого становления, восхода на перевал зрелости.

- Это наглядно иллюстрируют и Ваши поэтические произведения, посвященные Казахстану.

- Константин Эрлих: Наверное.

- Вспоминается Ваш сонг об Алма-Ате:

Alma-Ata,
du reißt mich zu dem steilen
Flug, -
du mein Erinnerungs-

versuch:
Mich weckt
der Straßenbahn Gekreisch,
durchs Fenster zieht
der Kirschengeist, -
des Weins
Geruch.

Refrain:
Alma-Ata,
du meiner Träume Aufenthalt,
der Herzensliebe sich'rer Halt,
Alma-Ata.
du blinkst mir trauernd
aus der Fern,
ich hab dich auch
von Herzen gern…
Alma-Ata…
Alma-Ata…

Ich geh mal raus, -
ich mach mich auf den trauten
Weg, -
ich hab zu dir die Treu'
gehegt:
Der Mädchen Röcklein
weh‘n im Wind
und ihre Augen
liebvoll sind, -
die Liebe
lebt.

Refrain:

Der Sonne grenzenlose
Glut, -
im Innern - der Gefühle
Flut
macht mich
verwirrt:
Im Lichtstrahl schimmern
weiße Knien,
Gelüste sich im Herzen
müh’n,
der Blutpuls
 quirrlt…

Refrain:
Alma-Ata,
du meiner Träume Aufenthalt
der Herzensliebe sich'rer Halt,
Alma-Ata.
du blinkst mir trauernd
aus der Fern,
ich hab dich auch
von Herzen gern…
Alma-Ata…
Alma-Ata…

- И не случайно, что именно Вы явились инициатором издания в московском издательстве „Русский язык“ и соавтором первого в стране русско-казахско-немецкого разговорника!

- Константин Эрлих: Вероятно, да. Но разрешите уточнить: Это было первое такого рода триязычное издание - разговорника на планете Земля!

С Казахстаном, как и с Россией, у меня сложились очень тесные духовные отношения. С душевными, животрепещущими чувствами я вспоминаю очень значимые для меня, живо сохранившиеся в памяти события, связанные с именем первого президента Республики Казахстан Нурсултана Назарбаева, как то его участие в судьбе созданного мною с соратниками по немецкому движению Алма-Атинского Немецкого культурного центра (в мае 1988 г.) и республиканского общества „Возрождение“ - „Видергебурт“ (в июле 1989 г.), его поддержку чаяний и надежд нашего народа в вопросах поступательного удовлетворения его духовных и культурных запросов, восстановления немецкой республики в Поволжье.

С двойственными чувствами я вспоминаю первый визит Б ориса Ельцина в качестве главы российского государства в Алма-Ату, состоявшийся в августе 1991 года, с целью „обмена ратификационными грамотами договора между Россией и Казахстаном“, при которой Н. Назарбаев содействовал мне в аудиенции у президента России (в столичном Доме Дружбы), при которой Б. Ельцин, поднимая тост на лоджии Дома Дружбы в присутствии Н. Назарбаева, пообещал мне положительное решение немецкого вопроса – возрождение национальной государственности незаконно репрессированного немецкого народа в стране, заверив что „только смерть может помешать ему не приехать на съезд советских немцев", запланированный на октябрь 1991 года. Вспоминается и тост российского президента на последовавшем названному знаменательному событию в присутствии ряда журналистов республиканских и центральных изданий фуршете: „За немцев Поволжья!“.

К сожалению, он своё обещание не сдержал, нашедши оправдание себе в развергшемся в стране путче. Парадоксальным для нас, немцев, оказалось хмельное заявление российского президента в январе 1992 г. в Саратовской области, когда он фактически предал своих соотечественников – моих немецких соплеменников, что никакой автономии для немцев там не будет, объявив единственной возможностью отдать нам советский ракетный полигон Капустин Яр в Астраханской области… („Пусть выковыривают снаряды …и Германия пусть поможет…“, - вспоминаюся его убийственные слова). Я бывал на том полигоне во время службы в Советской Армии, где моя воинская часть проводила боевые пуски ракет „Земля-Земля“, и мне известны те пустынные места и то, что начиная с 50-х годов, там было произведено более десятка ядерных взрывов. Для наглядности замечу, что их суммарная мощность составляет приблизительно 65 атомных бомб, сброшенных американцами на японский город Хиросиму.

Немцев охватило разочарование во властях. Досаде не было предела. Эмиграция стала стремительно нарастать, как снежный ком… Ушел и я…

- Я помню то время. Печальное… Немцы ведь связаны с Русью более тысячелетия. И являются, как Вы небезосновательно указываете в своих исторических исследованиях, государствообразующим народом Российской империи. И тут наступили времена, когда они оказались лишними…

Константин Эрлих: Недальновидная политика… Эту тему я обыграл в поэме „Российская немецкая трагедия“. Процитирую выдержку из пролога к ней:

Многострадальному
народу моему -
я с болью в сердце
эту повесть посвящаю…
Из безымянных их могил
и сквозь забвенья тьму
ко мне моих собратьев
глас взывает:
„Ты не забудь, поэт,
наш скорбный крестный ход
навстречь мучительной, голодной,
страшной смерти.

Затравленных, как стадо,
гнали нас на эшафот
бесчеловечной властной
крутоверти…
Ты опиши, бойцами пали мы –
нас тьма,
на жертвенных ГУЛаговских
кострищах, -
нет, не за власть, что нас,
российских немцев, предала, -
за землю нашу, - расскажи,
дружище…“

Я слышу предков голос
из небытия, -
тех сотен тыщ
изгубленного рода…
Взываю к совести
власть предержащих я, -
вернуть свой долг
безвинному народу!


- Что самое сложное в деятельности редактора? Какие качества были наиболее важны именно для Вас и как Вы их развивали?

- Константин Эрлих: Главное в деятельности редактора, и, в особенности, главного редактора это, конечно же, профессиональная подготовка. Я ведь пришел в газету, имея солидный багаж профессиональных знаний: редакторская работа на Омском областном и Алма-Атинском республиканском радио, а также в республиканском издательстве „Казахстан“. И еще, что,
несомненно, важно, работая в национальном издании, быть подготовленным в вопросах истории и культуры своего народа. Этими знаниями я располагал в достаточной степени и постоянно совершенствовался.

- Тому подтверждение Ваша книга „Живое наследие. Очерки по географии поселения и истории культуры немцев в России и Советском Союзе“, увидевшая свет в конце 1988 года на немецком языке в издательстве „Казахстан“, за которую Вам по итогам Всесоюзного конкурса 1990 г. была присуждена Первая премия в области общественно -политической литературы.

- Константин Эрлих: Да, этот факт имел место быть… Это была на тот момент первая монография по этой тематике, изданная в СССР за все послевоенное время.

- Отсюда и огромный резонанс, который она получила в стране, не только в среде соплеменников, но и в научных кругах, и зарубежом. У Вас была уникальная фотография, где Вы за рабочим столом в своем кабинете подписываете ее министру иностранных дел, вице-канцлеру Федеративной Республики Германии Гансу-Дитриху Геншеру.

- Константин Эрлих: Да, есть такая фотография, ее автор фотокор Алма-Атинской „Вечерки“
Малиновский. Высылаю Вам ее.

- Когда это было? Подробности помните?

- Константин Эрлих: Конечно же, помню. Это было в октябре 1990 года, и застиг меня германский министр врасплох. Нет, я уже знал, что высокий гость выразил желание посетить редакцию «единственного немецкоязычного издания в Центральной Азии», но все же его визит стал для меня неожиданностью...
Мы только что провели запланированное собрание редакции, так называемую летучку, определили планы на грядущую неделю... Он явился в мой кабинет в сопровождении сотрудников ЦК и других местных и иностранных гостей...

После подробного разговора и нескольких г-на Геншера вопросов из жанра вежливости, как, напрмер, каково живется нам, немцам, здесь внизу, в Средней Азии, я ответил в юмористическом ключе, что с нами все в порядке. После чего политик заключил: «Интересно встретиться с такой свежей и живой немецкой жизнью в таких далеких азиатских регионах».
Я улыбнулся и шутливо, с определенным намеком, заметил: „Мы привыкли уже, к тому же
живем не на периферии, а в столице!“

„Ну да, да, конечно. Пожалуйста, не серчайте, просто случайная мысль...“, - вежливо извиняясь, ответил Геншер...

Именно на прощание я подписал ему свою книгу и передал в память о его визите в Казахстан, за что он тепло поблагодарил меня и с демонстративной гордостью заметил, что она займет достойное место в его частной библиотеке...

- И на самом деле Ваша книга заняла достойное место в библиотеках всех ведущих историков и политиков, занимавшихся в то время тематикой советских т. б. российских немцев.

- Константин Эрлих: Да, так случилось… Более того, ученые из тогдашней ГДР мне предложили защитить по ней диссертацию на соискание ученой степени доктора философии. С чем я после не долгих размышлений согласился.

- Вы защищались, стало быть, за границей, что было в те времена большой редкостью, и на немецком языке?

- Константин Эрлих: Да, конечно. Вопрос защиты мною диссертации на немецком языке и был камнем преткновения: в тогдашнем СССР и, в частности, в Казахстане, я не имел возможности защищаться на немецком, моем родном, языке.

- Видимо, защита была возможна только на казахском и русском языках.

- Константин Эрлих: Именно. Так как немецкий язык после разгона в СССР Республики немцев Повольжья в августе-сентябре 1941 года перестал быть национальным языком народов СССР. Он являлся иностранным…

Помню, понимая возникшую проблему с моей защитой в Казахстане, директор Института истории, археологии и этнографии имени Чокана Валиханова Академии наук Казахской ССР, академик Манаш Кабашевич Козыбаев (1931-2002 гг.) предложил мне, вопреки существовавшему положению, защититься у него в институте на немецком языке. Но случилось это уже позднее того, как мне была предложена защита – и уже определена ее дата
- в ГДР.

- Что Вам реально удалось сделать для российских немцев

в должности главного редактора? О чём-то сожалеете? Кто Вас поддерживал?

- Константин Эрлих: То время, конец 80-х - начало 90-х годов, осталось далеко позади.
Вспоминается тот достопамятный день, когда в пенатах рупора нашего национального движения, республиканской немецкоязычной газеты „Freundschaft“ - „Deutsche Allgemeine Zeitung“, собрались активисты из числа немцев, проживавших в Казахстане, чтобы организоваться в общественно-политическую структуру, выработать программу, стратегию и тактику действий в развернувшейся по всему Союзу ССР борьбе за равноправие немецкого народа и восстановление незаконно упраздненной немецкой национальной государственности в стране.

18 июня 1989 года в моем пространном кабинете - по моей инициативе и под моим председательством - были сформированы рабочие органы и руководство республиканской общественно-политической организации „Видергебурт“, выработаны главные стереотипы ее деятельности, которые находились в последовательном и гармоничном созвучии с целями и задачами Всесоюзной организации российских немцев „Возрождение“.

Могу утверждать, что поддержку своим новаторским идеям я получал постоянно за малым иссключением от всего коллектива редакции. На протяжении целого ряда лет казахстанская республиканская организация шла в авангарде немецкого национального движения в СССР, а газета „Freundschaft“ – „Deutsche Allgemeine Zeitung“, преобразованная нами в политическую трибуну нашего народа, достойно и самоотверженно сражалась за его интересы в республике и стране в целом.

- Бывший сотрудник ДАЦ Игорь Трутанов в своих воспоминаниях как-то заметил:
„Мне посчастливилось трудиться с Константином Эрлихом, или как мы его тогда звали –Костей. Он был смелым и либеральным редактором, именно он освободил газету от партийного контроля, за что редакция была на какое-то время отлучена от госбюджета. Он не вмешивался в творческий процесс, давая свободу журналистам. У шефа была масса неординарных идей и решений для сложных проблем. Мне в Константине нравится оптимизм и писательский и исследовательский талант. Эрлих первым в послевоенном СССР собрал и издал "Антологию российской немецкой литературы", явился автором «Lebendiges Erbe» -первой послевоенной монографии по истории и культуре немцев в России и Советском Союзе. Не нравилась мне в Косте его трубка, которой он все время дымил...

В 1989 году наш шеф, Константин Эрлих, вывел газету из-под партийной опеки, намного ранее редакторов казахско- и русскоязычных изданий в республике убрал из ее «шапки» обветшавший лозунг „Пролетарии всех стран соединяйтесь“, заменив его созвучным времени перестройки „Für Einigkeit, Demokratie und Humanismus“. С первого января 1990 года газета стала выходить под названием «Deutsche Allgemeine (Zeitung)». В ту новогоднюю ночь я дежурил принимаюшим у станка и в своем архиве в России храню этот номер с автографами
членов нашей редколлегии...“.

- Что бы Вы как бывший гл. редактор пожелали нынешней ДАЦ в 55-летний юбилей?

- Константин Эрлих: В это сложное время разгула пандемии пожелаю всему творческому и техническому коллективу редакции крепкого здоровья, дальнейших творческих успехов и неординарных находок. Будьте счастливы!

09.01.2022.

---------------
*Константин Владимирович Эрлих – член Союза журналистов CCCР и Республики Казахстан; член Союза писателей СССР, РК и РФ; Лауреат I премии Всесоюзного конкурса на лучшее произведение в области общественно-политической литературы; д-р философии, кандидат исторических наук; Заслуженный деятель культуры Республики Казахстан, Почетный журналист Казахстана, Лауреат Золотой Есенинской медали Союза писателей России. Благодарственные письма и грамоты от первого президента РК Н.Назарбаева, Госкомиздата СССР, премьер-министров земли Гессен Роланда Коха и Нижней Саксонии Христиана Вульфа, первого бургомистра г. Гамбурга Оле фон Бойста...

Беседовала Надежда Рунде.

На снимке: Нелли Косско, Эдуард Айрих, Адам Мерц, Константин Эрлих, Юрий Вайдман, Гейнц Пфеффер, Альфред Айсфельд.

______________________________________________________________________________________________________

22 июня -

День памяти и скорби…

В этот день, 76 лет назад, началась Великая Отечественная война СССР против Германии

Мы скорбим по павшим 27 миллионам советских граждан,

в том числе по сотням тысяч безвинных российских немцев, ставших жертвами геноцида в так называемых трудармейских лагерях НКВД…

Бабушка моя любила петь.

Помню я ее всегда поющей.

Хоть и жизнь ее, коль посмотреть,

Быть могла и веселей, и лучше.

Но судьбу себе не выбирать

Немцам из республики на Волге.

В 41-ом был приказ: их гнать! –

Гнать - и все. И разговор недолгий.

Впрочем, депортация была

Лишь началом долгого страданья.

Магистраль стальная их везла

Вглубь, в пучину зла и раставанья…

Как же из подкошенных людей

Батальоны трудармейцев встали?!

Как? Спросить бы нынче палачей,

Тех, что те приказы выполняли.

А приказы - были ли еще

Злей, бесчеловечнее, жесточе?

Чтоб от женщин отрывать детей

Все равно - средь дня или средь ночи?

И в народе видеть только скот,

Скот бесправный, пахотный, рабочий?

А война идет, идет, идет,

Строй же трудармейцев все короче...

Каждая немецкая семья

В том строю родных не досчиталась.

Бабушка назад пришла одна –

Муж и сын навек в тайге остались…

И – ни похоронки, ни креста,

Где бы можно праху поклониться…

Лишь теперь я знаю: неспроста

Помню и порой ночами снится:

У калитки бабушка стоит

И глаза от солнца заслоняя;

Вдаль куда-то в улицу глядит,

Где фигура движется мужская.

А потом легко слезу смахнет:

- Солнышко сегодня ярко светит!

И печально песню запоет…

Простодушно верили ей дети.

Бабушка моя любила петь.

Помню эти грустные напевы

И такую в них печаль и боль;

Что для вздоха не хватало неба…

А было, лишь теперь я поняла:

Сердце болело - бабушка пела.

Память горела - бабушка пела.

Горе приспело - бабушка пела.

Тело болело - бабушка пела.

Бабушка моя любила петь,

Бабушка моя спасалась песней.

Ведь без песни можно умереть

В том молчанье, в тишине зловещей...

                                                      Лидия Майер.

"Трудовая армия была настоящим концлагерем"

Потомок депортированных из Крыма немцев — о том, что пережила его семья...

ТАСС продолжает серию репортажей о народах, депортированных из Крыма в 1940-е годы. Первыми унизительной процедуре высылки подверглись крымские немцы, сразу после нападения Германии на Советский Союз. 18 августа 1941 года на Урал с полуострова начали свой путь первые эшелоны. Всего было выслано около 60 тысяч человек.

Высланных немцев, как вспоминает потомок депортированных Виктор Гацке, разбрасывали по разным лагерям на лесоповалах, зачастую разделяя семьи, и о судьбе своих родственников многим из депортированных до сих пор ничего не известно.

Внук баронессы и землевладельца

Крымские немцы начали активно заселять полуостров после вхождения Крымского ханства в состав Российской империи в конце XVIII века. Дедушка Виктора Вильгельм и его бабушка Сусанна, урожденная баронесса Видман, познакомились в Крыму. В 1915 году в немецком селе Мишен-Найман родился их сын, которого назвали в честь отца. Он стал третьим ребенком в семье — после старших братьев Якова и Эдгара.

До революции семья владела небольшим участком земли, на котором выращивали пшеницу, разводили овец и коров.

— Производили и масло, и мясо, молоко, хлеб, валяли овечью шерсть. Трудились, как говорится, от рассвета до заката, — рассказывает Виктор Гацке.

Поселения — колонии немцев были разбросаны по всему Крыму.

Репрессии для семьи Виктора Гацке начались, как и для многих граждан СССР, в 1937 году. 8 ноября деда арестовали и уже 13 февраля 1938 года расстреляли по приговору "тройки" НКВД. За что — до сих пор доподлинно неизвестно, никаких документов в архивах не сохранилось. Не знают потомки Вильгельма Гацке, и где он похоронен.

На руках только справка о реабилитации от 1957 года, в которой написано, что дело прекращено за недоказанностью вины.

— Как нам рассказали соседи, приехал ночью к дому "черный воронок", в который забрали деда и его товарища, украинца Павленко, с которым они еще до революции имели общий бизнес. Они тогда говорили родным, что все, мол, обойдется, во всем разберутся и утром их выпустят. Оказалось далеко не так, — рассказывает Гацке.

Далее читайте на стр. Geschichte und Gegenwart.

______________________________________________________________________________________________________

Обращение Владимира Путина

к россиянам и соотечественникам

на Украине

Уважаемые граждане России! Дорогие друзья!

Тема моего выступления — события на Украине и то, почему это так важно для нас, для России. Конечно, мое обращение адресовано и нашим соотечественникам на Украине.

Говорить придется обстоятельно и подробно. Вопрос очень серьезный.

Ситуация на Донбассе вновь приобрела критический, острый характер. И сегодня обращаюсь к вам напрямую, чтобы не только дать оценку происходящему, но и проинформировать вас о принимаемых решениях, о возможных дальнейших шагах на этом направлении.

Еще раз подчеркну, что Украина для нас — это не просто соседняя страна. Это неотъемлемая часть нашей собственной истории, культуры, духовного пространства. Это наши товарищи, близкие, среди которых не только коллеги, друзья, бывшие сослуживцы, но и родственники, люди, связанные с нами кровными, семейными узами.

Издавна жители юго-западных исторических древнерусских земель называли себя русскими и православными. Так было и до XVII века, когда часть этих территорий воссоединилась с Российским государством, и после.

Далее читайте на стр. Geschichte und Gegenwart.

_____________________________________________________________________________________________________

Altkanzler Schröder

wirft der Ukraine „Säbelrasseln“ vor

Gerhard Schröder hat im Podcast „Die Agenda“

scharfe Kritik an der ukrainischen Regierung geübt.

Die deutsche Absage an Waffenlieferungen sei „vernünftig“ und der russische Truppenaufmarsch eine Reaktion auf Nato-Manöver im Baltikum und in Polen.

Altkanzler Gerhard Schröder hat die deutsche Absage an Waffenlieferungen in die Ukraine verteidigt und die ukrainische Kritik daran mit deutlichen Worten zurückgewiesen. „Ich hoffe sehr, dass man endlich auch das Säbelrasseln in der Ukraine wirklich einstellt“, sagte Schröder in dem Podcast „Die Agenda“. „Denn was ich dort vernehmen muss, auch an Schuldzuweisungen an Deutschland, wegen der ja vernünftigen Absage an Waffenlieferungen, das schlägt manchmal doch dem Fass den Boden aus.“

Bundeskanzler Olaf Scholz (SPD) und Außenministerin Annalena Baerbock (Grüne) haben der Lieferung letaler, also tödlicher Waffen an die Ukraine eine klare Absage erteilt. Kiew hat das scharf kritisiert. Die Regierung dort fordert unter anderem Kriegsschiffe und Luftabwehrsysteme von Deutschland.

Den russischen Truppenaufmarsch an der Grenze zur Ukraine wertete Schröder auch als Reaktion auf Nato-Manöver im Baltikum und in Polen. „Natürlich hat das Auswirkungen auf das Denken und die Bedrohungsanalyse in Russland selbst“, sagte er. Das müsse man in Rechnung stellen, wenn man auf Ausgleich mit Russland aus sei. Mit einem russischen Einmarsch in die Ukraine rechnet der Altkanzler nicht. „Ich glaube das nicht. Und ich glaube auch nicht, dass die russische Führung ein Interesse daran haben kann und hat, in der Ukraine militärisch zu intervenieren.“

Schröder ist seit seiner Zeit als Bundeskanzler mit dem russischen Präsidenten Wladimir Putin befreundet.

RP online

*     *     *

Reaktionen blieben nicht aus…

Und dies vor allem von den Unionsvertretern… „Diese vollkommene Realitätsverweigerung nimmt gefährliche Züge an“, meldet Alexander Dobrindt gegenüber der Zeitung „Bild“ und Hamburgs CDU-Chef Christoph Ploß nennt Schröders Position als „nur noch peinlich und eines Altkanzlers unwürdig“.

Ploß fordert, dass Schröder sein Büro im Bundestag räumen solle. „Sofern Schröder selbst nicht den Anstand besitzt, auf die steuerfinanzierten Privilegien eines Altkanzlers zu verzichten, sollten sie ihm vom Deutschen Bundestag aberkannt werden“, sagte er dem „Spiegel“. Er warf Schröder vor, „gegen üppige Bezahlung so offen für die Interessen des russischen Staates“ Lobbyarbeit zu leisten.

Es wäre wohl aber noch am Platz, die Schuld des Westens und nicht zuletzt Deutschlands am Putsch in der Ukraine von 2014 einzugestehen, indem die dortige legitime Regierung gestürzt worden ist. Was nichts anderes als Verrat am ukrainischen Volk gewesen ist.

BNS.

______________________________________________________________________________________________________

Токаев заявил о полной стабилизации ситуации

в Казахстане

Президент Токаев: ситуация в Казахстане полностью стабилизирована, порядок восстановлен

Президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев на заседании совета безопасности в четверг заявил о полной стабилизации ситуации в стране и восстановлении правопорядка, сообщила пресс-служба главы государства.

"Открывая заседание, председатель совета безопасности Касым-Жомарт Токаев подчеркнул, что в настоящее время ситуация в стране полностью стабилизирована, правопорядок восстановлен. Принимаются все меры для повышения уровня защищенности личности, общества и государства", - говорится в сообщении.

Массовые протесты в Казахстане начались в первые дни 2022 года - жители городов Жанаозен и Актау на западе страны выступили против двукратного роста цен на сжиженный газ. Позже протесты распространились на другие города, в том числе на Алма-Ату, старую столицу и крупнейший город республики: там началось мародерство, боевики нападали на госучреждения, забирали оружие. В ответ власти ввели чрезвычайное положение по всей стране до 19 января и начали контртеррористическую операцию. По данным ООН, в ходе протестов в Казахстане получили ранения около 1 тысячи человек. По данным генпрокуратуры страны, в результате беспорядков пострадали 4578 человек, погибли 225 человек, в том числе 19 силовиков.

Утром 5 января президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев отправил в отставку правительство и возглавил Совбез. На первом заседании Совбеза под своим руководством Токаев охарактеризовал ситуацию в Казахстане как подрыв целостности государства и сообщил, что обратился за помощью в ОДКБ "в преодолении террористической угрозы". Совет коллективной безопасности ОДКБ принял решение направить в Казахстан коллективные миротворческие силы для нормализации обстановки в стране.

Позднее, 7 января, Токаев заявил, что террористы, в том числе прибывшие из-за рубежа, продолжают сопротивление, и пообещал уничтожить тех, кто не сложит оружие. Кроме того, президент отметил, что все требования граждан, выражавшиеся в мирных формах, были услышаны. Об успешном завершении миссии ОДКБ было объявлено 13 января. Девятнадцатого января минобороны Казахстана заявило, что в республике иностранных военных уже нет.

Парламент Казахстана отменил пожизненное председательство Назарбаева

в Совбезе и АНК

Депутаты сената (верхней палаты) парламента Казахстана на пленарном заседании одобрили законодательные поправки, отменяющие пожизненное председательство экс-президента республики Нурсултана Назарбаева в Ассамблее народа Казахстана (АНК) и Совете безопасности. Трансляция шла на сайте палаты.

О том, что мажилис (нижняя палата) парламента ранее одобрил эти поправки на пленарном заседании, 19 января сообщил депутат Канат Нуров. Позже тексты законопроектов опубликовали на сайте сената.

Согласно заключению комитета по конституционному законодательству, судебной системе и правоохранительным органам палаты, поправки направлены на передачу полномочий председателя АНК и председателя Совбеза президенту страны. Так, в законе об Ассамблее исключается пожизненное право первого президента Казахстана — Елбасы (лидера нации) возглавлять ее, а в законе о Совете безопасности — пожизненное право возглавлять Совбез.

Кроме того, в парламенте обсуждаются изменения и дополнения в конституционные законы, сохраняющие Назарбаеву право входить в состав Конституционного совета республики, а также выступать в правительстве и парламенте.

Возглавлявший Казахстан почти 30 лет Назарбаев сложил полномочия президента 20 марта 2019 года, но сохранил тогда за собой посты главы Совбеза, лидера партии власти "Нур Отан" и главы Ассамблеи народа Казахстана. В апреле 2021 года Назарбаев заявил о решении покинуть пост председателя АНК и передать дела действующему главе республики. Полномочия председателя Совета безопасности перешли Касым-Жомарту Токаеву 5 января — в период массовых беспорядков в стране.

Впервые обратившись к казахстанцам с начала массовых беспорядков посредством видеообращения 18 января, 81-летний Назарбаев заявил, что всей полнотой власти в Казахстане обладает Токаев, а сам он — на пенсии. Тогда же экс-президент опроверг слухи о "конфликте или противостоянии в элите".

Переход от Назарбаева к Токаеву поста лидера "Нур Отана", как ожидается, произойдет на съезде партии 28 января.

РИА Новости.

______________________________________________________________________________________________________

Гуго Вормсбехер

Российские немцы:
спецнацполитика – навечно?

(Заметки на шрамах)

1. Три сестры от разных отцов:
человечество и его нацполитики

В бесконечно многонациональном мире национальный вопрос, судя по всему, всегда играл большую роль, которая сегодня только растет. И можно отметить три главных подхода к нему, сложившиеся за века.

Один (в Америке и всё больше в вассальной Европе): национальность, как и религия, «отделена от государства» и является личным делом каждого, а всё население считается «нацией». Однако понятия население, нация, национальность, народ – редко совпадают в какой-либо стране. Даже в обществе оголтелого потребления, где главные интересы личности и масс переключены на удовлетворение постоянно развиваемых потребительских запросов, т.е. на формирование homo глотающего, и где такой метод снижения значимости национального вопроса до поры до времени вполне эффективен. Особенно на стадии полуголодного существования масс: ведь в первую очередь каждый думает не о сохранении своих национальных особенностей, а о выживании вообще.

Этот путь, кроме прочих, имеет один существенный недостаток: развитие потребительства постоянно развивает спрос и требует его своевременного удовлетворения, иначе идеи, овладевшие массами на непрожиточном минимуме, так актуализируют национальный вопрос (вспомним распад СССР), что превратятся вместе с ним в материальную революционную силу, способную смести всё. Впрочем, полосато-радужный (во всех смыслах) флаг потребительства вместо путеуказующего национального флага имеет и не очень эстетичный побочный эффект: развитие удовлетворения спроса, опережающее интеллектуально-культурное и гражданское развитие, легко превращает массы в стада тучноживотных (см. улицы той же Америки), не только не способных при необходимости защитить свою страну, но и просто обслужить себя.

Второй путь, характерный больше для достаточно мононациональных государств дальнего, ближнего и среднего Востока – это путь под высоко поднятым национальным флагом. Когда религию-идеологию не отделяют от государства, а наоборот, ей подчиняют государство. Когда соблюдают верность традициям и строго регламентируют по ним жизнь. Когда свободы общества и личности очень зависимы от исторического и культурного развития самой страны. Когда воспитание общества и личности идет в духе уважения к своему образу жизни и неприятия экспансии чужого образа жизни. Что не только предупреждает развитие нехороших потребностей и чуждых, назначаемых извне, «общечеловеческих ценностей», но и обеспечивает при необходимости максимальную мобилизацию народа на большие задачи, которые воспринимаются, и не без основания, одновременно и как национальные, и как религиозно-идеологические. «Другие» же национальные вопросы если в таких странах и появляются, то просто малослышимы в железной поступи масс титульной нации. 

Третий путь, уникально выработанный в супер-многонациональной дореволюционной России и затем основательно развитый в СССР, – это сохранять сложившиеся в веках ареалы проживания присоединившихся и присоединенных народов, их национально-территориальные образования, их язык, культуру, уклад жизни, обеспечив им не только государственную защиту от внешних угроз, но и равноправие с другими народами страны: национальное самоуправление, представительство в органах власти, развитие национального образования и культуры, удовлетворение национальных запросов, - и все это порой даже от начального кочевого образа жизни. И через приобщение их к государственному языку и к общей государственной культуре открывать им возможности для полноценного участия в экономической, политической, культурной, общественной жизни страны и для широкой самореализации личности и народа. Что постепенно – и бесконфликтно! – ведет к формированию в каждом народе, каждом человеке все большего потенциала общих знаний, культуры, образованности, общих интересов, ценностей, общих черт в национальном характере и - ко все большему и ненасильственному формированию «общегражданской идентичности» без ущемления идентичности национальной, т.е. к формированию все более единой нации.

Далее читайте на стр. Свободная трибуна.

______________________________________________________________________________________________________

30. Oktober –

Tag des Gedenkens

an die Opfer von politischen Repressalien

Vor 80 Jahren (1941) gab der Oberste Sowjet der UdSSR den barbarischen Ukas über die Vertreibung des autochthonen russlanddeutschen Volkes aus seinen angestammten Wohngebieten bekannt, der in seinem rechtswidrigen Wesen von der russischen Regierung bis heute noch nicht vollständig  aufgehoben worden ist…

30 октября - День памяти жертв политических репрессий

80 лет (1941) со дня объявления Президиумом Верховного Совета СССР варварского Указа об изгнании автохтонного российского немецкого народа из своих исконных мест проживания, который по своему противоправному существу российским правительством до сих пор полностью не отменен...

*     *     *

Eine russlanddeutsche Tragödie                          Российская немецкая трагедия

P O E M                                                                                 П О Э М А

Von Konstantin Ehrlich                                                       Автор: Константин Эрлих

P r o l o g

Ich widme diese Sage meinem leidgeprüften Volk                    Многострадальному народу моему -

mit einem tiefen Schmerz im wunden Herzen…                        я с болью в сердце эту повесть посвящаю…    

Aus ihrer namenlosen Gruft und des Vergessens Nacht             Из безымянных их могил и сквозь забвенья тьму  

in mir der Leidensbrüder Rufe schmerzen:                               ко мне моих собратьев глас взывает:

„Vergiss nicht, Dichter, uns‘ren Trauerzug                                „Ты не забудь, поэт, наш скорбный крестный ход

entgegen furchtbarem und qualerfülltem Hungertode.               навстречь мучительной, голодной, страшной смерти.

Man trieb uns grausig, gleich dem Vieh, auf das Schafott           Затравленных, как стадо, гнали нас на эшафот

der machtbesessnen, herrschsuchtkranken Antipoden.               бесчеловечной властной крутоверти… 

Beschreib‘, dass wir als Kämpfer hier gefallen sind, –                 Ты опиши, бойцами пали мы – нас тьма,  

unter dem Beil Gulag-Archipels Richtern -                                 на жертвенных ГУЛаговских кострищах, -

für unser russlanddeutsches Heimatland,                                  нет, не за власть, что нас, российских немцев, предала, -

nicht für das Pack, das uns verraten hat, - erzähl‘ das, Dichter.“  за землю нашу, - расскажи, дружище…“

Ich hör‘ der Ahnen Stimme aus der Dunkelheit, -                        Я слышу предков голос из небытия, -        

der Hunderttausende aus unsrer Mitte…                                    тех сотен тыщ изгубленного рода…

Ich ruf‘ an das Gewissen derer an der Macht, -                           Взываю к совести власть предержащих я, -

gebt eure Schuld zurück an die geschund’ne Sippe…                   вернуть свой долг безвинному народу!

                                                                       12.01.2021.                                                               28.09.2020.    

¨¨

Sibirien,.. Schneegestöber... Wilder Wind                              Сибирь,.. пурга... Навстречь шальным ветрам

dem deutschen Waisenjungen peitscht entgegen. -                идет оборвыш – сирота-немченок.

Zerlumpt und hungrig eilt voran das Kind;                             Голодный, тащится он по снегам,

es gleicht dem Welpen, abgehetzt vom Jäger.                        как загнанный охотником волчонок.

Von Not gejagt, es strebt von Hof zu Hof,                              Гоним бедой, он от двора к двору

durch Dämmerung und Sturm sich müht nach vorne.              сквозь сумрак и буран вперед стремится.

Es denkt, das ist ein Traum wohl - bös' und doof -,                 А мысль лишь об одном твердит ему,

dieses Geschick zu tragen - hart und dornig.                          что, может, ему сон всего лишь снится?!

 Wie gern wär's aufgewacht, und auf und fort -                      Как бы хотел проснуться он, бежать

 aus diesem Albtraum, der im Abgrund mündet...                   от этого кошмара и презренья...

 Wes böser Fluch, - dass es an diesem Ort                             По чьей злой воле должен испытать

 sich schuldlos plagen muss für fremde Sünden?!                    безвинно он чужие прегрешенья?!

Der Knirps ist baff, dass er zu tragen hat                               Не знает он, что крест ему нести 

das Kreuz des Volks in bitt'ren, heißen Schlachten                  народа своего, в жестокой схватке

gen den Mephisto, der an Wahrheit Statt                               с антихристом, что мир вверг в лоно лжи,

nur Lug und Trug seit eh und je beachtet.                             пожертвовав ей правду без остатка.

*     *     *                                                                         *   *   *

Lesen Sie das Poem auf der Seite  Offene Tribüne.               Читайте поэму на стр.  Свободная трибуна.

______________________________________________________________________________________________________

Landesvorstand des Bundes der Vertriebenen neu gewählt

Grußwort der Landesbeauftragten beim 73. Landesverbandstag des Bundes der Vertriebenen in Wiesbaden

Wiesbaden. Hessens Landesbeauftragte für Heimatvertriebene und Spätaussiedler, Margarete Ziegler-Raschdorf, war am 16. Oktober beim 73. Landesverbandstag des Bundes der Vertriebenen (BdV) zu Gast und sprach ein Grußwort zu den anwesenden Delegierten aus den BdV-Kreisverbänden und den Landsmannschaften.

„Die wichtigste Botschaft des letzten Jahres ist sicherlich die Erhöhung der Fördergelder für die Kulturpflege nach § 96 BVFG und die Mittel für die Spätaussiedlerintegration. Dies war und ist ein deutliches Signal der Landesregierung an die Vertriebenenverbände und Landsmannschaften, für das ich sehr dankbar bin“, betonte Margarete Ziegler-Raschdorf. In ihrer Rede ging sie darauf ein, dass gerade diese Erhöhung der Fördergelder die verschiedenen Projekte der Verbände oft erst ermögliche. Es stünde außer Frage, dass es sich beim Bund der Vertriebenen um einen unabhängigen und selbstständigen Verband handele, der im Hinblick auf seine Projekte jedoch gleichfalls von den Fördergeldern profitiere. „Es ist beachtlich, wie viele neue und anspruchsvolle Projekte der BdV realisiert hat, von Ausstellungen, über Podcasts und kleinen Filmen, bis hin zu Tagungen und Schulungen. Ich hoffe, dass der BdV mit dieser Projekt-Vielfalt Zielgruppen in allen Generationen erreicht“, so die Landesbeauftragte für Heimatvertriebene und Spätaussiedler.

Im Rahmen des 73. Landesverbandstages wurde ein neuer Landesvorstand des Bundes der Vertriebenen gewählt. Der bisherige, seit neun Jahren amtierende, Landesvorsitzende Siegbert Ortmann wurde bei einem Gegenkandidaten erneut zum Landesvorsitzenden gewählt. Zu seinen Stellvertretern wurden Rose-Lore Scholz und Wilhelm Beer bestimmt. „Ich gratuliere allen gewählten Vorstandsmitgliedern herzlich und wünsche Ihnen für die weitere Arbeit im Landesvorstand alles Gute und viel Erfolg“, erklärte Margarete Ziegler-Raschdorf.

Manfred Hüber, der seit 1994 dem BdV-Landesvorstand in Hessen angehörte, zuletzt als stellvertretender Landesvorsitzender, wurde im Rahmen des Landesverbandstages aus dem Landesvorstand verabschiedet. M. Hüber wurde am 21. August 1938 in Karlsbad im Egerland geboren, ist seit 1962 in der Sudetendeutschen Landsmannschaft und im BdV aktiv, ist seit 1990 BdV-Kreisvorsitzender in Wetzlar und ebenfalls seit 1990 SL-Kreisobmann. Von 2004 bis 2007 war er sogar Vertreter in der Bundesversammlung der Sudetendeutschen Landsmannschaft. „Ich danke Manfred Hüber für sein jahrzehntelanges Engagement in den unterschiedlichen Ebenen der Verbände. Nicht umsonst erhielt er 1996 das goldene Ehrenzeichen des BdV-Hessen und wurde 2011 mit dem Hessischen Verdienstorden ausgezeichnet. Sein Einsatz für die Interessen und Anliegen der Heimatvertriebenen ist beispielgebend“, sagte die Landesbeauftragte für Heimatvertriebene und Spätaussiedler.

Im Bild: Der neu gewählte Landesvorstand des Bundes der Vertriebenen in Hessen. 

Foto: BdV Hessen.

______________________________________________________________________________________________________

К 80-летию Указа Президиума Верховного Совета СССР о депортации российских немцев,

28 августа 1941 г.

Восстановить государственность российскиx немцев

 

Ответственность за реабилитацию российских немцев, за судьбу аборигенного российского немецкого народа полностью лежит на руководстве Российской Федерации. И волеизъявление российского немецкого народа ему известно, оно однозначно выражено в решениях 1-ого Чрезвычайного съезда немцев СССР в марте-октябре 1991 года, а также на 1-ом Съезде немцев России в феврале 1993 года, - и оно российскими немцами не корректировалось, тем более не изменялось. Это значит, что данное волеизъявление актуально и по настоящий день, и мы его доводили до сведения как президента, так и председателя правительства Российской Федерации, а также до руководства Федеративной Республики Германии.

Сегодня российские немцы, имевшие свои законные исторические ареалы поселения, закрепленные за ними Высочайшими указами Российской Короны в вечное пользование, которые они в свое время, щедро полив потом и кровью, превратили в цветущие края, а также национальное самоопределение, базировавшееся на соглашениях немецких (германских) общин с Киевскими, Новгородскими, Московскими князьями, а также с местными православными сообществами, на высочайшем договоре Петра I с прибалтийским немецким представительством (1721 г.), предоставлявшему последнему полную политическую, экономическую и культурную автономию в рамках союза, в следствие чего Росское Царство получило морально-юридическое право называться Российской Империей, а владыка ее, Петр Великий, стал Императором, далее на этнокультурно-хозяйственном (1764-1874 гг.), этнокультурном (1874-1918 гг.) и национально-государственном (1918 по 1941 гг.) самоуправлении немцев-поселенцев, вызывавшихся русской элитой: князьями, царями и императорами, начиная с Ивана III, не упраздненном, кстати сказать, по настоящее время сколько-нибудь легитимным государственным актом, разбросаны по многим странам и весям.

Иx надежды на восстановление исторической справедливости - возвращение им их малой родины - до сих пор не оправдались.  

Мы не можем смириться с вопиющей несправедливостью по отношению к нашему российскому немецкому народу, который в результате сфабрикованных огульных обвинений был изгнан из своих родных мест, сослан в Сибирь, на Крайний Север, в Казахстан и Среднюю Азию, где он в нередко искусственно созданных экстремальных условиях, за колючей проволокой так называемых "трудармейских" лагерей, потеряв при этом более трети своей численности, "ковал" великую победу...

Мы требуем от руководства России конкретных практических действий по восстановлению нашей национальной государственности на территории Российской Федерации, а от правительства Федеративной Республики Германии прекращения сабботажа восстановления справедливости в соответствие с волеизъявлением нашего народа, выраженном в решениях 1-ого Чрезвычайного съезда немцев СССР 1991 года и на 1-ом Съезде немцев России 1993 года, а также Указом Президента России «О неотложных мерах по реабилитации российских немцев» (№ 231 от 21.02.1992 г.) и российско-германским Протоколом 1992 года, с тем, чтобы на нашем запланированном на 2015 год национальном Съезде начать практическую реализацию вопроса, положительное решение которого не только в интересах нашего многострадального народа, но и, в первую очередь, в интересах многонациональной России, с которой сотни тысяч наших соплеменников искренне связывают свою национальную перспективу - будущее российского немецкого народа!

                               От имени инициативной группы (России, Казаxстана и Германии) Константин Эрлих,

                                  руководитель делегации от Казахстана на 1-ом Чрезвычайном съезде немцев СССР 1991 года

                                                и на 1-ом Съезде немцев России 1993 года, член Союза Писателей СССР с 1988 года,

                                  Заслуженный деятель культуры (1997) и Почетный журналист (2008 г.) Республики Казахстан,                              Лауреат Золотой Есенинской медали Союза Писателей России (2008 г.), гл. редактор международной                               немецко-русскоязычной интернет-газеты "Дипломатический Курьер / Руссланддойче Альгемайне".

______________________________________________________________________________________________________

Оболганный

и преданый народ…
 

28 августа -

День Памяти и Скорби

80 лет со дня объявления Президиумом Верховного Совета СССР варварского Указа об изгнании автохтонного российского немецкого народа из своих исконных мест проживания, который по своему противоправному существу российским правительством до сих пор полностью не отменен...

Verleumdetes und verratenes Volk

28. August – Tag des Gedenkens und der Trauer

Vor 80 Jahren (1941) gab das Präsidium des Obersten Sowjets der UdSSR den barbarischen Ukas über die Vertreibung des autochthonen russlanddeutschen Volkes aus seinen angestammten Wohngebieten bekannt, der in seinem rechtswidrigen Wesen von der russischen Regierung bis heute noch nicht vollständig  aufgehoben worden ist…

*     *     *

Константин Эрлих

Звучала песнь в плену нирваны…

С о н г

Звучала песнь в плену нирваны

из уст ночи,

она за белыми снегами

лилась вдали…

Хоть еле слышен был ее

зазывный звук,

меня навстречь ветрам несло

в замкнутый круг.

Припев:

Замкнутый круг.

Все чаще возвращаюсь вдруг

туда, любовь где встретил я, −

что не пришлось испить до дна, −

что бьется раненым крылом

в мой стылый опустелый дом.

Замкнутый круг…

Вот тот буранный полустанок −

душевный крик,

вагон товарный, спозаранок −

прощальный миг.

Не повернуть судьбы шаг вспять −

гонг прозвучал.

Разлука вечной может стать −

никто не знал…

Припев…

Сколь лет растаяло в тумане,

я не считал,

сколь их досталось жить в обмане,

Бог знать не дал.

Осталась тяжесть на душе

и боль в груди.

Твой голос слышу вдалеке −

и клич любви.

Припев…

Звучала песнь в плену нирваны -

из уст ночи,

она за белыми снегами

лилась вдали…

Хоть еле слышен уж ее

зазывный звук,

меня навстречь ветрам несет

в замкнутый круг.           

Припев:

Замкнутый круг.

Все чаще возвращаюсь вдруг

туда, любовь где встретил я -

что не пришлось испить до дна, -

что бьется раненым крылом

в мой стылый опустелый дом…

Замкнутый круг.

Замкнутый круг...

______________________________________________________________________________________________________

80. Jahrestag

der Deportation der Russlanddeutschen

Schicksal der Deutschen aus Russland kennen und verstehen

Die Hessische Landesbeauftragte für Heimatvertriebene und Spätaussiedler, Margarete Ziegler-Raschdorf, macht auf die Bedeutung des 80. Jahrestages des „Deportationserlasses“ am Samstag, des 28. Augusts 2021, aufmerksam: 

Als „Deportationserlass“ wird der Erlass des Präsidiums des Obersten Sowjets der UdSSR vom 28. August 1941 „Über die Umsiedlung der Deutschen, die in den Wolga-Rayons leben“ bezeichnet. Dieser Erlass ist als Schlüsselereignis in der über 250-jährigen Geschichte der Russlanddeutschen zu werten, denn er hat weitreichende, grausame Folgen für die Deutschen gehabt, die mehrere Jahrhunderte in Russland gelebt haben. Zuerst wurden mit diesem Erlass die Wolgadeutschen haltlos der Kollaboration mit Hitler-Deutschland beschuldigt und in Folge dessen gemeinsam mit nahezu allen anderen Russlanddeutschen aus dem europäischen Teil der Sowjetunion in wochenlanger Fahrt in Güterwaggons hinter den Ural, nach Kasachstan und Sibirien deportiert. Die Fahrt in die Verbannungsgebiete kostete infolge der unbeschreiblichen Umstände besonders alte Menschen und Kinder das Leben. Insgesamt waren Hunderttausende Russlanddeutsche von der Deportation betroffen. Der „Stalin-Erlass“ bildete den Anfang einer systematischen, repressiven Politik gegen Deutsche in der Sowjetunion. Schutzhaft, Zwangsarbeit, Rechtlosigkeit und gesellschaftliche Ausgrenzung waren die Folgen. Mit der sogenannten „Umsiedelung“ in Gebiete östlich des Urals war auch verbunden, dass die Russlanddeutschen ihre Privilegien, wie ein eigenes Schul- und Bildungswesen und eine eigene Gerichtsbarkeit verloren. Fortan war auch die Verwendung der deutschen Sprache unter Strafe gestellt.

Sobald die Russlanddeutschen in den Gebieten östlich des Urals angekommen waren, mussten sie in verschiedenen Arbeitslagern auf Baustellen, in Bergwerken und in den Wäldern schwerste körperliche Arbeiten verrichten und waren Zwangsarbeiter in der sog. Trud-Armee. Die Trud-Armisten bestanden aus Männern zwischen 15 und 60 Jahren, sowie aus Frauen, die keine Kinder unter drei Jahren zu versorgen hatten. In Folge dessen blieben die Kinder, die älter als drei Jahre waren, sich selbst überlassen und wurden somit dem Tod preisgegeben. Aber auch die Trud-Armisten waren den körperlichen Strapazen der schweren Arbeit und den unerträglichen seelischen Belastungen nicht gewachsen und starben vor Hunger und Erschöpfung. Ohne die Angehörigen zu benachrichtigen, wurden die Leichen in Massengräbern verscharrt.

„Folgen des Stalin-Erlasses waren, dass die Deutschen in der Sowjetunion für rechtlos erklärt wurden, in jahrzehntelanger, erzwungener Verbannung in Sondersiedlungen leben mussten und ihre Bürgerrechte verloren. Dies führte nicht nur zu körperlichem und seelischem Leid bei den Betroffenen, sondern auch zu einer dauerhaften Entwurzelung, da der Volksgruppe die Grundlage der nationalen Identität geraubt wurde. Unter diesem Trauma leiden viele der Deutschen aus Russland bis heute“, erklärt Hessens Landesbeauftragte für Heimatvertriebene und Spätaussiedler.

Margarete Ziegler-Raschdorf betont, dass die Hessische Landesregierung das schwere Leid, welches die Russlanddeutschen während und nach dem Zweiten Weltkrieg erleiden mussten, anerkennt und es auch als ihre Aufgabe versteht, die Erinnerung an dieses schwere Schicksal nicht nur bei den Russlanddeutschen selbst, sondern innerhalb der gesamten Bevölkerung ins Bewusstsein zu rufen und wach zu halten. Die Geschichte der Russlanddeutschen sei Teil gesamtdeutscher Geschichte.

„Es ist gut, dass die Russlanddeutschen hier in Hessen, wie auch in ganz Deutschland sich dazu entschlossen haben, besondere Projekte anlässlich des 80. Jahrestages des Deportationserlasses zu verwirklichen. Dies macht deutlich, dass die Russlanddeutschen diesen Gedenktag besonders würdigen und mit den angesprochenen Projekten darauf aufmerksam machen möchten“, so Margarete Ziegler-Raschdorf. Beispielsweise hat der Bundesverband der Landsmannschaft der Deutschen aus Russland (LmDR) eine Gedenkschrift mit dem Titel „Unschuldiges Leiden. Gedenkschrift zum 80. Jahrestag der Deportation der Deutschen in der Sowjetunion“ veröffentlicht und die Interessengemeinschaft der Deutschen aus Russland in Hessen (IDRH) hat das Projekt „80 Jahre Deportation. Wir erinnern uns.“ gestartet. Dabei berichtet die Erlebnis-, Kinder- und Enkelgeneration mit Fotos, Videos und geschriebenen oder gesprochenen Texten über das Vertreibungsschicksal der Familienangehörigen.

„Mein Anliegen als Landesbeauftragte für Heimatvertriebene und Spätaussiedler ist es, an das schwere Schicksal und die Deportation der Deutschen aus Russland zu erinnern und auch die deutsche Öffentlichkeit darüber zu informieren. Bei der Pflege ihrer Traditionen aber selbstverständlich auch bei der Eingliederung in die hiesige Gesellschaft will ich die Russlanddeutschen nach besten Kräften unterstützen“, erklärt die Landesbeauftragte.

______________________________________________________________________________________________________

Дорогая редация,

Статья Владимира Путина

«Об историческом единстве

русских и украинцев»

______________________________________________________________________________________________________

Константин Эрлих

Российские немцы в жерновах Второй мировой войны

Лидия Майер

В ночь на 22 июня

В эту ночь солдаты не спят

Ветераны войны далекой.

Так далек задумчивый взгляд,

До рассвета курят у окон.

Как короткая эта ночь

Столько горя в себя вместила?

Только памяти не помочь –

Это было, все было, было...

Тот кровавый рассвет звенел,

Свистом пуль заглушая ветер,

В эту ночь солдат повзрослел –

 За страну свою стал в ответе.

Сколько в сердце теперь святых

Пирамид с высокой звездою,..

И у старых солдат седых

Блещут взгляды горькой слезою...

В эту ночь солдаты не спят,

А земля кружится бессонно,

И за ней с тревогой следят

Столько глаз светло и влюбленно...

Памяти ветеранов войны

Другою тогда была страна

И люди были другие.

Их обожгла, окрестила война,

Тех, что остались живые.

Как гимнастерку войну не снять,

И как окоп не засыпать.

Но было легче о ней молчать,

Гремели грозы по крышам.

А книги, фильмы все о войне,

Особенно к главным датам.

Но возвращалась земля в огне

Порой лишь во снах к солдатам.

От тех тяжелых, недобрых снов

Спасением утро было.

И радость мирных земных трудов

На благо семьи, России.

И молча они унесли с собой

Тех дней боевую замять.

Сердец и ран глубокую боль,

Войны жестокую память.

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

12. 06. 2021 - День России

С праздником дорогие друзья, соотечественники!

.

Россия, родная – ты доля моя,                           

вновь клятва-плач Ольги зовет сквозь века.      

Ему внемлю я: вижу род свой в бою, -              

в союзе с тобой, за Отчизну свою...                  

Избрал предок мой непростую судьбу:              

стою у стремнины с тобой - на краю...               

Россия, Россия, Россия, -               

и снятся мне сны непростые:        

ты скорбь моя, боль и стихия,       

ты гордость моя, ты – Мессия,       

Россия, Россия, Россия...               

Душа на распутьи, жжет сердце печаль, -           

и взгляд мой стремится в безбрежную даль:       

руины церквей и селений - в дыму, 

к родным пепелищам поволжским спешу... 

Безбожье - окрест, джут народ мой извел: 

                                                              Кружу в поднебесье - бездомный орел... 

Россия, Россия, Россия, -  

и снятся мне сны непростые: 

ты скорбь моя, боль и стихия, 

ты гордость моя, ты – Мессия, 

                                                                      Россия, Россия, Россия...  

Нет, я не манкурт, что лишился корней, 

cедлаю вновь в путь я горячих коней, 

бросаюсь в объятия русской пурги, 

мчусь берегом Рейна по кромке судьбы... 

Как сладок нирваны сиреневый сон: 

навек быть с Россией - мой вечный полон. 

Россия, Россия, Россия -    

и снятся мне сны непростые:  

ты скорбь моя, боль и стихия,

ты гордость моя, ты - Мессия, 

Россия, Россия, Россия...  

Россия, я сын твой, Россия... 

Слова и мелодия Константина Эрлиха

In Gedenken an Russland…

Oh, Russland, mein Russland, dein Schicksal ist schwer,

es schallt Olgas Wehruf und Schwur von fern her.

Als du gegen Feinde gerückt in den Krieg, -

mein Stamm rang im Bunde mit dir um den Sieg...

Mein Ahn wählte sich einst kein einfaches Los:

Nun steh ich am Abgrund mit dir - heimatlos...

Oh, Russland, mein Russland - Россия,

die Alpträume kommen und ziehen:

Mein Leiden bist du und mein Mühen,

mein Stolz und mein Gram, mein Messias.

Oh, Russland, mein Russland, Россия...

Ich stehe am Kreuzweg, vor Gram birst die Brust, -

in Fernen verliert sich mein Blick voller Frust:

Gehöfte und Kirchen, und Dörfer - verbrannt, -

zum Heimatherd eil ich in mein Wolga-Land...

Rings - gottlose Gegend, entvölkert - die Welt:

kreist heimloser Adler am himmlischen Zelt...

Oh, Russland, mein Russland - Россия,

die Alpträume kommen und ziehen:

Mein Leiden bist du und mein Mühen,

mein Stolz und mein Gram, mein Messias.

Oh, Russland, mein Russland - Россия...

Ich bin kein Mankurt, der die Wurzeln nicht kennt,                        Oh, Russland, mein Russland - Россия,    

ich schwing mich aufs Roß, renn kopfüber, behend,                       die Alpträume kommen und ziehen:

entgegen dem russischen Schneesturm und Wind,                         Mein Leiden bist du und mein Mühen,

am Rand meines Schicksals den Rhein längs geschwind...               mein Stolz und mein Gram, mein Messias.

Wie süß ist Nirwanas blaufliederner Traum:                                   Oh, Russland, mein Russland - Россия...

Von Russland gefangen - entkomm' ich ihm kaum.                         Dein Sohn bin ich, Russland - Россия...

Worte und Melodie von Konstantin Ehrlich.

___________________________________________________________________________________________________________________________________

Российские немцы - народ-пария,

народ - изгнанник...

В этом году российские немцы отмечают одну из самых трагических дат в своей героической биографии: 80-летие варварского Указа Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 года «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья», вследствие которого все немецкое население Автономной Советской Социалистической Республики Немцев Поволжья и других европейских регионов страны было препровождено под конвоем на вечное поселение в Сибирь, на Крайний Север, в Казахстан и Среднюю Азию...

Сегодня российские немцы, имевшие свои законные исторические ареалы поселения, закрепленные за ними Высочайшими указами Российской Короны в вечное пользование, которые они в свое время, щедро полив потом и кровью, превратили в цветущие края, являются единственным народом, огульно обвиненным властями в пособничестве нацистской Германии, до сих пор нереабилитированным.  . Казалось бы, на первый взгляд, ничто не предвещало такого варварского отношения руководства страны к своим гражданам, автохтонному советскому немецкому народу (немецкий этнос является государственно-образующим в становлении Российской империи – факт игнорируемый современными историками и политологами), положившему на алтарь Отечества грандиозные свершения в различных областях экономической, культурной и политической жизни российского и советского государств...

.

Российские немцы, располагая издревле на Руси / в России национальным самоопределением, базировавшемся на соглашениях немецких (германских) общин с Новгородскими, Киевскими, Московскими князьями, а также с местными православными сообществами, а также на высочайшем договоре Петра I с прибалтийским немецким представительством (1721 г.), предоставившему последнему полную политическую, экономическую и культурную автономию в рамках союза, в следствие чего Росское Царство получило морально-юридическое право называться Российской Империей, а владыка ее, Петр Великий, стал Императором, немецкие граждане страны занимали достойное место в Российском государстве.

.

В последующие годы российские (советские) немцы имели этнокультурно-хозяйственное (1764-1874 гг.), этнокультурное (1874-1918 гг.) и национально-государственное (1918 по 1941 гг.) самоуправление, не упраздненное, кстати сказать, по настоящее время сколько-нибудь легитимным российским государственным актом.

Иx надежды на восстановление исторической справедливости - возвращение им их малой родины - до сих пор не оправдались... 

+    +    +

Российские немцы,.. народ-пария, народ - изгнанник... - Народ - легенда!

Оратория

Эти строки я посвящаю российским немцам, ставшим жертвою большевистской гильотины

и тем, которые ценою неимоверных усилий и страданий пережили ужасы геноцида 

и многолетних преследований советской диктатуры, а также их детям, 

хранящим память о своих отцах и матерях и гордящимся тем, что они российские немцы...

Горькая, как полынь, трагическая, как библейский потоп, величественная, как распятый Христос - ты повсюду со мной, в судьбе моей - судьба моего народа... И нельзя тебя избегнуть, и противиться тебе невозможно! Ты ниспослана мне свыше, той высокой идеей, которая рукотворит миром...

Ты - тяжелое бремя, доставшееся мне в наследство, и я неcу его безропотно, не хныча, забывая вытирать на ногах своих кровь, алой краской окропившую не одну версту оставленного позади пути, пути многотрудного, большей частью трагического, пути народа-пасынка, народа-изгоя, пути российского немца... Неcу его ...с гордостью и достоинством...

И помню...

Я к сагам предков возвращаюсь,  

из памяти не вырвать их, - 

к своим корням в мольбе взываю, 

и зову сквозь миры внимаю 

германских пращуров моих, 

          германских пращуров моих….  

Вот вижу колонистов племя    

в степях окраинных Руси.            

И в дождь, и в снег несчастий бремя   

несло оно сквозь рок и время,

лишенья дерзкого пути,  

          лишенья дерзкого пути…   

Освоив девственные степи,  

восстав с колен, подняв главу,    

мой праотец разверзнул плечи -   

пшеницы злачной лились реки, -  

трудом своим сломив нужду,   

          трудом своим сломив нужду... 

Но времена пришли иные,        

и вот „шпион“ я, „диверсант“…  

Настигли нас года лихие -               

нежданно, времена шальные, -         

начальник - злобный комендант,    

          начальник - злобный комендант.  

Сибирь, тайга и лай собачий,   

наотмашь бьет пурга в лицо.      

Я бьюсь с судьбой в бою горячем -   

трясина чавкает и плачет, -                 

cколь трудармейцев полегло,         

          сколь трудармейцев полегло…         

И вот стою я над стремниной:          

мне лагерь в ссылку вождь сменил,               

здесь комендант в вольер звериный -  

навечно мой народ невинный, -             

в спецпоселенья поместил,      

          в спецпоселенья поместил…      

Ничто под звездами не вечно,   

cобрался в путь я налегке.    

Отцов земля сопит беспечно -    

и взгляд бездушный, бессердечный, -   

навстречь на пыльном большаке,    

          навстречь на пыльном большаке…     

Напрасно бьюсь о брег скалистый -   

мой статус не берется в счет.    

Здесь в политических игрищах - 

политкорректных глобалистов

не нужен я и мой народ,     

          не нужен я и мой народ…     

Осколок гессенского рода,                     

забыт в колдобинах судьбы,             

брожу сквозь годы и невзгоды,    

черпаю в древних сагах, одах,

сжав зубы, запах полыни,                    

в корнях черпаю соль земли,

          в корнях черпаю соль земли…

Я помню то допотопное время, когда ты тихим, едва заметным ручейком вышел в то далекое, небезопасное путешествие... С годами ты рос; крепчал и закалялся твой характер.

И вот уже бурным потоком ты несся по бескрайним евроазиатским просторам, везде и повсюду распрострaняя ростки цивилизации, окропляя их живительной влагой титанического подвижничества, оставляя благоденствие на своем тернистом пути, когда тебя вдруг объявляли вне закона, и ты был вынужден покинуть насиженные места. Но ты не сдавался, боролся - порой не на жизнь, а на смерть - за свое место под Солнцем, выплескивая благотворную энергию души своей за моря и океаны...

Российские немцы,.. народ - пария. Народ - изгнанник. Народ - легенда! Тебя пытались заморить голодом, стремилиcь выжечь с лица Земли, но ты выстоял - числом неимоверных жертв и нечеловеческих страданий. Ты вновь и вновь расправлял свои могучие плечи и шел вперед, навстречу новым испытаниям и - новым свершениям. Cколько сил и энергии ты положил на алтарь Отечества!

Сколько великих сынов и дочерей ты пожертвовал цивилизации! Екатерина Великая, Миллер, Шлёцер, фон Тизенгаузен, Литке, Гампер, Пестель, Кюхельбекер, Дельвиг, Губер, Каролина Павлова-Яниш, Крузенштерн, Беллингсгаузен, Барклай де Толли, Фет, Даль, Блок, Цандер, Отто Шмидт, Рихтер, Керер, Раушенбах - это лишь некоторые имена, без которых летопись нашей Планеты была бы не полной.

Нечто космическое окружает твою ауру, нечто меж-континентальное. Ты объединяешь собой и в себе две противоположности - Россию и Германию, Восток и Запад, и это вопреки, как казалось, объективному развитию мироздания, против утверждений Киплинга, что они никогда не встретятся. Ты нарушил привычный ход Истории.

И мы, российские немцы, можем гордиться, что принадлежим к потомкам великого народа!

Мы выросли с этой гордостью, вынесли ее из горнила геноцида, которому подвергся наш народ в годину большевистcкой смуты и который так и остался белым пятном в новейшей истории человечества. Но так будет не вечно.

Осознание собственной истории - и здесь я обращаюсь ко всему немецкому народу, - содержащая в себе не только 12 лет национал-социалистической диктатуры, память о которой мы в первую очередь во всех ее деталях храним, презирая при этом любую форму тоталитаризма, - является отправной точкой здорового образа жизни и дает нации уверенность, соответствовать требованиям времени!

Эту уверенность нам никто не поднесет, мы должны ее обрести сами.

И будет так!

Горькая, как полынь, трагическая, как библейский потоп, величественная, как распятый Христос - ты повсюду со мной, в судьбе моей - судьба моего народа... И нельзя тебя избегнуть, и противиться тебе невозможно! Ты ниспослана мне свыше, той высокой идеей, которая рукотворит миром...

Ты - тяжелое бремя, доставшееся мне в наследство, и я неcу его безропотно, не хныча, забывая вытирать на ногах своих кровь, алой краской окропившую не одну версту оставленного позади пути, пути многотрудного, большей частью трагического, пути народа - пасынка, народа-изгоя, пути российского немца...

Неcу его ...с гордостью и достоинством...

Moskau - Almaty - Hamburg, 1996, 2016

(перевод с немецкого)

+     +    +

Читайте также на стр. Свободная трибуна / Freie Tribüne

статью Гуго Вормсбехера "Мы, российские немцы. Время трубит сбор...

______________________________________________________________________________________________________

105 лет назад, 18 октября 1915 года, родилась Ирма Федоровна (Теодоровна) Эрлих, известная моим одноклассникам прежде всего как учительница немецкого языка в селе Желанном Одесского района Омской области. Окончив педагогический техникум в 1932 году, она в неполные 17 лет стартовала свою педагогическую деятельность вначале в немецком Поволжье, а затем, после выселения в Сибирь и 5-летнего запрета на профессию, продолжила ее в Желанновской средней школе... 

Но нам, ее детям, она была прежде всего нежной и любящей матерью... Она была для нас еще и авторитетным, достойным примером для подражания. И, видимо, неслучайно я пошел по ее стопам, сменив ее в январе 1970 года, после возвращения со службы в Советской армии, на бессменном учительском посту, и закончив педагогический вуз... 

Уверен, что сегодня - кроме нашей семьи - Ирму Федоровну вспоминают и ее многочисленные воспитанники, бывшие учащиеся Желанновской средней школы и односельчане...

Матери

Ода-сонг женской и человеческой красоте...

Вновь саги праотцов – мятежные

с утра бередят сердце мне;

душа трепещет, чувства нежные,

душа трепещет, чувства нежные,

сквозь годы тянутся к тебе,

сквозь годы тянутся к тебе...

Aй - ай - я, aй - ай - я,

ай - ай - я , ай - ай - я…

Ай - ай - я - я, aй - ай - я - я.

Ай - ай - я, ай - ай - я…

В обличье предо мной торжественном,

пленящей мир благой красой,

встаешь нередко ты божественной, 

встаешь нередко ты божественной –

Марией-девою святой,

Марией-девою святой.

Проигрыш... (2 строки)

В снега я возвращаюсь дальние,

в бураны прошлые мои.

Они поют мне песнь печальную,

они поют мне песнь печальную

моей израненной судьбы,

моей израненной судьбы.

Проигрыш… (2 строки)

Мотивы родины напевные –

ты мне в путь дальний собрала;

они – как предков зов – душевные,

они – как предков зов – душевные

мне были компасом всегда,

мне были компасом всегда.

Проигрыш… (2 строки)

В моем сознании трепещется

былых переживаний рой;      

в тумане дом родной мерещится,

в тумане дом родной мерещится, –

твой лик иконный, дорогой,

твой лик иконный, мой родной. 

Aй - ай - я, aй - ай - я,

ай - ай - я , ай - ай - я…

Ай - ай - я - я, aй - ай - я - я.

Ай - ай - я, ай - ай - я…

*     *     *

An die Mutter

Ode-Song an weibliche und menschliche Schönheit...

Sich Ahnensagen auf einander hau’n,

erneut das Herz bezwingen mir.

Die Seele bebt, Erinn’rungen sich stau’n,

die Seele bebt, Erinn’rungen sich stau’n, –

durch Jahre ziehen sich zu dir,

durch Jahre ziehen sich zu dir…

Aj - аj - ja, aj - аj - ja,

аj - аj - ja, аj - аj - ja…

Аj - аj - ja - ja, aj – аj - ja - ja.

Аj - аj - ja, аj - аj - ja… ja…

Dein Antlitz spiegelt fromme Festlichkeit –

hält Herz in Atem – wie im Garn.

Dein Blick entquillt dem Licht der Göttlichkeit,

dein Blick entquillt dem Licht der Göttlichkeit, –

der Mutter Gottes edlem Charme,

der Mutter Gottes edlem Charme.

Einlage... (2 Zeilen)

Von meiner Kindheit werd‘ ich heimgesucht,

im einst’gen Schneesturm wandl‘ herum;

er summt ein Lied, mein Leid zu lindern sucht,

er summt ein Lied, mein Leid zu lindern sucht, –

das schmerzt in meinem Herzen stumm,

das schmerzt in meinem Herzen stumm. 

Einlage... (2 Zeilen)

Die heimatlichen Weisen, schillernden,

hast du mir auf den Weg gestaut.

sie – wie der Ahnenruf – mir schimmerten,

sie – wie der Ahnenruf – mir schimmerten.

Ich hab‘ auf sie stets zäh gebaut,

ich hab‘ auf sie stets zäh gebaut.

Einlage... (2 Zeilen)

Es schlägt sich wild in meinem Inneren

manch schwundener Erlebnisschwarm:

mein Vaterhaus, im Schneedunst flimmerndes,

mein Vaterhaus, im Schneedunst flimmerndes,

dein Angesicht – ikonen-scharf,

dein Angesicht – ikonen-scharf.

Aj - аj - ja, aj - аj - ja,

аj - аj - ja, аj - аj - ja…

Аj - аj - ja - ja, aj - аj - ja - ja.

Аj - аj - ja, аj - аj - ja… ja…  

Konstantin Ehrlich.

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Wir feiern

die Deutsche Einheit!
 

Мы празднуем

День объединения!

Они не хотели этого... Они этому яростно противились... Наша свобода, наш суверенитет - для них являлись костью в горле...

В их вековых чаяниях хранилось единственное: задавить, заглушить немецкий дух на этой планете. Страх перед немецкой духовной мощью, перед немецким трудолюбием, дисциплиной, готовностью к самопожертвованию и презрение спекуляции в любых ее ипостасях наполнял их ничтожные души. Они вздыбались во всех  своих нечистоплотных устремлениях, во всей своей больной, завистливой фантазии, чтобы задушить дух великого народа. Именно для этого они спровоцировали эту жестокую войну, для этого они подвергли  варварской бомбардировке, в том числе - запрещенными международными конвенциями - фосфорными бомбами, немецкие города, т. б. гражданское население, под оправдательным предлогом - как им это казалось - "moral bombing", подвергли экзекуции, явившей собой, по убеждению непредвзятых историков и политиков, откровенный геноцид, всю немецкую нацию...

Они боролись не против гитлеровского режима, который нам и самим был противен, потому что по своей расистской сущности не имел с нами ничего общего, и зародился не на немецкой почве, - они боролись против нас, немцев (вспомним слова Черчилля, в свое время - поклонника Гитлера, что он ведет войну не против нацистского режима, а против немецкого народа!), потому что мы заявили свое несогласие с бандитским Версальским диктатом и свои претензии на равноправное и суверенное развитие.

Мобилизовав все вассальные силы, они повергли нас, прикрывшись кодом освобождения от нацистской идеологии, на колени... И они были уверены: ну, наконец-то, навсегда!

Но они ошиблись! Мы восстали вновь! И заявили о себе: мы здесь, мы снова с теми, кто c честной, праведной  философией и цивилизованной моралью идет по пути созидания, по пути справедливости и свободного развития... При этом, не мешая другим, идти по зову сердца к свободе, к свету...

Константин Эрлих

Алма-Ата - Омск - Гамбург...

______________________________________________________________________________________________________

Поздравление с Юбилеем

Первому Президенту Республики Казахстан,

Председателю Совета безопасности Республики Казахстан, Лидеру казахстанской нации

Н.А.Назарбаеву

Здравствуйте, многоуважаемый Нурсултан Абишевич,

разрешите в этот знаменательный для Вас и всей постсоветской общественности день поздравить Вас с Юбилеем – 80-летием со дня рождения!

Благодарю судьбу, что она определила мне разовую удачу: будучи приглашенным руководством Казахстана в Алма-Ату, долгие годы работать рядом с Вами, более 20 лет из которых - под Вашим президентским началом в качестве заведущего немецкой редакцией в республиканском издательстве „Казахстан“ и главного редактора республиканской немецкой газеты „Фройндшафт“ - „Дойче Альгемайне Цайтунг“.

Сегодня я с гордостью перелистываю пройденный Вами путь от простого металлурга до Президента страны, Лидера казахстанской нации, - и думаю о Вашем титаническом вкладе в становление суверенного Казахстана, в укрепление и развитие добрых межнациональных и межгосударственных отношений в стране и на евроазиатском континенте.

С душевными, животрепещущими чувствами я вспоминаю очень значимые для меня, живо сохранившиеся в памяти события, связанные с Вашем именем, как то Ваше участие в судьбе созданного мною с соратниками по немецкому движению Алма-Атинского Немецкого культурного центра и республиканского общества „Возрождение“ - „Видергебурт“, Вашу поддержку чаяний и надежд моего народа в вопросах поступательного удовлетворения его духовных и культурных запросов, восстановления немецкой республики в Поволжье.

Конечно же, с двойственными чувствами я вспоминаю тот первый визит Б. Ельцина в качестве главы российского государства в Алма-Ату, состоявшийся в августе 1991 года, с целью „обмена ратификационными грамотами договора между Россией и Казахстаном“, при которой Вы содействовали мне в аудиенции у президента России (в столичном Доме Дружбы), при которой он пообещал мне в Вашем присутствии положительное решение немецкого вопроса – возрождение национальной государственности незаконно репрессированного немецкого народа в стране, заверив что „только смерть сможет помешать ему не приехать на съезд советских немцев", запланированный на октябрь 1991 года. Вспоминается и его тост на последовавшем названному знаменательному событию в присутствии ряда журналистов республиканских и центральных изданий* фуршете: „За немцев Поволжья!“, за который мы выпили с Вами – втроём. С другой стороны, к сожалению, он своё обещание не сдержал, нашедши оправдание себе в развергшемся в стране путче. Парадоксальным для нас, немцев, оказалось хмельное заявление российского президента в январе 1992 г. в Саратовской области, когда он фактически предал своих соотечественников - моих немецких соплеменников, что никакой автономии для немцев там не будет, объявив единственной возможностью отдать нам некогда секретный советский ракетный полигон Капустин Яр в Астраханской области… („Пусть выковыривают снаряды …и Германия пусть поможет…“, - вспоминаю его убийственные слова). Я бывал на том полигоне во время службы в Советской Армии, где моя воинская часть проводила боевые пуски ракет „Земля-Земля“, и  мне известны те пустынные места и то, что начиная с 50-х годов, там было произведено более десятка ядерных взрывов. Для наглядности замечу, что их суммарная мощность составляет приблизительно 65 атомных бомб, сброшенных американцами на японский город Хиросиму.

Немцев охватило разочарование во властях. Досаде не было предела. Эмиграция стала стремительно нарастать, как снежный ком… Ушел и я. –

Ich bin es satt...

Ich bin es satt,

ich kann nicht mehr

im Unwahrscheinlichen

verweilen.

Geopfert hab' ich

mich zu sehr,

die Klippen werden mir

zu steile.

Vernebelt sind

die Bergeshöhn,

die Visionen

sind gestorben...

Das Herz tut weh,

doch muss ich gehn,

dem Volk in weite Fernen

folgen...

Ich geh' dahin,

wo einst mein Ahn

geträumt, gesät,

geerntet.

Ich kehre heim –

hab' satt den Wahn! -

die Seele drücken

Schmerzen...

                                         1999

Писал я тогда, в преддверии нового тысячелетия, оставляя последним из сотрудников-немцев редакции свой привычный капитанский мостик**…

Вспоминаются мои зарубежные поездки с Вами в составе правительственной делегации - тогда уже суверенного Казахстана, в которые я включался Вашей пресс-службой, кстати сказать, по Вашему личному указанию, - в Германию (дважды), во Францию и Польшу и встречи с канцлером Г. Колем, где мне, журналисту, приходилось выступать и в роли переводчика, с президентами Ф. Миттераном и А. Квасьневским, а также c мэром Парижа Ж. Шираком...

С чувством сердечной признательности я принимал от Вас поздравление к моему 50-летнему юбилею, в котором Вы отмечали мои трудовые, ратные заслуги перед соотечественниками, перед казахстанским обществом, за что я остаюсь и поныне Вам безмерно благодарен...

Сегодня я могу со всей уверенностью сказать, что годы прожитые мною на дружественной и гостеприимной казахской земле, соприкосновение с богатой казахской культурой и фольклорными произведениями, пару сот из которых, наряду с произведениями известных казахстанцев Д. Кунаева, О. Сулейменова, М. Зверева и др., я перевел на немецкий язык и опубликовал в упомянутом издательстве „Казахстан“, обернулись для меня живительным источником моего творческого становления, восхода на перевал зрелости.

Дорогой Нурcултан Абишевич, посылаю к Вашему юбилею пожелания крепчайшего здоровья и благополучия, желаю Вам новых успехов в Ваших неустанных государственных и творческих трудах на пользу казахстанского народа и долгих лет жизни…

С глубоким уважением

Константин Эрлих,

д-р философии, кандидат исторических наук; член Союза журналистов и Союза писателей СССР и Республики Казахстан; Лауреат I премии Всесоюзного конкурса на лучшее произведение в области межнациональных отношений (1990 г.); Заслуженный деятель культуры и Почетный журналист Республики Казахстан; Лауреат Золотой Есенинской медали Союза писателей России, многолетний (1980-1995 гг.) лидер казахстанского немецкого национального движения.....

.

06.07.2020 г., Гамбург.

На снимке. Н. Назарбаев и К. Эрлих во время интервью.

______________________________________________________________________________________________________

К Юбилею Победы

Владимир Путин:

"Отрядом моего отца

командовал советский немец..."

В. Путин рассказал как-то в журнале "Русский Пионер" о жизни своих родителей, Владимира Спиридоновича и Марии Ивановны, во время Великой Отечественной войны.

Отец главы государства проходил срочную службу в Севастополе в отряде подводных лодок, был матросом, а после возвращения работал на заводе. Его семья жила в то время в Петродворце. Когда началась война отец Путина ушел добровольцем на фронт. Вскоре он был определен в диверсионное подразделение НКВД, которое состояло из 28 человек. По рассказам отца Путина, руководил отрядом советский (российский) немец.

"И что любопытно, пару лет назад мне из архива министерства обороны принесли дело на эту группу. У меня дома, в Ново-Огарево, лежит копия этого дела. Список группы, фамилии, имена, отчества и краткие характеристики. Да, 28 человек. И во главе — немец. Все как рассказывал отец", - пишет Путин. Отряд действовал в тылу врага и однажды попал в засаду, в итоге, обратно из 28-ми человек вернулись только 4, добавил президент.

После этого его отец был направлен воевать на Невский Пятачок. Когда война закончилась, родители переехали жить в Тверскую область. По словам Путина, у его семьи не было ненависти к врагу, чего он сам до конца так и не смог понять: "Мама вообще была у меня человек очень мягкий, добрый… И она говорила: ‚Ну какая к этим солдатам может быть ненависть? Они простые люди и тоже погибали на войне‘. Это поразительно. Мы воспитывались на советских книгах, фильмах… И ненавидели. А вот у нее этого почему-то совсем не было. И ее слова я очень хорошо запомнил: ‚Ну что с них взять? Они такие же работяги, как и мы. Просто их гнали на фронт‘“, — пишет Путин.

*     *     *

P.S.: Конечно, хотелось бы узнать хотя бы имя этого российского немца. Скорее всего это был бывший летчик, капитан Михаил Ассельборн, который руководил одной из таких диверсионных групп, действовавшей в означенном регионе в тылу германских войск. В истории 2 мировой войны более чем 300-суточный рейд диверсионной группы капитана Ассельборна являет собой непревзойденный по дерзости и смелости, до сих пор не оцененный по достоинству(!) подвиг. М. Ассельборн погиб в числе других партизан, возвращаясь с очередного задания и нарвавшись на вражескую засаду. – К.Э.

                                                                                                                                    Mai, 2015, 2020.

На снимке: Михаил Ассельборн.

______________________________________________________________________________________________________

Константин Эрлих

К Дню Радио…

7 мая – день рождения Радио. И служба радиовещания ГТРК «Иртыш» в Омске, моем родном городе, откуда я стартовал в далёкое творческое плавание, пару лет назад отметила свое 90-летие.

…Омское радио начиналось с адмирала Александра Васильевича Колчака… Но во времена Верховного правителя России радиосвязь использовалась только для служебной связи. (Лишь кстати замечу, что на этом поприще мне пришлось поработать во время срочной службы в Советской Армии, а именно в качестве замкомандира и командиром взвода, а также старшины роты батареи управления в одной из ракетных частей Сибирского военного округа…)

Медийный статус радио получило в 1927 году, когда было поставлено на службу советской власти и крайисполкомом вынесено решение о строительстве широковещательной радиотелефонной станции „Малый Коминтерн“.

…Cлучилось так, что Омское радио коснулось непосредственно и моей судьбы. Именно с него, в коллективе которого я проработал около трех лет (1974-1977 гг.), начался мой крутой поворот из только что успешно проторонной стези в историко-лингвистической науке на путь профессиональной журналистики и писательского творчества...

Дом отчий мой родной - Сибирь, моя отрада…

 (Эти воспоминания я выложил на бумагу год назад по просьбе ветерана омского радиовещания, известного журналиста Александра Жидкова, сокращенный вариант которых был включен в юбилейное издание „Говорит Омск“.)

 „Hier spricht der Deutsche Rundfunk Omsk. Sie hören die Sendung für die sowjetdeutsche Bevölkerung…“. Этими словами открывались передачи „для немецкого населения Омской области“, выходившие один раз в неделю, по понедельникам с 11:15 до12:00 часов, которую, кстати будет сказать, имели возможность слушать также наши соплеменники в некоторых соседних регионах Сибири, а также в северных областях Казахстана.

После короткой музыкальной заставки дикторы Вилли Бартель и Ренате Кальберг (собственно Алевтина Бартель, супруга Вилли) объявляли программу передачи, по обыкновению в основных чертах состоявшая из коротких актуальных новостей страны и области, очерка, зарисовки или репортажа с места того или иного события. Супружеская пара Бартелей уже имела значительный опыт дикторской работы, а также и в самой творческой работе по подготовке немецких радио-программ, которым они охотно и бескорыстно со мной делились.

Чаще всего это были вести "с полей сражений" – сельхозяйственных нив и ферм, промышленных предприятий и других участков народного хозяйства, учреждений, спортивных и др. организаций, главными героями которых, по возможности, являлись российские (советские) немцы - "ударники социалистического труда", одним словом, известные люди.

Все материалы готовились редактором, т. б. мною. В случае с событийными репортажами мною же и читались, чтобы передать главную составляющую этого журналистского жанра - присутствие автора на месте события. Время от времени привлекались и внештатные авторы, что руководством только поощрялось…

Вторую часть 45-минутной передачи занимала музыкальная программа, в том числе концерты по заявкам, пользовавшиеся большим "спросом" у радиослушателей, составлявшиеся мною из имевшихся в фонотеке самодеятельных немецких фольклорных произведений, а также народных и эстрадных песен, поступавших в рамках культурного обмена из ГДР и ФРГ. Это было интересным временем, стартом моей журналистской судьбы, которой мне довелось посвятить всю свою жизнь. * * *

...Интерес к литературному слову проявлялся у меня с детства, а в отроческие годы - когда я начал пробовать себя „на писательском поприще“ и не безуспешно - укрепился накрепко в моем сознании. Именно в эти годы появились мои первые опыты в стихосложении, переводы с русского языка на немецкий и наоборот, некоторые из которых я помещал в редактировавшейся мною стенной газете в Желанновской средней школе Одесского района Омской области. Именно к этому времени относится и мой непосредственный интерес к Омскому радио.

Как-то совсем случайно я обнаружил в трансляциях Омской радиостанции немецкую передачу, которую вели упомянутые дикторы – супружеская чета Бартелей, а редактором значился, как мне пришлось узнать позже, - Гуго Герман (1941-1968), рано ушедший из жизни в результате несчастного случая.

Я заразился довольно нескромной идеей: стать частью той избранной - как мне представлялось – команды, которая готовила эти передачи. А что?! Языком я владел в относительном совершенстве. К журналистскому слову был неравнодушен и даже - по окончании средней школы - публиковался в районной печати. Вначале это были информации, затем репортажи, а следом, помню, уже и очерки и юморески ("Выбрала", "Любовь с первого взгляда", районная газета "Пламя", 1970). Но вначале нужно было получить образование. Я поступил в Омский Государственный педагогический институт (сегодня университет) им. М. Горького, намереваясь, собственно, пойти по стопам матери – учительницы немецкого языка в с. Желанном Одесского района.

Но случилось так, что уже на первом курсе я увлекся филологической наукой – исследованиями в области диалектологии и языкознания. Написал несколько научно-иследовательских статей по швабскому диалекту ссыльных немецких поселенцев в Северном Казахстане. Не оставлял я и свои писательские интересы: начал публиковать стихи в центральной газете на немецком языке „Нойес Лебен“, Москва.

Фактически мне было суждено проучиться в институте 3,5 года из 5 определенных программой обучения. В начале второго учебного полугодия на 4-м курсе декан ин-яза отправил меня, освобожденного от учительской практики и занятий в институте в пользу научных изысканий, в Октябрьскую среднюю школу, что в Горьковском районе. Случилось это по его знакомству с директором школы и, воспользовавшись своей властью, он отправил меня „на передовую“ - заменить уходившую в декретный отпуск учительницу.

Это было красивое село, обрамленное бесчисленным количеством березово-осиновых колков и озер. Но еще более мне нравились люди: с открытой душой, у каждого своя, искренняя душа, - и общая советская деревенская судьба. С некоторыми из них (И. Горевой) у меня еще долго, а с отдельными - и до сих пор (Р. Зазуля) сохранились самые теплые взаимоотношения. К 5 курсу я подошел с кандидатской диссертацией, которую - забегая вперед - защитил в качестве дипломной работы с отличием.

…Но также решительно, как я вступил на научную стезю, я ее и оставил, в пользу своей изначальной цели – отроческой мечты: стать частью коллектива немецкого радиовещания Омского радио, которое после длительного перерыва предстояло вновь организовать.

Шел сентябрь 1974 года...

Я находился к тому времени в 9 семестре, т.б. на 5 курсе. А еще точнее: будучи командиром студенческого строительного отряда, строил с десятком парней-ин-язовцев с младших курсов „объект значительной народно-хозяйственной важности“ - зернохранилище (которое и по сей день стоит „памятником студенческого деревянного зодчества“) на центральной усадьбе Крутинского с-за.

Фотографию этого памятника мне переслала недавно заслуженная работница экономической службы Крутинского совхоза Л. Сергеева, очень внимательно в свое время относившаяся к заботам и проблемам нашего студенческого отряда. На начало сентября строение было уже почти готовым: стены стояли, стропила были возведены. Оставалось покрыть крышу толью и шифером. И тут поступила из института телеграмма. Распоряжение декана было недвусмысленным: срочно вернуться в родные пенаты.

Я передал руководство стройотрядом одному из членов команды и отправился на ближайшем рейсовом автобусе в Омск. В институте меня встретил Вилли Бартель. После недолгих приветствий он поведал мне, что рекомендовал меня редактором немецкого радиовещания Омского радио и что со мною желает говорить председатель областного Комитета по телевидению и радиовещанию Н. Бушкова. Встреча состоялась в рабочем кабинете Нины Георгиевны, на улице Мира 2. Симпатичная, солидных лет, интеллигентная дама с выраженным чувством собственного достоинства, она произвела на меня самое приятное впечатление. Я, наверное, на нее – тоже, так как еще в моем присутствии, переговорив по телефону с „Владимиром Ильичем“ – так она называла человека (если не ошибаюсь) на другом конце провода, назначила мне встречу в обкоме партии. Владимир Ильич, статный мужчина высокого роста, на вид лет 45-50-ти, – оказался секретарем по идеологии, заправлявший всей пропагандистской деятельностью, в том числе и национальным вопросом областной партийной организации. Он был достаточно разговорчивым и еще более любознательным. - Опыт на писательском поприще, предрасположенность к научным изысканиям - в наличие, на последнем курсе института, член партии – хорошо… Автономист?, - полюбопытствовал босс о моем сокровенном.

Меня, не ожидавшего такого разворота беседы, этот вопрос ошарашил. Госпожа Н. Бушкова, то ли спасая меня, то ли и вправду - вследствие моего оцепенения – подумав, что я не имею представления о таковых, заключила:

- Нет, Владимир Ильич, у него трезвый взгляд на события.

Говорили еще о чем-то, о моей учебе, успехах.

- Получишь свободное посещение занятий. ...Справишься, - то ли утверждая, то ли спрашивая, молвил секретарь, заключив, прощаясь:

„Удачи…“

* * *

Коллектив областного радио был интересным, в массе своей (в особенности, в моем восприятии) – маститые журналисты. В этой связи вспоминаются имена Петра Ребрина – в кабинет которого меня определили, Леонида Кудрявского, Вадима Павского, сестры актера Ульянова - Марии Ульяновой, Юрия Морозова, Владимира Николаенко. Запомнились Инна Шпаковская и Полина Суханова, которые нередко проводили встречи с интересными людьми, как то с актерами Омского драматического театра. С удовольствием я посещал занятия, проводившиеся дикторами, ассами русского литературного слова Клавдией Рабинович, Николаем Мироненко, Валентином Шестаковым, а также корреспондентом Центрального радиовещания уже упомянутым Леонидом Кудрявским.

Хорошие отношения у меня сложились также с технической службой радиовещания: Неллей Белобородовой, Ларисой Дорониной, Марией Зининой. Особые отношения у меня сложились с Петром Николаевичем Ребриным, корреспондентом сельхозредакции. Он был порядка 60-ти лет, большого роста, слегка грузноват. Слыл известным писателем-трудоголиком, издал несколько книг. Но в члены Союза писателей все-таки принят не был, якобы из-за каких-то - чуть ли не идеологических - проступков. Характер у него был "смурной", так рекомендовал мне его Вадим Павский, заведовавший названным отделом. Он же и еще несколько человек из числа сотрудников радио мне явно не завидовали, посколько меня определили в один кабинет с П. Ребриным. Подробности такого отношения мне не известны. Все списывалось на якобы его неуживчивый характер.

А что мне с ним делить, размышлял я сам с собою. Делить нам абсолютно нечего. Вот только кабинет разве что. Ну, что ж, напрягусь. А к заслуженным людям у меня с малых лет отношение особое, к тому же, мастер имеет право и на неординарные поступки, и на инакомыслие. Не трудно будет. Для меня даже хорошо станется: будет с кем посоветоваться, выяснить тот или иной вопрос... Так думал я и смело направился в означенную мне начальством резервацию.

Мы познакомились, пожали друг другу руки. Информированный о неординарности П. Ребрина, я старался всем своим видом и поведением, не утомлять хозяина кабинета своим присутствием. Делал молча свое дело. Звонить старался только в отсутствие соседа. В определенные моменты Петр Николаевич сам "выходил на связь", и тогда я, конечно, пользовался представившейся возможностью черпнуть из источника жизненного и профессионального опыта. Я впитывал как губка всю сколько-нибудь интересную историческую информацию из первых уст. П. Ребрин, как и Н. Бушкова, были участниками войны. Однажды после обеда, вспоминается, вернувшись из командировки, Петр Николаевич без всякого вступления спросил:

- Костя, почему вермахт не взял Москву, Ленинград, Сталинград?

- Вы же, как участник войны, лучше знаете.

- Да вот, не знаю я лучше, к тому же мне твое мнение - как немца - интересно.

- Не знаю я лучше Вас, Петр Николаевич. Знаю, что дух у нас крепче!

- У кого, у нас? - удивился мой собеседник.

Я понял что писатель-фронтовик пребывает в плену известных идеологических хитросплетений. И я, вследствие того, что тема российских немцев и "немецкий вопрос", в частности, были моим коньком, прочитал целую лекцию, которая - я чувствовал - содержала для русского литератора немало открытий: как то о вкладе российских немцев в культурное и экономическое становление России и СССР, и что, несмотря на то, что советские немцы поголовно, за редким исключением, уже в октябре 1941 года были отозваны с фронтов ВОВ и направлены в сталинские раб-лагеря, насчитывают порядка 20 Героев Советского Союза.

- В районе Белой Церкви не воевали, Петр Николаевич? Там брат моего отца, лейтенант Красной Армии Константин Эрлих, получил первое боевое крещение. Там же воевал его брат-близнец Вильгельм - Вилька, как его дома, в Поволжье, звали, - перевел я разговор в более конкретную плоскость.

Нет, с моими дядьями Петру Ребрину встречаться не приходилось. Под Ржевом он воевал, там же получил ранение. Был награжден несколькими орденами и медалями. Вернулся домой лишь летом 1946 года. Но впечатление на него мой монолог произвел. Он поблагодарил меня горячо. Затем, посмотрев на часы - было около 18 часов, как между делом заметил:

- После 6-ти сразу не уходи. У меня дело еще к тебе есть. Я к Павскому зайду, правку в материал внесу...

...А говорили "смурной", подумал я, наблюдая как Петр Николаевич распаковывает свой портфель. На стол была выставлена бутыль с каким-то алокрасным напитком – как я позже понял, наливка, кусок копченого сала и мяса - медвежатина. Я достал каких-то сладостей из стола. Наша беседа затянулась еще не менее, чем на два часа. Теперь П. Ребрин был на очереди рассказывать, а я слушал - внимательно, с интересом. Помню он поведал мне о своих незабываемых встречах в сельской сибирской глубинке, которые он, так же как и я, любил своей особенной любовью.

И главными героями его зарисовок, очерков и рассказов был сельский труженик. Трудные будни сибирского села. Одной из его мне поведанных рассказов было красочное повествование о встрече его героя с медведем. Мужик, насколько я помню, как-то случайно - скорее всего - нарушил спокойствие лесного владыки, получил очень сеьезные травмы, чуть ли не вообще не совместимые с жизнью... Выжил. Продемонстрировав не только недюжинную мужскую силу но и силу духа в борьбе за жизнь. Не знаю, когда и где мой собеседник его публиковал, но уверен, что он должен - без сомнения - быть представлен в каком-либо из его сборников. Знаю, что многие свои рассказы и очерки Петр Николаевич прежде, чем опубликовать в журналах или каких-либо сборниках, апробировал в передачах Омского радио.

Этот прием я использовал вослед мастеру, когда готовил к печати свой сборник литературно-исторических писем, очерков и рассказов под названием "Lose Blätter" ("Эскизы"), опубликованных на немецком языке в издательстве "Казахстан" в Алма-Ате через несколько лет (1982). В эту книгу вошли очерки и эссе об известных людях Омской области: о председателе колхоза "Заря коммунизма" (с. Пушкино), Герое Социалистического труда Иване Эннсе; ведущем агрономе Омского питомника (в Водниках) - учеником Н. Вавилова, дендрологе с мировым именем Гербертом Гензе, учителе из Новоскатовки, лирике Александре Цильке; преподавателе из Омского пединститута, поэте Викторе Гейнце.

...Наливку мы постепенно оприходовали. Петр Николаевич пил очень умеренно, так как оказался почти что трезвенником.

- Угощайся, от друзей это, моих - героев состоявшихся и будущих рассказов, - приговаривал он. - А медвежатина отменная, ешь, не побрезгуй властителем тайги...

Я осмелел и процитировал свое инакомыслие - самиздатовское:

Мечта желанная мне встретилась в виденьи:

к союзу русские и немцы вновь пришли,..

к традициям своим вернулись и прозренью,

и дружбу меж собой подняли на щиты.

...Я верю, вновь придет рок истины и чести,

и русский с немцем будут в ладе навсегда.

Их дух воспрянет вновь из общей песни,

и вечной дружбы затрепещут знамена...

- За это стоит выпить, - поднял бокал мой собеседник. ...Можно сказать, что у меня сложились хорошие отношения с Петром Ребриным - как с человеком, писателем и радиожурналистом.

* * *

Разумеется я был сконцентрирован главным образом на немецком языке: много читал, не мало писал, и постоянно учился. Разбирал методические материалы по советской журналистике, анализировал жанровые составляющие как русскоязычного радиовещания, так и Радио ГДР.

Параллельно, по возможности регулярно, слушал передачи других редакций, в первую очередь, на литературную, сельскохозяйственную тематику. Старался перенять понравившиеся мне приемы интервьюирования, подходы к анализу творчества того или иного литератора: поэта, прозаика, литературного критика. Обременяло лишь то, что мне вменялось не только готовить немецкоязычные передачи, но и переводить свои тексты на русский язык, которые в целях контроля читались заместителем областного комитета по телевидению и радиовещанию.

…Постепенно я вписывался в творческую когорту. И непосредственной частью коллектива мне удалось себя почувствовать уже совсем скоро. А стимулировал этот процесс случай. Как в любом творческом коллективе, так и у нас на Омском радио, проводились еженедельные „планерки“ – „летучки“ - на которых анализировались прошедшие в эфир передачи, обсуждались планы на грядущую неделю. Я договорился с зам. председателя областного комитета В. Николаенко - моим куратором, что переводы моих текстов будут не более, чем подстрочником - не для публикации ведь, дающими представление о содержании моих передач, - не более. Анализы проводились поочередно.

И вот очередь как-то дошла до Эльвиры Пелтолы, сотрудницы молодежной редакции. Дойдя до моих текстов, она их беспощадно разгромила. Помню Вадим Павский - один из старших товарищей, объяснил ей, чтобы она в случае с моими материалами не напрягалась, что это всего лишь передача содержания... В данном случае было бы целесообразно сосредоточиться на актуальности материалов, жанровых особенностях, возможно на находках, просчетах. Эльвира, заложив пару-минутную паузу, листая свои записи, с заметно недовольной интонацией в голосе, заметила:

- Ну, хорошо, подстрочник. А как быть со множеством руссицизмов в текстах авторов: тракторист, машинист, моторист, комбайнер, шофер?..

Вопрос был к редактору передачи, - и все обернулись ко мне, сидевшему с Леонидом Кудрявским "на галерке". Он чуть задумался, порывшись в мыслях, затем посмотрел на меня и молвил:

- Объясни нам, неучам."

Скажу откровенно: в душе я был до крайности возмущен, как можно не знать таких банальностей. Но шутливый настрой Лени помог мне подавить в себе негодование:

- Эльвира, перечисленные Вами лексемы: тракторист, машинист, моторист являются не руссицизмами, а заимствованиями из немецкого языка, как и слова шофер или шоссе, например, заимствованные немцами у французов, а русскими у немцев...

Кудрявский посмеялся в кулак, ему последовала аудитория вместе с аналитиком Элей Пелтолой.

- Ой, не подумала, - спохватилась журналистка, извиняясь. С тех пор я почувствовал к себе более внимательное отношение - стал частью творческого коллектива радио и этим немало гордился.

Прошла пара лет. У меня образовался свой авторский коллектив, сложилась своя читательская аудитория. И мои трудовые будни, как и жизнь, могли бы так и продолжаться, если бы я был менее амбициозным. А был я молод - полон энергии, энтузиазма, творческого порыва. Но о смене рабочего места я, конечно же, ни в коей мере не помышлял...

* * *

Шел декабрь 1976 года...

В одной из своих предновогодних передач я выдал в эфир в музыкальной части программы пару песен из репертуара западно-германского ансамбля "Бонни М". Абсолютно откровенно замечу, что никакого тайного умысла у меня не было. По истечении пары дней меня пригласила к себе председатель комитета Н. Бушкова.

В кресле сидел ее заместитель В. Николаенко. На мое приветствие Нина Георгиевна кивнула на кресло напротив. Я поблагодарил, сел. Атмосфера становилась тревожной... Без всякого вступления председатель радио-комитета спросила меня, где я раздобыл выданные в прошлой передаче, запрещенные к трансляции песни ансамбля "Бонни М".

Я был ошарашен,.. объяснил, что из Западной Германии, что мы получаем оттуда музыку - как и из ГДР - в рамках "культурного обмена". Подчеркнул, что о том, что эта музыкальная группа находится в списке запрещенных, не знал. О том, что программа была перед выдачей в эфир прослушана ее заместителем, сидевшем напротив, я не поведал: ни здесь в кабинете, ни где-нибудь вне этих стен. Думаю, что Н. Бушкова скорее всего попыталась уверовать, что я и на самом деле совершил этот "идеологический прокол" не намеренно. Но не наказать меня все же не осмелилась: лишила меня на 2 недели выхода в эфир. Я попытался возразить, что тем самым наказывается слушатель, а не я…

Завершился этот инцидент тем, что Нина Георгиевна это наказание даже в приказе не зафиксировала, более того: разрешила мне недельную командировку в Алма-Ату, в редакцию немецкого радиовещания для обмена опытом, приглашение от которой у меня уже имелось. Именно этот случай и последовавшая за ним командировка в столицу соседнего Казахстана явились предпосылкой смены мною места работы и, соответственно, жительства.

В Алма-Ате уже с 1957 года транслировались немецкоязычные передачи по центральному республиканскому радиовещанию. Немецкое население в Казахстане насчитывало около 1 миллиона человек, тогда как в Омской области в пределах 120 тысяч. Я связался с Алма-Атой: готовы ли там меня принять еще до Нового года? Согласие не замедлило себя ждать. И я где-то числа 15-го декабря отправился в недельную командировку в столицу Казахстана за опытом. Алма-Ата, как и коллектив немецкой редакции, состоявший в большинстве своем из молодых сотрудников (Нелли Герман, Гермины Вагнер, Ольги Гололобовой, Зауре Ликеровой...), произвели на меня неизгладимое впечатление: республиканское радиовещание уже само собой значило другие масштабы влияния на аудиторию слушателей.

Для меня, заряженного "автономистскими идеями", этот факт имел огромное значение. Случилось так, что и я, один успешно решавший в Омске те же вопросы, если и в миниатюре, как и мои коллеги в Алма-Ате, произвел солидное впечатление на них. Результатом явилось то, что заведующим немецкой редакцией Казахстанского республиканского радиовещания Георгом Рау и его заместителем Гейнцем Пфеффером мне была предложена должность редактора и спецкорреспондента. Нежданно, негаданно обстоятельства сложились так, что последующие 20 лет мне пришлось связать свую судьбу с Казахстаном и в результате пройти путь от редактора областного радио до главного редактора республиканской газеты.

И мне радостно сегодня сознавать, что заметной станцией на этом пути явилась моя недолгая, но насыщенная деятельность на Омском областном радио.

В памяти я еще долго возвращался к родному коллективу, которого мне заметно не доставало, к родному очагу, моей колыбели - селу с поэтическим названием Желанное, родной сибирской стихии. Видимо, приросла она к моему беспокойному сердцу.

Дом отчий мой родной - Сибирь, моя отрада…

С О Н Г

Дом отчий мой родной – Сибирь, моя отрада,

буранная, загадочная сторона.

С тобой прошла моя неистовая младость, -

те лучшие года ушли во мглу парадом, -

и первую любовь во мне ты разожгла…

Сколь весей, сколько верст за свой я век измерил,

каких я только дивных не видал краёв.

Тебя, Сибирь, хочу я искренне заверить:

нет в речи человечьей слоганов, поверь мне, -

моей любви к тебе сродни - достойных слов.

Есть у меня любовь, она непреходяща –

к тебе, Сибирь - моя полярная звезда.

Ни слов нет для меня, ни музыки изящней,

которым был бы я безудержно подвластен,

чем песнь сибирскиx нег – моя симфония…

Там, далеко в пургах, блуждает моя память,

над прериями нив орлом взмывая ввысь.

Но то и дело мне на горло давит камень, -

придет пора, друзья, я попрощаюсь с вами, -

чтоб эхом долгим в поднебесье разнестись...

Фото времени моей работы на Омском радио, 1975 год.

_______________________________________________________________________________________

Умер Гейнц Густавович Пфеффер

Друг, соратник, коллега…

Еще полторы недели назад у нас с Гейнцем Густавовичем состоялся основательный телефонный разговор. Он бодро отвечал на мои вопросы, возникавшие у меня при работе над эссе к 100-летию со дня рождения его сестры – известной поэтессы, Норы Пфеффер. Ещё через день я вновь позвонил ему. Ответил сын, Ральф, с которым я знаком ещё по Алма-Ате, и сообщил, что отца определили в клинику с острым респираторным заболеванием. Через несколько дней Ральф поведал мне, что медикам удалось снять воспаление у больного и его во вторник выпишут домой. Я решил пару дней выждать, не быть столь докучливым, но уже в пятницу мне Ральф вновь позвонил с роковым известием о смерти отца… Неукротимая щемящая боль разлилась по моему сердцу. Глаза затуманились глубокой печалью, подернулись влагой. Уж очень скоропостижно и абсолютно неожиданно случилась эта трагедия.

Передо мной лежит письмо с Рождественской открыткой, полученной мной от Гейнца Густавовича перед Новым годом: „Lieber Kostja, ich wünsche dir ein gesegnetes, frohes Weihnachtsfest und für das kommende Jahr beste Gesundheit, Erfüllung all deiner Wünsche und weitere schöpferische Erfolge. Mit deinen lyrischen Werken hast du wahrhaftig himmelhohe Höhen der Sprach- und Dichtkunst erklommen, was wohl nur wenigen unserer Poeten gelungen ist. Ich bin stolz auf dich! Ich umarme dich herzlich. Heinz G.“ - Приятные слова. Тем более, когда они звучат из уст специалиста-стилиста. И тем больнее терять такого человека: друга, соратника, коллегу.

…Так получилось, что я был знаком и дружен со всей современной династией Пфефферов (кроме самого старшего - Курта (1918-1940 гг.), погибшего во время службы в среднеазиатском военном округе), которой суждено было занять в культуре российских немцев заметное, достойное положение: Норой (1919-2012 гг.) – поэтессой, автором более десятка детских книг; Ральфом (1921-1980 гг.) – незаурядным знатоком немецкой словесности, переводчиком с русского языка на немецкий многочисленных произведений, в том числе повести Анри Барбюса „Нежность“; Гейнцем (1923-2020 гг.) - филологом-германистом, прозаиком, редактором; Густавом (род. в 1926 г.) – автором книги рассказов „Im Reiche der Archare“ („В краю архаров“). Да, все они – часть моей биографии. И Гейнц Густавович был моим первым знакомым из этой достопримечательной плеяды. Нас свела судьба в конце декабря 1976 года, когда я, будучи редактором немецких передач Омского областного радио, приехал в Алма-Ату, в редакцию республиканского радиовещания на немецком языке с целью обмена опытом.

Сама столица Казахстана, а в особенности интересная работа и любезный прием коллектива немецкой редакции, состоявший в большинстве своем из молодых, вдохновенных сотрудников (Нелли Герман, Гермины Вагнер, Ольги Гололобовой (Бекк), Зауре Ликеровой, Лидии Цимбельман...), произвели на меня неизгладимое, сегодня могу сказать – незабвенное, впечатление. В Алма-Ате немецкоязычные передачи транслировались уже с 1957 года. Немецкое население в республике насчитывало около 1 миллиона человек, тогда как в Омской области - в пределах 120 тысяч. И этот факт уже сам собой был залогом эффективности журналистского слова. Для меня, грезившего "автономистскими идеями", это обстоятельство имело огромное значение. Сталось так, что и я, один относительно успешно решавший в Омске те же вопросы, если и в миниатюре, как и мои коллеги в Алма-Ате, произвел солидное впечатление на них. Результатом явилось то, что руководство этой редакции - Георг Рау и Гейнц Пфеффер, предложили мне должность старшего редактора и спецкорреспондента. И уже в марте следующего, 1977 года, я, ещё не решив жилищную проблему, проживая в гостинице, с азартом приступил к исполнению своих должностных обязанностей в Алма-Ате.

Гейнц Густавович занимал в редакции особое положение. Он был занят, собственно, настоящей редакторской деятельностью: стилизовал или редактировал присылаемые собственными корреспондентами и внештатными авторами материалы, проводил с ними консультации, которые носили не назидательный, а откровенный дискуссионный характер. Среди нас его авторитет был непререкаем. И я также нередко обращался к нему за помощью или советом.

…Гейнц Густавович Пфеффер родился 18 марта 1923 года в Тбилиси четвертым ребенком в многодетной семье директора немецкой школы Густава Яковлевича и учительницы Эмилии Михайловны Пфефферов. Свое детство и юношество он характеризовал как благополучное и счастливое. Репрессии обходили семью до поры до времени стороной… После убийства С. Кирова в стране стартовал новый виток массовых арестов и репрессий.

В 1935 г. в эту кровавую мясорубку попали и супруги Пфефферы. Если Эмилию Михайловну с помощью семьи Лаврентия Берии (партийного руководителя Грузии, сын которого, Серго, был в дружеских отношениях с Гейнцем и учился с ним в одном классе) удалось вызволить из тюремных застенков, то Густаву Яковлевичу пришлось отбыть 11-летний срок в лагерях НКВД. Оборвалась также связь со старшим братом, Куртом, служившим в Красной Армии.

Началась война. В октябре 1941 года Пфефферы, как и все немцы, проживавшие в Закавказье, были сосланы в Казахстан. Затем последовала т.н. трудармия. После войны, по мере послабления условий комендантского надзора, Гейнц Густавович закончил английское отделение Алма-Атинского института иностранных языков, а позже и немецкое отделение КазГу. Работал преподавателем на кафедре иностранных языков в КазГУ им. С.М.Кирова, а с начала 70-х годов и до выхода на пенсию - старшим редактором и заведующим редакции немецких передач Казахского радио.

Гейнц Густавович Пфеффер обратил на себя внимание критики как даровитый прозаик. Его новеллы „Rachmet“ („Рахмет“) и „Herbstlied“ („Осенняя песня“) были отмечены в литературных конкурсах газеты „Neues Leben“ („Новая жизнь“). У меня сохранился сигнальный экземпляр сборника его произведений „Der Sommernachtstraum und andere Erzählungen“ („Сон в летнюю ночь и другие рассказы“), увидевший свет в немецкой редакции издательства „Казахстан“ и подписанный мною – её заведующим - в печать 4-го февраля 1987 г.  Смею утверждать, что проза Гейнца Пфеффера занимает достойное место в российской немецкой литературе.

По своему характеру Гейнц Густавович был сдержанным, скромным человеком. Солидного роста и спортивного телосложения, он заметно выделялся среди окружающих, но никогда не выпячивал своё эго. Я уже с первого времени нашего знакомства смог убедиться, что на него можно положиться. Вспоминаю: я как-то по рассеянности оставил свои записи на печатной машинке в машинописном бюро. Среди них было одно стихотворение достаточно крамольного содержания:

Ich nehme wahr die Pflicht, um dreist zu revoltieren

gegen das Unrecht, das man meinem Volke angetan.

Ich weil in einer Welt, wo Schimpf und Schmach regieren -

nach dem der Kremlbewohner ausgefeiltem Plan…

Wie lange sollen über uns die bösen Stürme wehn?!

Mein Volk, es ist die Zeit, um von den Knien aufzustehn!

Прийдя на работу в редакцию на следующий день, ко мне подошла Нелли Герман и в некотором смятении протянула мне мои стихи. Оказалось, что их обнаружил Гейнц Густавович и передал ей, чтобы она меня предупредила, что надо быть осторожнее… Для меня мой прокол стал сигналом того, что среди наших людей, казалось бы, даже политически аморфных, есть симпатизирующие нам, застрельщикам „автономистского мышления“. Но аморфными - если они и были, - в чем я убедился на основе собственных наблюдений, то это более для их окружения. Потому что в стране царила атмосфера подозрительности, нередко имели место доносы на сослуживцев, соседей или просто конкуррентов по службе. 

Чтобы современный молодой читатель смог нагляднее представить себе то далекое советское время, я позволю себе некоторое отступление. Обращаясь к поведению наших соплеменников, я могу сказать следующее: большинство из них были честными людьми, законопослушными, но и – в особенности старшее поколение - чрезмерно осторожными. И причина этого - не во врожденном страхе, а в судьбе народа – изгоя, вынужденного пройти через горнило тотальных преследований и варварских репрессий. Организовывая в 1980 году с Вениамином Гинцем делегацию в Кремль с требованием, оформленным в форме просьбы, о восстановлении национальной государственности, я этот факт воспринимал в контексте диалектического противоречия: как данность, не всегда оправданная, с которой, однако, необходимо было считаться. В кандидатах в члены делегации у нас числились надежные соратники, доказавшие свою приверженность идеям национального самоопределения. Были и такие, которые находились в „запасе“, проявлявшие, по понятным причинам, нерешительность. К ним относились и Гейнц Пфеффер, Иван Сартисон и даже Эдуард Айрих и Герольд Бельгер (для непосвященных это будет открытием) – в будущем известные имена в нашем движении. Им давалось время на „дозревание“. Были сочувствующие - вплоть до ЦК КПК. Это, например, Владимир Бротт, Владимир Ауман, Андрей Штоппель. В том числе и авторитетные, наделенные высокими постами, казахи и русские, евреи и украинцы: Узбекали Джанибеков, Ерик Cыздыков, Вячеслав Владимиров, Алексей Сулацков, Сергей Терещенко…

…Шли годы. Приняв руководство газетой „Фройндшафт“, я тут же инициировал создание при ней Немецкого культурного центра. Активными участником его заседаний, на которых обсуждались злободневные проблемы нашего народа, культуры и, в частности, литературы стали ученые, журналисты, педагоги, читатели газеты: А. Гартунг, Э. Айрих, Г. Бельгер, Д. Фризен, Э. Боос, Э. Госсен, В. Михаэлис, Э. Геринг, В. Бауэр, Х. Дриллер и, конечно же, Г. Пфеффер. Гейнц Густавович станет членом делегаций 1988 г. в Москву, в Кремль, и в результате - активистом союзного и республиканского обществ „Возрождение“.

Эти времена - далеко позади. Осталась память о них: добрая, благодарная, неувядающая…

Здесь, в Германии, мы несколько раз встречались с Гейнцем Густавовичем на форумах российских немцев, переписывались, перезванивались. Вот одна из его весточек, датированная 22 декабря 2017 года:

„Lieber Kostja, ich wünsche dir und deiner Familie gesegnete Weihnachten und beste Gesundheit im Jahr 2018, sowie viel Freude am Leben, Schaffenskraft und neue schöpferische Erfolge! Ich habe mich sehr über unser Telefongespräch anlässlich deines 50. Schöpferischen Jubiläums gefreut. Gern und oft erinnere ich mich an unsere Begegnungen in der deutschen Redaktion Radio Alma-Ata, im Verlag ‚Kasachstan‘ und in der Redaktion der ‚Deutschen Allgemeinen Zeitung‘. Bei den Treffen der Mitarbeiter unserer früheren deutschen Redaktion bei Minna in Aschaffenburg haben wir alle voller Liebe an dich gedacht und bedauert, dass du nicht mit uns feiern konntest. Ich umarme dich herzlich. – Heinz G.“

Да, вдохновенное было время. Я часто вспоминаю те времена, когда мы, тесно сплоченные, сгруждались вокруг нашей общей цели, добиться осуществления надежд и чаяний нашего народа. Чувство глубокой благодарности друзьям, коллегам и соратникам бередит мою душу. То и дело передо мной встаёт скалистым, могучим утесом образ Гейнца Густавовича Пфеффера. Человека благородного, бескорыстного, светлого…

Да будет земля ему пухом…

Константин Эрлих

Гамбург, 25-27.01.2020.

Коллектив редакции газеты "ДипКурьер / Руссланддойчe Альгемайне" и читатели газеты приносят свои искренние соболезнования родным и близким в связи с невосполнимой утратой, кончиной Гейнца Густавовича Пфеффера.

Светлая ему память...

На снимках: Гейнц Пфеффер и Константин Эрлих за работой в немецкой редакции Казрадио;

сотрудники немецкой редакции Казрадио Георг Рау, Гейнц Пфеффер, Нелли Герман, Константин Эрлих,

Зауре Ликёрова, Иван Зауэр; делегация немцев Казахстана в Москве. 4-й слева - Гейнц Пфеффер. Архив "DipKurier".

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Konstantin Ehrlich

Als ich in Stalin den großen Wissenschaftler entdeckt hatte…

Stalin – Josef Wissarionowitsch Dshugaschwili (21.12.1879*-05.03.1953) – ist keine eindeutige Erscheinung in unserer Geschichte: Die Einschätzung Stalins als Mensch und als Politiker durch Zeitgenossen unterscheidet sich diametral. Einige nennen ihn ein Genie, andere – einen kriminellen Gewaltherrscher. …Heute jährt sich zum 140. Mal sein Geburtstag.

In meiner Kindheit ist der Name Stalin in aller Munde gewesen. Ich erinnere mich an einen Transparenz-Slogan auf einem roten Plakat über der Klubszene: „Wir danken Genosse Stalin für unsere glückliche Kindheit!“ Daneben war ein Bild angebracht, auf dem der Führer mit einem Kasachenmädchen (Jahre später erfuhr ich, dass es ein Burjatenmädchen war) auf dem Arm abgebildet worden war.

Aber so richtig eingeprägt hat sich Stalins Name in meinem Bewusstsein als er gestorben ist. Es ist ein warmer Tag gewesen. Meine Eltern sind vor die Krilitztür** getreten, ich bin ihnen gefolgt. Der Vater hatte, für mich absolut unverständlich, ein Beil in der Hand. Dieser Tage munkelte man, dass zu uns aus der Richtung der benachbarten kasachischen Ländereien eine Gruppe roher Sträflinge unterwegs gewesen wäre. Auch die Nachbarn – Andrej und Katharina Nazarenus, Amalie, Alexander und Ottilie Schott, Tante Schura Gaidai mit ihrem kleinen Wowka, Alexander und Amalie sowie Efraim und Katharina Weber… standen vor ihren Chaten*** und starrten auf die verschneite Straße. Was sollte wohl in deren Herzen vor sich gegengen sein? Es blieb mir unbekannt. – Eins kann ich heute klipp und klar bestätigen: Geweint hat niemand…

Heute weiß ich es besser: Unsere russlanddeutschen Sondersiedler verbanden mit diesem außergewöhnlichen Ereignis, sowie mit der von Chrustschow eingeleiteten Zeit des Tauwetters neue Hoffnungen, endlich nach Hause – in ihre angestammte Wolga-Heimat, zu kommen. – Vergebens… Eine Erkenntnis, mit der sie sich ihr Leben lang abgeben sollten…

Anfang der 70-er Jahre, kam mir das Barden- Stalinlied zu Ohren: Товарищ Сталин, Вы большой ученый… Damals hatte ich, Linguistik-Student, dieses Lied, in dem - unter anderem - die sprachwissenschaftlichen Begabungen des Führes gerühmt worden sind(!), ins Deutsche übersetzt und meinen Freunden vom Studentenbautrupp – Reinhold Rupp, Woldemar Kiel, Viktor Kleim, Leonid Schütz, Woldemar Jedig, Robert Kiel, Woldemar Richter und Wladimir Gudoschnikow an einem geselligen Feierabend vorgetragen… Verfasst Ende der 50-er Tauwetterjahre, hatte es alle, die wir doch bereits ein Jahrzehnt unter Breshnews strengsten Obhut standen, sehr beeindruckt und tief berührt, so dass ich es mir vorgenommen hatte, meine Übertragung an das „Neue Leben“ zu schicken, wo bereits ein paar meiner Gedichte veröffentlicht worden waren. Ich hatte aber Pech: Sepp Österreicher (eigentlich Boris Brainin) – ein prominenter Literaturschaffender, der damals das Lektorat „Poesie“ in dieser deutschsprachigen Zeitung verwaltete, gab mir eine prompte, meiner Meinung nach abwegige Antwort und zwar, dass ich mich lieber mit lyrischen Themen, wie Liebe, Natur und Ähnliches befassen sollte, dass mir ganz gut gelänge… Ich verstand den Prominenten, begriff, dass hinter ihm die Zensur gestanden hatte, diskutierte nicht weiter und verstaute mein Manuskript in der Schreibtischschublade.

…Dieser Tage, im Zusammenhang mit dem Geburtstag des „großen Führers“, habe ich mich nicht zufällig an ihn erinnert und meinen früheren Text hervorgeholt. Hier ist er in meiner heutigen Redaktion:

Lied von Stalin

          In den schönen heimatlichen Fluren,

          durch die Arbeit und den Kampf gestählt,      

          haben wir ein Lied vertont vom Führer, -

          treuem Freund, der zu den Besten zählt…    

                                                   Alexej Surkow.

Genosse Stalin, was ich sagen möchte:

Groß ist in Sprachenforschung Ihr Erfolg.

Ich aber bin ein simpler Sowjet-Sträfling, -

mein Freund ist der Tambower graue Wolf.

Mir unbekannt blieb, weshalb ich hier brumme***, -

der Staatsanwalt, er weiß es, – der weiß viel.

Ich weil‘ in Turuchansk, wo Sie, - bekümmert

zu Zarenzeiten lebten im Exil.

Die fremden Sünden haben wir gestanden,

man trieb durch saures Schicksal uns wie Vieh.

Mit festem Glauben wir zu Ihnen standen, -

uns selbst wir glaubten so wahrscheinlich nie.

So brumm‘ ich nun in Turuchansker Wildnis,

wo Wachen bös‘ wie Hunde sind - allsamt.

Gewiß begreif ich schon all diese Wirrniss, -

die Sie verschärften Klassenkampf benannt.

Uns peitscht Unwetter, quälen Mückenbünde, -

Tag ein, Tag aus im Urwald schuften wir.

Sie haben hier den Funken einst entzündet, -

dank Ihnen aal‘n wir uns am Feuer hier.

Sie haben‘s schwer, für jedermann zu sorgen, -

nachtsüber Sie zerbrechen sich den Kopf.

Im Kreml kein Aug‘ Sie schließen bis zum Morgen,

die Pfeife rauchend, Sie – ein armer Tropf.

Wir schleppen unser Kreuz umsonst auf Bahnen

durch bösen Rauchfrost, Regensturm und Wind.

Gleich Stämmen fall’n auf Pritschen wir, nicht ahnend,

dass uns‘res Führers Nächte schlaflos sind.

Im Traum wir Sie auf der Parade wähnen, -

gut Ihnen steht die Marschal-Uniform.

Auf Stalins Art wir hauen Holz, und Späne, -

sie spritzen rings. Wir meistern Ihre Norm.

Wir haben heut‘ beerdigt zwei Marxisten,

wir haben sie mit rotem Tuch umhüllt.

Der Eine war Abweichler – rechter Richtung,

der Аnd‘re war, erwies sich‘s, gar nicht schuld.   

Er rief Sie auf, bevor er ging für immer -

in seinem jammervollen Abschiedswort:

um seinen Straffall ernstlich sich zu kümmern,

und schrie am Grab: Werk Stalins lebe fort!

+++

Es lebe Stalin – viele tausend Jahre,

und wenn ich in der Taiga auch krepier‘,

erzeugt genug wird Stahl und Mangelware

pro Kopf im Land, - glaub, meine Abkunft, mir.

        Nach Jus Aleschkowski (1959). März, 1973, letzte Redaktion: 21.12.2019.

Auf dem Bild "Freund der Kinder" mit Gelja Markisowa auf dem Arm, deren Eltern später repressiert worden sind.

_______________________________________

**Nach einer anderen Version hat Stalin am 18. Dezember 1878 Geburtstag.

**Krilitztür – Krilitz – vom russ. крыльцо.

*** Chate – eigentlich Erdhütte.

****Brummen - für eine Straftat büßen.

______________________________________________________________________________________________________

Константин Эрлих

Уходят в вечность могикане…

Незабываемые встречи с Робертом Лейноненом

I. Эта трагическая весть застала меня в дороге: ушел из жизни Роберт Лейнонен. Соратник, коллега, художник. Причем, художник в самом широком смысле этого слова: поэт, публицист, историк и, собственно, художник-живописец. Из под его пера вышли многочисленные лирические произведения, избранные которых вошли в его сборники "Тебе писал я строки эти...“, 2011 – на русском языке и „Für dich schrieb ich einst diese Zeilen“. 2018 - на немецком языке, изданные в издательстве Роберта Бурау - BMV Verlag Robert Burau, а также аналитические тексты, как то „Лирика Генриха Гейне на русском языке“ и фундаментальная исследовательская работа „Deutsche in St. Petersburg. Ein Blick auf den Deutschen Evangelisch-Lutherischen Smolenski-Friedhof und in die europäische Kulturgeschichte“, in Mitautorenschaft mit Erika Voigt („Немцы в Санкт-Перербурге: Смоленское Лютеранское кладбище в истории европейской культуры“, в соавторстве с Эрикой Фогт). Организовывал Роберт Адольфович и выставки собственных картин…

Роберт Лейнонен скончался на 99 году жизни. Ах, какая уж это была жизнь?! – думаю я. Не жизнь - сплошные злоключения! Наверное, лучше всех это знает его жена, Ирина, которой досталась счастливая удача быть супругой этого неординарного, нерядового, талантливого человека, как она мне как-то поведала, но и жестокая доля „фронтовой подруги“, „обзову“ её так, выхаживавшей, сопровождавшей его – больного в самые горестные времена его пребывания на этой грешной земле. Ну и, возможно, ещё сын Вадим, который регулярно наведывался к отцу с супругой и дочерью…

Я был в курсе о его тяжелом состоянии, говорил с ним последний раз по телефону пару лет назад. Поводом был женский праздник – 8 марта. Поздравил Ирину. Помню, в его голосе слышалось оптимистическое оживление: он поблагодарил меня, уже в который раз, за поддержку его „надрывных усилий“ по „лоббированию“ его публикаций, как то стихотворений „Рюкзак“, „Трешка“и др…. Я возразил ему, что я не лоббировал его, а выполнял свой редакторский, ну и, конечно же, патриотический долг. Говорили мы и о нашей встрече в 1989 г. в Москве, о его визите в 1990 г. в редакцию газеты „Фройндшафт“ в Алма-Ате, которую я в то время редактировал… Ему было трудно, заметил я, говорить, и я не стал ему долго докучать. Но меня уже удовлетворило то, что он был рад моему звонку…

…Роберт Адольфович Лейнонен родился 1 августа 1921 года в Петрограде в немецко-финской семье. Его родители венчались в Петрограде в Финской церкви 5 ноября 1917 года, а своих четырех детей они крестили уже в Немецкой лютеранской церкви Св. Екатерины на Васильевском острове. И нет в этом никакого парадокса, так как Финская церковь была также протестантской. В возрасте от шести лет до совершеннолетия Роберт воспитывался у своих тётей, Эмилии и Изабеллы Форст-ман, где оказался в чисто немецком среде. Со своими родителями он встречался только по праздникам и редким выходным... Вспоминая свое время в семье у „Tante Miele и Tante Isi“ (Tante – нем. тётя), Роберт Адольфович отмечал:

„Переезд к тётушкам открыл, по-существу, новую страницу в моей жизни. Я прожил у них тринадцать лет. И здесь-то я получил своё воспитание, здесь начал формироваться мой характер, отсюда я впервые вынес свои понятия о добре и зле, о правде и лжи, здесь постепенно во мне сложилось моё ‘я‘. Именно тётушкам я обязан всем. Это они сделали из меня человека, прошедшего через много тяжких испытаний и невзгод, но пронёсшего через всю жизнь зерно, нутро, заложенное двумя, по нашим понятиям, ‘неграмотными» женщинами‘!.. Две романтические натуры, не нашедшие в жизни созданного их воображением идеала и потому оставшиеся старыми девами, увлекались всем красивым, чистым, идеальным. Любили музыку, книги, вообще искусство. Очень много читали! Не зря же, кажется, Сухомлинский говорил что-то вроде: нет образования, есть самообразование. Вот это и было их самообразованием! Это то, что выше иного сегодняшнего диплома. Тётушки были женщинами необыкновенно культурными и интеллигентными, у обеих были высокие требования к самим себе. Дома я не слышал никакой брани, никаких ругательств, никаких неприличных слов. И меня тётушки очень любили. Конечно, они меня и баловали, насколько это было в их силах, ибо жили они всё же небогато. Но баловство это было в меру и не носило характера беспрекословного выполнения ма-лейших прихотей, как это часто бывает…“

Закончив в 1939 году среднюю школу, Роберт поступил на математико-механический факультет Ленинградского университета. Но учиться почти не довелось – призвали в так называемую Армию Народной Республики Финляндии под руководством коммуниста Отто Куусенена, дислоцировавшуюся в Териоках, ныне Петербургский район Зеленогорск. Здесь он прослужил, так и не приняв участия в „советско-финском вооружённом конфликте“, до марта 1940 г., после чего его военная часть была переподчинена руководству Красной армии и переведена под Новгород и вскоре – в район cоветcко-эcтонcко-латвийcкого пограничного узла. Воссоединение прибалтийских республик с СССР прошло без эксцессов – и без помощи героя моего повествования, так что он, в звании младшего сержанта, был откомандирован вначале в г. Лугу, а затем, в феврале 1941 г., и вовсе отправлен в резерв. Он вернулся в Ленинград и продолжил учебу в университете.

Но вскоре началась война с Германией – враг рвался к Ленинграду. Бои доходили до окраин города. Последовала блокада. Окруженный город ощетинился, яростно сопротивляясь. Роберт Лейнонен был занят в это время на оборонных работах под городом, а осенью и зимой 1941 г. – в качестве бойца на дежурствах университетской команды противовоздушной обороны: тушил фугасы на крышах домов, эвакуировал раненых из горячих точек из под вражеских бомбардировок. В городе начались перебои с централизованным теплоснабжением и продовольственным обес-печением. Вскоре они стали постоянными. Была введена карточная система. Рабочим выделялось 800 г. хлеба в день, служащим — 600 г., иждивенцам, пожилым и детям — по 400 г. Но этого истощенному организму не хватало. В пищу пошли павшие лошади, домашние животные - собаки и кошки… Почти все родные Роберта Лейнонена, 11 человек, в том числе мать, отец, брат и обе тёти, погибли от голода. Он же сам спасся чудом: истощенным и обессиленным, ещё вовремя попав в лазарет, где его выходили.

В августе 1942 года оставшиеся в живых Лейнонены были ошарашены повесткой о выселении. Она была вручена 14-летней сестре Роберта, по счастливой случайности оставшейся в живых. Трагика того времени в блокадном - холодном и голодном Ленинграде запечатлелась в памяти Роберта в следущих душераздирающих строках:

Труп скрюченный отца, лежащий под столом

в замёрзшей комнате с растерзанным окном…

Повестка на столе – скупой листок:

«Оставить город...» и проставлен срок.

Предельно ясно, коротко и чинно –

Он – Лейнонен Адольф, сын Акселя – был финном.

Отец уже ушёл, он на другом вокзале!

Повестка ни к чему – вы с нею опоздали…

Спи, папа, – не читай бумажку эту!

Я принял от тебя наследства эстафету…

Роберт Лейнонен был „эвакуирован“ „Дорогой жизни“ по Ладожскому озеру на Большую землю - вослед своим ссыльным соплеменникам в Алтайский край. Термином „эвакуация“ в отношении советских немцев, финнов и некоторых других нацменьшинств власти прикрывали суть их депортации, которой еще ранее были подвергнуты все советские немцы, проживавшие в европейской части страны, в том числе все поголовно из Республики немцев Поволжья. Не успев освоиться на новом месте, Роберт был осенью 1942 года препровожден в трудармию на Урал. Работал, не покладая рук, в шахте, валил лес... И все это - под конвоем.

Пришла долгожданная победа. Но она непонятным для Роберта Лейнонена образом обошла его и всех горемык-трудармейцев стороной. Более того, большевистское руководство страны пошло в отношении своих ссыльных сограждан еще на один узурпаторский шаг: издало 26 ноября 1948 года от имени Президиума Верховного Совета СССР мизантропический Указ (№ 133/12 д. № 111/45) о том, что переселение „в период Отечественной войны чеченцев, карачаевцев, ингушей, балкарцев, калмыков, немцев, крымских татар и др. …проведено навечно, без права возврата их к прежним местам жительства“, и что „за самовольный выезд (побег) из мест обязательного поселения этих выселенцев виновные подлежат …наказанию за это преступление в 20 лет каторжных работ“.

Роберт Лейнонен понял, - „не дурак же“, - шутил он, вспоминая минувшие дни в одной из наших бесед, что его судьба, как и его соплеменников, определена. Но жажда жизни и огромная воля к победе - его и его народа(!) - придавала ему дополнительные силы. Начиная с 1950 г. он трудится на рабочих должностях на машиностроительном заводе в г. Копейске, что в Челябинской области. Здесь же женится, появляются сыновья, Виктор и Вадим. С целью подработки занимается переводами технической документации с немецкого языка на русский, пробует свои силы в качестве переводчика художественных текстов советских немецких прозаиков. Свое свободное время посвящает фотографии, туризму и альпинизму, а также рабкорровскому делу, публикуясь нередко в заводской и городской печати, а в конце 1950-х годов и в немецкоязычной прессе. В 1959 г. без отрыва от производства заканчивает горный техникум в Копейске, а в 1970 г. – немецкое отделение Башкирского университета в Уфе. После снятия спецназора над ссыльными советскими немцами в 1955 г. его не покидает мечта вернуться в родной Ленинград. Но все его заявления отвергают-ся категорическими отказами. И только в 1981 г., после выхода на пенсию, он добивается долгожданного разрешения.

II. …Мое знакомство с Робертом Лейноненом состоялось во времена второго этапа, конец 80-х годов, активизации немецкого национального движения в стране.

В мае 1988 г., только что заступив на должность гл. редактора казахстанской республиканской газеты „Фройндшафт“ и объявив курс на „национализацию“ содержания издания, я сразу же ввел новые рубрики: „Из истории советских немцев“, „Наши традиции и обычаи“, „Наша народная песня“ и др., Одновременно я опубликовал стихотворение Эрны Гуммель „An meine Muttersprache“ („Моему родному языку“), на немецком языке, „поднявшее тему трагической судьбы российского немецкого народа на новый уровень и ставшее визитной карточкой обновлённой газеты как патриотического, национального издания“, как заметит в одной из своих публикаций Роберт Лейнонен. Я приведу здесь этот незаурядный, дерзкий текст:

Из-за тебя лишилась я родного очага.                                   

Униженной по лагерям и ссылкам шла...                                         

Твою мелодию, родной язык, не забывала –                                

я тихо слушала во мне её, когда страдала.

      Когда из-за тебя лежала я в пыли,                                     

      то ты был им, кому молилась я в тиши                               

      И если надсмехался кто из-за тебя,                                        

      своей любовью тебя заслоняла я.                                           

Когда косила смерть наш поредевший строй –        

не раз в могилу загоняла нас с тобой!                                 

Тебя не предавала я в те жуткие года;                                     

ты оставался мне родным. Тебя любила я.                  

     И прояснилось снова небо над тобой!                                              

      В благих деяньях ты расцвёл, язык родной.                                                     

      Поэтому мелодию твою я повторяю,                                                

      Она, как слог молитвы, моё сердце согревает.

                                                               Перевод мой - К.Э.

А чуть позже свет увидели и сегодня широко известное стихотворение Р. Лейнонена „Рюкзак“ (на русском языке, - о нем чуть ниже), а также избранные главы из моей научно-популярной монографии о географии поселения и истории культуры моих соплеменников в России и Советском Союзе. Уже в начале мая 1988 г. я, использовав свой авторитет во властях республики и пойдя на абордаж системы, организовал при редакции газеты Немецкий культурный центр (еще пару лет назад за такую инициативу могли признать еретиком и предать анафеме), а годом позже республиканскую структуру Всесоюзного общественно-политического общества „Возрождение“, деятельность которых долгие годы возглавлял.

В одной из своих многочисленных публикаций Р. Лейнонен вспоминает: „Перебирая в памяти ‘дела давно минувших дней‘, я задумался: когда же я всё-таки списался с газетой ‘Freundschaft‘? С 1959 года я являлся не только подписчиком газеты ‘Neues Leben‘ в Москве, но и её внештатным корреспондентом, посылая туда из Копейска, где проживал с начала ссылки, письма, фотографии, заметки и рассказы. Газета выпускалась с 1926 года сначала как ‘Центральная газета советских немцев‘ - ДЦЦ (DZZ — Deutsche Zentral-Zeitung), но в 1941 году её закрыли, точнее сказать, ликвидировали вместе с Республикой немцев Поволжья. А с 1957 года в Москве стала издаваться газета ‘Neues Leben‘ (‘Новая жизнь‘), в подзаголовке которой значилось: ‘Центральная газета на немецком языке‘ под редакцией газеты ‚Правда‘. Дальше этого хрущёвские попытки реформировать сталинское наследие не пошли. Взамен республики советским немцам подкинули ‘Центральную газету на немецком языке‘, ни словом не упоминая в заголовке тех, для кого газета и предназначалась, — немцев Советского Союза. Одновременно в Москве издавались газеты и журналы на различных западноевропейских языках: английском, французском, испанском, итальянском. Непосвящённый читатель воображал, что это тоже подобное издание, только на немецком языке. Рядовому россиянину, владеющему одним-единственным - русским - языком, чтение ‘Neues Leben‘, разумеется, было недоступно. В середине 80-х годов, когда Генеральным секретарём ЦК КПСС стал Горбачёв, я оказался настолько наивен, что, поверив ему и его перестройке, заслал в редакцию ‘немецкой газеты‘ (‘Нойес Лебен‘ – ред.) и своё стихотворение ‘Рюкзак‘ - на дворе было самое начало 1987 года. …Редактор отдела литературы Владимир Эйлер ответил мне на официальном бланке: ‘Уважаемый Роберт Адольфович! …Спасибо за Ваши письма… Стихотворение ‘Рюкзак‘ мы, к сожалению, опубликовать не можем. Слишком сильно задеты струны, касающиеся судьбы советских немцев…‘

10 июля 1988 года, т.е. практически через полтора года я писал им туда же: „Я не хочу больше писать в ‘Центральную газету на немецком языке‘, я хочу писать в ‘Центральную газету советских немцев‘! Иначе я с таким же успехом мог бы писать в газеты на английском языке, на монгольском или корякском. Мачехе ‘ПРАВДЕ‘ я не верю! Мне нужна родная мать, которую у советских немцев отняли. Мачеха ‘ПРАВДА‘ ни разу пока за тридцать лет не выступила в защиту своего дитяти. Она молчит! А точнее, гневствует при закрытых дверях. Пора и эти двери открывать! Мне не нужна гласность, если это только приоткрытый предохранительный клапан готового взорваться, давно пришедшего в негодность котла, лишь бы выпустить немного пара и избежать взрыва. Нужно менять сам котёл: проржавели и прогнили на нём заклёпки, он развалится всё равно!‘

Именно в это время мой ‘Рюкзак‘ увидел свет в Казахстане в газете Константина Эрлиха ‘Фройндшафт‘, поднявшая тему трагической судьбы российского немецкого народа на новый уровень… На полгода ранее других казахско- и русскоязычных изданий в Казахстане во „Freundschaft“ был заменен большевистский лозунг „Пролетарии всех стран, соединяйтесь!“ на „За единство, демократию и гуманизм!“. Эта газета стала рупором и трибуной немецкого национального движения в Советском Союзе. Насколько же более передовой оказалась казахстанская газета «Freundschaft» по сравнению с московской «Neues Leben», став именно газетой советских немцев, рупором и трибуной немецкого национального движения в Советском Союзе! – восклицал Роберт Лейнонен в одном из своих повествований. - …Причём, во ‚Freundschaft‘ № 55 от 13 августа 1988 г. был уже опубликован первый вариант-попытка перевода ‘Рюкзака‘ на немецкий язык Гербертом Генке, говорящий о том, что сам оригинал увидел свет на страницах газеты Эрлиха раньше…“

Конечно же, я очень хорошо помню это время, находясь в самой гуще событий вокруг „немецкого вопроса“ в СССР. Еще в застойные времена Брежнева и диктатуры Андропова я опубликовал в издательстве „Казахстан“ в Алма-Ате свои первые исследования по истории российских и советских немцев и их культуры: „Lose Blätter“ („Эскизы“), 1982 г., в котором открытым текстом была освещена „трудармейская тематика“. А также литературоведческие работы „Literatur der Sowjetdeutschen“ („Литература советских немцев“, 1982 г.), „Panorama der sowjetdeutschen Literatur“ („Панорама советской немецкой литературы“, 1983 г.), в которых я сделал краткий экскурс в историю нашей литературы, причем, акцентировав уже самими названиями указанных работ, что понятие „литература советских немцев“ – не равнозначно понятию „советская немецкая литература“. Тема – казалось бы, банальная, но ещё сегодня дискутируемая нашими читателями и, как ни странно, - литераторами и литературоведами. Поэтому подтверждаю, что стихотворение „Рюкзак“ было опубликовано, пару месяцев раньше. В то время, старшее поколение наших читателей помнит, когда в стране еще свирепствовала цензура, этот шаг был неординарным, можно сказать, даже дерзким. Но еще смелее я, естественно, означу здесь заслугу самого автора, написавшего это произведение, к тому же еще раньше – а именно, в 1974 году. Есть резон привести его здесь дословно:

Идёт старик. Несёт рюкзак.

Дугой согнуло. Вот чудак!

- Скажи, папаша! В чём нужда,

Таскаться с ним туда-сюда?

- Сынок, и я когда-то шёл

По жизни налегке.

И жить мне было хорошо,

И пусто в рюкзаке.

Но год от года за спиной

Всё рос мой кузовок.

Набили финскою войной

Армейский вещмешок.

Войны второй взвалился груз,

Блокада и мороз.

Фашист кричал: - Сдавайся, русс!..

А я мешок свой нёс.

Тащил рюкзак пятнадцать лет

По ссылке, всё продув.

И лишь за то, что бабкин дед -

Немецкий стеклодув.

В лицо плевок: - Ты немец, гад!

Забудь качать права!..

Там, в рюкзаке, они лежат,

Те тяжкие слова.

Вот так всю жизнь рюкзак и нёс

На каждый перевал,

Как свой нелёгкий крест Христос,

И падал и вставал...

Не думай, сын, что я один!

Нас много стариков,

Не разогнуть которым спин

Под грузом рюкзаков.

А если сила есть в руках,

И духом ты герой,

Поройся в наших рюкзаках

И тайны их раскрой!

Пусть люди знают, что и как,

Не зря же я тащил рюкзак,

И сотни тех, чей скорбный путь

Вдруг оборвался где-нибудь...

Инициированное мною обращение газеты к трагической судьбе российского немецкого народа, его истории было горячо поддержано не только абсолютным большинством коллектива редакции, но, конечно же, и читателем. Помнится, что авторитет газеты и ее тираж стали стремительно расти. Мимоходом замечу, что высказанное Р. Лейноненом замечание в адрес „Нойес Лебен“ о том, что он предпочитает писать в газету „для советских немцев“, а не в газету „на немецком языке“, мне было в то время неизвестно. Но то, что наши мысли и стремления относительно будущего нашего народа и нашей культуры пересекались и развивались в одном направлении – суть факт неоспоримый. Это подтверждается хотя бы тем, что переименовывая газету „Фройндшафт“ в „Дойче Альгемайне. Газета российских немцев“, я тем самым однозначно продемонстировал, что это наше национальное издание.

Уже позже, когда развалился Союз и Казахстан стал суверенным государством, обозначилась другая проблема: как быть с тем фактом, что газета суть казахстанское издание, а читатели немцы российские. Появилось разночтение: все мы немцы этнографически – российские, а географически - казахстанские. Компромисс мною был найден в объединении обоих компонентов названия в одно – целое: „Дойче Альгемайне Цайтунг“ („Deutsche Allgemeine Zeitung“)!

Уместно будет здесь лишь на мгновение остановиться на одном из выводов Генриха Гроута: „Конечно, занимая ответственную должность главного редактора республиканской немецкой газеты в Казахстане, где проживала половина всех ссыльных немцев СССР, Эрлих был зажат в некие невидимые рамки системы, с которыми нельзя было не считаться. Поэтому он не мог открыто, как другие активисты немецкого реабилитационного движения конца восьмидесятых годов, высказывать критику этой системы (курсив мой – К.Э.). Точнее, мог бы, с безусловной потерей своего поста. Но от этого потерял бы не только лично Эрлих, но и все движение в целом, т.к. Эрлих многое делал для его становления, помогая группе единомышленников, как в пропаганде идей самого движения через возглавляемую им газету, так и в организационном его становлении…“

Благодарствуя своему соратнику, высказавшему немало лестных слов в мой адрес в этой публикации, я, однако, не могу согласиться с его вышеприведенными словами, обозначенные мною курсивом. Ни одна газета в СССР, насколько мне известно, не позволяла себе таких „вольностей“, как редактировавшаяся мной газета „Фройндшафт“. И это стало возможным не только благодаря „патриотической дерзости“ гл. редактора, но и вследствие огромной поддержки моих идей и усилий со стороны редакционного коллектива, читателей и авторов… Одним из которых был незабвенный Роберт Лейнонен. Никогда не спрашивал Г. Гроута, кем были те „другие активисты немецкого реабилитационного движения конца восьмидесятых годов“, высказывавшие критику советской системы, и где они высказывали эту критику?! – Смею предположить, что где-то на какой-либо кухне или в дискуссиях дискуссиях в штабе общества „Возрождение“ на Шелепихинской набережной, где она, естественно, и затухала…

Помню. как Роберт Лейнонен в ходе своего выступления с трибуны конференции общества „Возрождение“ в Москве в 1989 году поблагодарил меня за внимание к его персоне, за публикацию его произведений и за изданную мной (в декабре 1988 г.) научно-популярную работу „Живое наследие. Очерки по географии поселения и истории культуры немцев в России и Советском Союзе“. Он высказал сожаление по поводу мизерного тиража этого „злободневного и смелого произведения“ и предложил отправить письмо от имени делегатов конференции в Госкомиздат СССР и в издательство „Казахстан“, издавшее эту монографию, с просьбой о переиздании ее массовым тиражом на немецком языке и об издании ее на русском и казахском языках. Забегая вперед скажу, что соответствующее постановление Госкомиздатом было принято. Более того: эта книга была признана во Всесоюзном конкурсе Госкомиздата СССР лучшим изданием года и отмечена Первой премией среди произведений на общественно-политическую тематику!   ...Но я, обличенный обязанностями гл. редактора республиканской национальной газеты, поглощенный политической борьбой за реабилитацию своего народа, был практически – физически не в состоянии подготовить переработанный и дополненный вариант этого произведения в срок. А переиздать копию первого издания без конъюнктурной правки и соответствующих дополнений и уточнений, когда гласность в стране принимала все больший размах и цензура заметно теряла свои позиции, я счел нецелесобразным. А вскоре страна полетела в тартарары, а с нею и наши цели, и мечты…

III. С Робертом Лейноненом мне довелось встречаться, беседовать неоднократно. Мне импонировали его скромность и интеллигентность. Я чувствовал созвучие наших душ, патриотических аккордов в нашем творчестве. Моя очередная встреча с литератором состоялась в Москве во время конференции общества „Возрождение“. В своем дневнике за 17-18 января 1990 года он запишет: „…17 января 1990 г. День прошёл более спокойно, но также без надежд на будущее. Разговаривал с Яковом Фишером (замдиректора Немецкого драмтеатра в Алма-Ате). …Он обещал вызвать меня в Алма-Ату на Фестиваль… 18 января 1990 г. Последний день конференции. Зачитали решение. Айрих собрал коммунистов и написал обращение в ЦК КПСС с просьбой принять делегацию ветеранов партии. Я беседовал с Эрлихом, гл. редактором ‘Фройндшафт‘ (Алма-Ата). Он просил присылать любые материалы для публикации в газете: по вкладу немцев в различных областях, фотографии Смоленского лютеранского (немецкого) кладбища, памятников архитектуры.“

Видимо, обещание Яков Фишер сдержал и Р. Лейнонен принял непосредственное участие в фестивале Республиканского Немецкого драмтеатра, проходившем в Алма-Ате с 23 февраля по 2 марта 1990 года. „Я …приехал с выставкой своих картин, …отдал свои подготовленные снимки в редакцию «Фройндшафт», а заодно узнал, что полученный мною гонорар был за мой перевод на русский язык стихотворения В. Гердта „Осина“, - вспоминал Роберт Адольфович. - … 26 февраля 1990 г. в Доме литератора состоялся очень интересный и острый разговор «Проблемы развития национальной драматургии» с участием драматургов, писателей, критиков. Я был здесь как поэт. Рассказывал о блокаде и читал свои стихи. А 28 февраля в 10 утра мы собрались в редакции „Фройндшафт“ на прессконференцию, так называемую встречу с творческой интеллигенцией и с представителями средств массовой информации. Меня же усадили в президиум как представителя Ленинграда. Выступали очень многие, каждый со своей болью…“.

Помню, Роберт Лейнонен прочитал тогда свое совсем свежее стихотворение „Трешка“ - фрагмент злосчастных трудармейских буден – по рассказу очевидца:

Святую заповедь читая в наставленье,

без устали твердили перед строем:

шаг вправо-влево - без предупрежденья

приказано стрелять по нам конвоям.

...Колонна серая тащилась трактом в лагерь.

Закончен день и трудармейцев труд.

Опять в тайге понахватались влаги,

одежда инеем покрылась на ветру.

Доходим мы в фуфайках-душегубках.

Охрана - та в овчинных полушубках.

Контраст во всём необычайно яркий:

для немцев, например, немецкие овчарки.

На лоб ушанку драную надвинув,

в шеренге с краю плёлся паренёк.

Измотанный, худой, сутуля спину,

в опорках шлёпая, он шёл, не чуя ног.

Вдруг вижу, брошена - случайно ль, понарошку? -

там, на обочине, зелёненькая трёшка!

Я обомлел... мне всё страшней...

Мальчишка увидал, рванулся и - за ней!..

Та-та-та-та! - сухой плевок из автомата

и яркий всплеск отборнейшего мата...

Ртом перекошенным, хватая воздух в муке,

прошитый пулями, мальчонка вскинул руки,

взметнулся над заснеженной дорожкой,

простёрши к небу кулачок с зажатой трёшкой,

и, рухнув, соскользнул по липкому кювету...

Ещё один безвестный канул в Лету...

С 21 по 27 октября 1990 г. в Алма-Ате проходил 2-й Всесоюзный фестиваль немецкой культуры и искусства, организованный Немецким драмтеатром в лице Я. Фишера – зам. директора, газетой „Фройндшафт“ и Алма-Атинским немецким культурным центром в моем лице – т.б. гл. редактора и, соответственно, председателя, а также коммерческих структур, действовавших под эгидой Немецкого культурного центра в лице Г. Энгеля и В. Гельцера, а также Научно-методическим центром народного творчества КазССР в лице директора В. Айгараевой. Огромная помощь в проведении Фестиваля приходится на долю многочисленных помощников из членов общества „Возрождение“, „Немецкого культурного центра“, культработников и волонтеров. Имена всех здесь перечислить невозможно, но некоторых я всё-таки назвать должен: Розе Штайнмарк,  Александр Гаан, Христиан Дриллер, Андреас Гартунг, Герольд Бельгер, Яков Гернер, Рудольф Маурер…

Этот фестиваль вошел в историю культурной жизни нашего народа как грандиозное событие, участие в котором приняли 76 творческих коллективов страны и несколько десятков представителей нашей творческой когорты: литераторов, художников, актеров, журналистов… В общей сложности 1 625 человек.

Принимал участие в этом фестивале и Роберт Лейнонен. „Я снова оказался в Алма-Ате, - писал он в своих воспоминаниях, - …на 2-м Всесоюзном фестивале немецкого самодеятельного творчества. Отдал Эрлиху целую подборку своих стихов. На прессконференции „Фройндшафт“ 26 октября выступал о своей работе по переписи Смоленского кладбища и читал стихи «Склепы» и «Мир праху твоему». И велико же было моё изумление, когда в дни фестиваля я раскрыл газету и увидел своё стихотворение «Храм тела, храм души, храм духа…», посвящённое памяти немецкого архитектора А.Л. Витберга, строившего первый храм Христа Спасителя на Воробьёвых горах в Москве. Как ни странно, но именно „Фройндшафт“ публиковала мои стихи и немало! За это ей и её тогдашнему гл. редактору Константину Эрлиху моя особая сердечная благодарность не только как от читателя, но и от автора. И я не без удовольствия отмечаю, что мои вещи печатаются как в сегодняшней DAZ („Deutsche Allgemeine Zeitung“ – ред.), так и у её бывшего гл. редактора в „Дипломатическом Курьере“ („Russlanddeutsche Allgemeine“ – ред.) в Гамбурге.“

IV. В культуре российских немцев Роберт Лейнонен представлен крупным планом в трех авторских ипостасях: он - литератор, историк и художник-живописец. Им написаны десятки картин, разных по художественной значимости, выполненных различной техникой: акварелью, тушью, карандашом, фломастером и даже шариковой ручкой… Обьекты его произведений – ленинградские пейзажи, этюды, натюрморты, портреты – большей частью - женские. Нет, женщина – суть не объект, а конкретный субьект его художественного творчества - мироощущения и жизневосприятия, существовавшая или существующая, благодаря его картинам, в реальном времени и реальном пространстве. Именно она суть его рефлект‘орное сопереживание и его неисчерпаемое вдохновение. Своими лучшими картинами Роберт Адольфович считает портреты „Изабелла“ („Isabella“), „Страстный взгляд“ („Leidenschaftsblick“) и „Вечерний сумрак“ („Abenddämmerung“). Полагаю, что с этим заключением можно согласиться. Но мне импонируют также и некоторые его непринужденные графические работы – как то иллюстрации к собственным изданиям. Свои персональные выставки он организовывал в опорных точках своей биографии: в Ленинграде-Петербурге, Приозерске, Копейске, Челябинске, Москве, Алма-Ате, в германских городах Веймаре, Эрфурте, родном городе Лауше и др.

Грандиозность научных изысканий Роберта Лейнонена нашла воплощение в главной работе его жизни - в соавторстве с Эрикой Фогт, на что я уже указывал в начале этого повествования: „Deutsche in St. Petersburg. Ein Blick auf den Deutschen Evangelisch-Lutherischen Smolenski-Friedhof und in die europäische Kulturgeschichte“ („Немцы в Санкт Петербурге. Смоленское лютеранское кладбище в истории европейской культуры“). удостоенной в 2000 г. Анциферовского диплома Международного благотворительного фонда спасения Петербурга-Ленинграда, Балтийского гуманитарного фонда и Музея истории Санкт-Петербурга, символизирующий краеведческий знак качества сей работы. Между прочим, замечу, что одно время председателем жюри был руководитель Союза краеведов России, сын полярника Отто Юльевича Шмидта, академик, историк и этнограф Сигурд Оттович Шмидт (15.05.1922-22.05.2013), с которым я был лично знаком и состоял в длительном контакте.

Историческая и научная значимость этой работы неоспорима. Более того, она носит еще и прикладной характер, так как наглядно демонстрирует место и роль российских немцев в советской и российской истории, свидетельствует об их громадном вкладе в становление и развитие Государства Российского, о многовековом тесном и плодотворном сотрудничестве Германии и России. Уместно будет, вероятно, здесь еще отметить, что отрывки из этого исследования апробировались в моей газете, в "Дипломатическом Курьере / Russlanddeutsche Allgemeine Zeitung", на что ссылается и сам автор: № 10 (60), 25.10. - 25.11.2003 г.

Интересны размышления и заключения Роберта Лейнонена в работе „Лирика Генриха Гейне на русском языке“. Как дипломированный филолог, переложивший не мало лирических и прозаических - художественных, как и научных - текстов с русского языка на немецкий и - наоборот, считаю абсолютно правильным его исходный постулат, что „вникнуть в проблему перевода …может только человек, владеющий хотя бы двумя языками. Людям, которые знают только один язык, этого вообще не понять, а тем, которые владеют несколькими языками и не пробовали своих сил в переводах или не пытались сравнивать подлинник с переводом с известных им языков, тоже многое покажется неожиданным и удивительным. Читатель ведь с подлинником, как правило, не имеет дела. Он читает и воспринимает перевод как самостоятельное произведение, и если оно хорошо звучит, доступно, поэтично, понятно - значит, хорошо! А соответствует ли оно подлиннику или нет - читателя уже не волнует. Так что многое отдано на откуп переводчику и рецензенту, если таковой есть. Но ещё более сложным является перевод поэтических произведений.“

Так, анализируя нижеприведенное стихотворение Генриха Гейне „Ein Fichtenbaum steht einsam…“ в переводе Михаила Лермонтова,

Ein Fichtenbaum steht einsam     7              На cевере диком cтоит одиноко   12

Im Norden auf kahler Höh’.         7              На голой вершине cоcна,     8

Ihn schläfert; mit weißer Decke      8           И дремлет, качаяcь, и cнегом cыпучим    12

Umhüllen ihn Eis und Schnee.     7              Одета как ризой она.    8

Er träumt von einer Palme,            7            И cнитcя ей вcѐ, что в пуcтыне далѐкой –     12

Die, fern im Morgenland,          6                 В том крае, где cолнца воcход,    8

Einsam und schweigend trauert       7           Одна и груcтна на утѐcе горючем      12

Auf brennender Felsenwand.       7               Прекраcная пальма раcтѐт.     8

Роберт Адольфович замечает: „слов нет - стихотворение у Лермонтова получилось хорошее, красивое, поэтичное. Но это не Heine... По сути дела, это самостоятельное стихотворение. Лермонтов, растянув строку с семи слогов до двенадцати, естественно, кое-где был вынужден добавить слов, которых у Heine вообще нет. Например: ‘на севере диком...‘, ‘дремлет, качаясь‘, ‘снегом сыпучим‘, ‘в пустыне далѐкой‘, ‘прекрасная пальма‘.“

От себя добавлю: русский классик пошел по более лёгкому пути, „добавив слова“ – по выражению Роберта Адольфовича, в свой перевод. Ведь не секрет, что переложить немецкий оригинал, представляющий собой стихотворную миниатюру – с трехударной строкой, на русский язык намного сложнее, нежели поэтический текст с четырех- или пятиударной строкой. И абсолютно прав наш критик в том, что вариант Лермонтова суть самостоятельное произведение. Уточню: Но однозначно позаимствован мотив. Далее Роберт Лейнонен приводит еще два перевода:

На cевере кедр одиноко       9                   На cеверной, голой вершине    9

На голой вершине раcтѐт,    8                   Дуб одинокий cтоит;    7

Он cпит; одеялом белым       8                  Он дремлет - и льдом, и cнегами,    9

Укрыл его cнег и лѐд.        7                      Как cаваном белым, покрыт.      8

Он видит cон о пальме,      7                     И бедному грезитcя пальма,    9

Что в дальней, воcточной земле  8            Что в дальней, воcточной земле    8

Груcтит одиноко и молча     9                    Нема, одиноко горюет         9

На раcкалѐнной cкале.       7                     На cолнцем cожжѐнной cкале.    8

                                        В. Гиппиуc.                                                 П. Вейнберг.

Эти переводы, отмечает он, по ритму стиха ближе к подлиннику, нежели вариант Лермонтова. Да, это видно, отмечу, невооруженным глазом. Но размер и ритмика произведения и здесь не соответствует оригиналу. Перевод П. Вейнберга я считаю худшим из представленных вариантов. И все же выигрышным моментом в текстах этих переводчиков является тот факт, что у них вид деревьев – у одного это кедр и пальма, у другого дуб и пальма, выбран вполне логично: их род - противоположный, как и у Гейне. Именно поэтому, я считаю, что Лермонтов, у которого в его счихе фигурирует сосна и пальма - оба дерева женского рода, оказался в проигрыше.

На это же указывает и Роберт Лейнонен: „Образы Heine, его поэтические образы, скорбят в одиночестве. Один на холодном севере, другая - в знойной пустыне. Д р у г а я ! Она! О Н и О Н А - вот в чѐм соль! Heine употребляет слово „Fichtenbaum“ (дерево-пихта), на немецком это слово мужского рода, а пальма, как и в русском, - женского. Он и она, двое горемык, оба страдают, оба в одиночестве. Не в этом ли состоит идея стихотворения!“…

Именно в этом, и это безусловно! Читатель, естественно, спросит, а какой перевод предложил бы я - литератор, недалекий к тому же и от переводческого ремесла. …Ну что ж, я мог бы предложить вот такой вариант (цифры указывают на количество слогов, сравните их, пожалуйста, с немецким подлинником):

Стоит на взгорье ясень,  7                            Ein Fichtenbaum steht einsam       7  

В нагом, холодном краю,  7                          Im Norden auf kahler Höh’.          7     

Он дремлет под белой рясой -  8                  Ihn schläfert; mit weißer Decke     8

В ледовом, снежном плену.  7                      Umhüllen ihn Eis und Schnee.     7

Ему всё пальма снится:  7                            Er träumt von einer Palme,           7

Вдали, в восточной мгле. -   6                      Die, fern im Morgenland,           6

Молча грустит девица -    7                          Einsam und schweigend trauert     7

Одна - на знойной скале…  7                        Auf brennender Felsenwand.      7       

                                           К. Эрлих.                                                  Г. Гейне.

Прокомментирую попутно и свой перевод: в качестве критика мне было бы это не к лицу, но как автору, думаю, мне это не возбранится. Ну, во-первых, я счел необходимым и обязательным придерживаться стихотворного метра подлинника Гейне, а именно  двусложного ямба. Замечу, что даже там, где автор оригинала нарушил ритм своего текста – см.  3-ю строку во 2-й строфе, перескочив на хорей,.. я последовал ему. Во-вторых, касательно содержания, я постарался ни в коем случае не отойти от оригинала, добавив лишь одно, в данном случае уточняющее слово „девица“. Чем я сознательно обнажил идею автора подлинника, не понятую Лермонтовым. И в-третьих, выбирая мужской эквивалент к пихте  (Fichtenbaum – у Гейне) или сосне (у Лермонтова), я остановился на ясене. И это не потому, что это дерево символизирует возрождение, обновление, свет,..  а потому, что оно более лирично звучит в русской поэзии, чем дуб или кедр, у цитированных Робертом Лейноненом переводчиков. Кроме того, я позволил себе вольность – отрифмовать дополнительно, первую с третьей строкой обеих строф, что прибавило звучанию текста, на мой взгляд, больше поэтичности и лиричности. Вот такие мысли сейчас со мной, когда я пишу эти строки. …Но, мои дамы и господа, последнее слово за вами, читателями и за профессиональной критикой…

…Поэтическое дарование Роберта Лейнонена отразилось в более чем пятистах стихотворных текстов. Нет, они, конечно же, не все однозначно - шедевры. Но большая их масса побуждает читателя остановиться, задуматься и вновь, и вновь перечитывать их, как вот это стихотворение, например, помещенное в сборнике „Тебе писал я строки эти…“ (издательство Роберта Бурау, 2011 г.) и озаглавленное автором кротко и скромно „Даль“ (1983 г.):

Сизым маревом,

снежным заревом

затянулася даль белесая.

И полей простор

не охватит взор –

степь широкая и безлесая...

Вдаль один бреду.

Где приют найду,

запашок деревушки учуяв?

Разгляжу дымок,

где пригреться б смог. –

Так устал! Отдохнуть хочу я...

Чуть тащусь, неспеша,

леденеет душа,

коченеют руки и ноги.

А дымка не видать!

Кабы только не сдать,

не свалиться в степи на дороге...

Сизым маревом

даль захмарена.

Выходи, дорогая, встречай!

Мне брести по ней

без твоих огней

больше мóчи нет... Выручай!..

Множество лирических произведений автора откровенно автобиографичны; они будто вырваны из контекста его трудной, но многогранной и духовно насыщенной жизни:

Сковало снегом ель могучую,

как ни боролась с ноябрѐм.

Морозу сдался лес над кручею,

над речкой, крытой серебром.

Сырой снежок, морозом схваченный,

на лапах елей грузно свис.

И будто силы все растрачены,

бессильно свисли руки вниз.

Не разогнуть замѐрзших пальчиков,

от снега не расправить плеч,

не пошуметь в ветрах запальчиво,

не отдохнуть, не сесть, не лечь.

Шеренга елей многорукая

застыла скорбной чередой.

И только дятел, звонко тукая,

в тиши долбится в ствол седой.

И тишина звенит осколками.

Сутулясь, ели молча спят,

а над заснеженными колками

нависших туч тяжѐлый ряд.

Как ни давили б тучи серые,

и как мороз бы ни был лют –

придѐт весна – я в это верую! –

А вѐсны возрожденье шлют.

                                                                                                 „Ели“, 1984 г.

Некоторые стихи у него искусные поэтические сказы, как вот эти, к слову:

.

Торопит время – я спешу: последний круг остался.

И я пишу, пишу, пишу, пока судьбе не сдался.

Стишок, тетрадка, книга, том, - а сколько в сердце их!

Я замолчу, уйду потом, но не замолкнет стих.

Он не всегда дотошно строг, – в нём боль души основа.

Я сердце рвал на сотни строк! Его не склеишь снова...

Даже те его лирические произведения, которые на первый взгляд просты, изобилуют метафорическими находками и художественными образами. Они эмоционально-выразительны, вызывают в душе читателя, сужу по себе, живой отклик. Одно из таковых „Как я в дождь люблю бродить по Ленинграду!“, написанное им после возвращения „из вечной ссылки“ в Ленинград и опубликованное мной весной 2003 года в „Дипломатическом Курьере“:

Дождик ленинградский брызжет через сито.

В трубах водосточных звон в соседнем доме.

Тьма зонтов у мόста Лейтенанта Шмидта.

И к руке прижалась ты в пальто Суоми.

Люди на работу не спешат, похоже.

Это просто дождь торопит их немножко.

Сырость каплями на лицах у прохожих.

В финских ты по лужам шлѐпаешь сапожках...

Как я в дождь люблю бродить по Ленинграду!

Мокнуть под зонтом без всяких там причин...

К твоему же полуфинскому наряду,

Кстати, неплохой попутчик – полуфинн...

Некоторые стихи Роберта Лейнонена переложены на музыку („Паганини“, 1983 г.):

Пикайзен* играл Паганини вчера.

Двадцать четыре каприса.

Заворожила нас скрипки игра,

весь зал, от галёрки до низа.

Читал я о демоне, видел в картине,

как скрипка страдала в руках Паганини.

Летал и взвивался, и падал смычок,

то лебедью плыл, то - внезапный скачок.

И пальцы по струнам бежали, дрожа.

Но пела не скрипка – рыдала душа.

Пока Паганини Пикайзен играл,

куда-то уплыл филармонии зал...

И в мёртвой тиши затаённого зала

мне скрипка иные миры показала.

Каприс за каприсом – картин галерея...

Я слушал, душой в неизведанном рея.

А скрипка стонала, а скрипка дрожала,

смычок танцевал, и струна дребезжала –

то танец, то слёзы, то радость, то боль...

Вошёл и Пикайзен в демона роль.

И грезилось мне, будто где-то и ты

смеёшься и плачешь, сжигая мосты,

которые долго в себе сберегала

в надежде, что что-то начнётся сначала...

Мне тайну поведал каприс Паганини:

капризы судьбы покапризнее ныне,

мосты свои смело без боли сжигай,

без жалости прошлому крикни: «Прощай!»

Пикайзен вчера Паганини играл.

Смеялась и плакала скрипка.

И мост мой последний в душе догорал –

твой взгляд, и любовь, и улыбка...

* Виктор Пикайзен, уроженец (1933 г.) Киева, СССР, лауреат многочисленных международных конкурсов. Как то Золотая медаль на Конкурсе Вронского в Варшаве, Серебряные медали на Конкурсах Шеринга в Мексике и Клостер-Шёнталя в Германии. Один из немногих музыкантов, кто исполнил на различного рода концертах 78 раз все каприсы Никколо Паганини.

                                                                                              „Паганини“, 1983 г. Музыка Виктора Гергенредера.

По инициативе супруги Роберта Лейнонена, Ирины, и издательства Роберта Бурау его лучшие стихи из русскоязычного сборника „Тебе писал я строки эти…“ были опубликованы в переводе на немецкий язык под названием „Für dich schrieb ich einst diese Zeilen… (BMW Verlag Robert Burau. Lage, 2018. Nachdichtung von Eva Rönnau.)“. Это собрание добротных произведений автора, позволяющее и немецкоязычному читателю составить себе представление о поэтическом творчестве автора, погрузиться в его мироощущение и миропонимание…

V. Постскриптум.

На пороге одного из своих юбилеев Роберт Адольфович, подытоживая прожитое, заметил: „Мне досталась сложная биография. Кроме общих трудностей моих соотечественников в стране диктатуры Советов, на мою долю выпала еще и судьба изгоя, врага народа - потомка семейства немецко-финских родителей. Но я не сдавался, 'тащил свой рюкзак', шел вперед и брал вершину за вершиной. И здесь мне было, конечно же, не обойтись без неоценимой помощи и деятельной поддержки моей жены, Ирины Лейнонен. …Но как много остается недовершенным!“

Да, но время не стоит на месте и колесо истории, как вечный двигатель, - в перманентном движении. Его не задержать и не остановить. Но благодаря летописцам – историкам, литераторам, поэтам, те или иные фрагменты категории времени могут при благоприятном стечении обстоятельств возвращаться, возродиться в человеческом сознании, которое обладает механизмом памяти, и отразиться на настоящем. Вот и сейчас, выводя эти панегирические строки на страницах газеты, - в память о коллеге и соратнике, мое сознание вновь и вновь перемещает меня в те старые добрые времена, когда мы с Робертом Лейноненом дружно и натужно тянули свой тяжелый воз по раздрызганным дорогам нашей изгойной судьбы. Он был рядом – живым и дерзновенным.

Уходят могикане, овладевает мною мысль. - Крупные, стоические личности. Какое- то неукротимое сиротское чувство переполняет душу. Она же вторит разуму:

                      Роберту Лейнонену

В беспечность вечности уходят могикане -

неустрашимое российских немцев племя, -

несущих по миру свое - изгоев бремя.

В вневременность уходят, как ушел Титаник,..

в наследство оставляя нам с тобою память…

Ты светочем нам освещал пути-дороги,

на рать нас дерзким словом зазывал.

Нас вел ты неизменно к свету и свободе,

глашатаем которых ты средь тьмы восстал.

Был доблестным, но злым твой скорбный рок,

ведь до сих пор оболганным бредет твой род, -

и тянутся за горизонт в печали облака, -

как ты - изгнанники, бездольный путь влача.

Сколь гордых воев не вернулось с поля боя,

но остается с нами о них память…

Уходят в вечность, как ушел Титаник, -

народу верные, бесстрашные герои…

Уходят в вечность могикане…

                       Константин Эрлих.

…9-го октября в 8 часов вечера Роберт Адольфович Лейнонен скончался. На 99-м году жизни. Насыщенной, масштабной и жертвенной.

Вечная ему память…

Ноябрь, 2019. Гамбург.

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Светлой памяти учителей Желанновской средней школы…

Учителя не умирают,

Их души будут вечно жить!

Их звезды, в темноте мерцая,

За нами тихо наблюдают,

Не прекращая нас любить!

Ведущий 1: Добрый день, уважаемые гости, дорогие учителя и ветераны педагогического труда, выпускники разных лет и учащиеся нашей любимой Желанновской средней школы! Мы рады приветствовать вас накануне праздника Международного Дня Учителя. В далеком 1912 году открылись двери нашей сельской школы для мальчишек и девчонок тех незапамятных времен. Она дала путевку в жизнь ни одному поколению наших односельчан, способствовала не только приобретению ими необходимых жизненных знаний, но и содействовала становлению людей нерав-нодушных, преданных своей малой родине.

Ведущий 2: Много событий произошло со дня основания нашей школы. Что-то забылось, но многое осталось в нашей памяти и стало историей. Остались в памяти и люди, которые создавали эту историю. Щедры и отзывчивы были их сердца, вместившие в себя и радость и огорчения своих учеников. Это они заложили фундамент нашей школы, это они заложили ее традиции, вкладывая знания и душу в каждого воспитанника.

Читайте материал на стр. Желанная встреча - "Желанное".

______________________________________________________________________________________________________

Лидия Майер

Золотой октябрь

1. Золотой октябрь.                         2. Тополя и клены         3. Кажется, лишь праздник,        4. Чудится – не в тягость

Роща – из свечей,                            Светятся, горят,            Радость впереди,                       Время уходить.

В праздничном наряде,                    Что прощанье это –       И березы ярко                           Золотой октябрь.

В золоте огней.                                Сыплют янтари.            Забывает взгляд.                       Свет – не загасить.

*     *     *

1. В чистейшем золоте берез            2. Откуда этот ясный свет,                     3. Он чуден, он прекрасен так -

Земля от края и до края.                  Пронзительный до неземного?               Душа в восторге замирает,

Глядишь – и взгляд не оторвешь:     В нем и малейшей тени нет –                 И долгий журавлей косяк

Откуда роскошь вдруг такая?           Он сплошь – цвет зотота литого.            Ее на крыльях поднимает.

*     *     *

1. Желтеет трава на откосах,            3. А осень повеет остудой,                       5. Все гуще туманы и росы.

Все плачут и плачут дожди.              Печальна, строга и мудра,                       Все... Лето сгорело дотла.

Как много приходит вопросов,          Лес в вальсе прощальном закружит,         И только все больше вопросов,

Чем ближе зима впереди.                 Птиц к югу поманит: пора.                       И только все меньше тепла.

2. Как мало их солнечным летом!      4. Пора к берегам им далеким,

Беспечные знойные дни                   Как к новой странице в судьбе,

Теплом опьяняют и светом,              В которой не быть одиноким,

Цветочным дурманом полны.            Но надо поверить себе.

______________________________________________________________________________________________________

Собирать

и хранить прошлое…

Это здание, выполненное  в старинном архитектурном стиле, сразу привлекает внимание на обновлённой пешеходной улице им. Ч. Валиханова в центре г. Омска. Здесь находится музей народного художника России Кондратия Петровича Белова (1900-1988), известного сибирского пейзажиста, заслуженного деятеля искусств РСФСР, "патриарха сибирской живописи".

Музей открылся в 1991 г. к  275-летию со дня основания Омска в старинном особняке крупного предпринимателя, мецената и общественного деятеля, члена Императорского Русского географического общества, Филиппа Штумпфа (1864-1921).

Эта резная усадьба в начале века была довольно известным местом, где любила бывать городская общественность. По тем временам дом был обустроен по последнему слову архитектурного дизайна конца прошлого века, сочетавшие в себе стили классицизма и модерн. Здесь и потолки с богатой лепниной,  и камин в гармонии с чёрной кожаной мебелью, и ванная комната…

В здании было паровое отопление, был проведен телефон. Для обычного частного дома такая степень благоустройства была роскошью. Филипп Филиппович жил здесь вместе с женой до того момента, как пришедшие к власти большевики конфисковали у него всё имущество. 

…К 90-ым годам прошлого века этот дом имел очень ветхий, крайне запущенный вид, но все еще хранящий следы былой красоты. Именно желание уберечь старинный дом от сноса и заставило Кондратия Петровича Белова выбрать его для своего музея. Соединение под одной крышей двух значительных для Омска фигур - К. Белова – известного сибирского пейзажиста, и Ф. Штумпфа, именитого омского мецената, память о котором возродилась благодаря случайному стечению обстоятельств - привлекает и вызывает особый интерес посетителей. И теперь один из залов музея носит имя Ф.Ф. Штумпфа.

Штумпф Филипп Филиппович был выдающимся человеком и в постоянной экспозиции — документы, фотографии, повествующие о его биографии, о его достижениях и заслугах, о вкладе в развитие науки, культуры, коневодства и сельского хозяйства Сибири. Музей свято хранит свои традиции. Одна из них - "Рисовальные понедельники", совместное рисование любителей и художников, бытовавшая ещё в дореволюционном Омске.

Ежегодно в майские дни проходит выставка с красивым названием "Цветы для Веры",  которая посвящается дочери художника Вере Кондратьевне Беловой (1934-2001), первому директору музея.

Залы музея наполняются цветочными натюрмортами, выполненными художниками, для которых музей стал поистине родным домом, в котором можно встретить друзей, пообщаться за чашкой чая из самовара, отве-дать пирога, испеченного по старинному рецепту Штумпфов, послушать стихи омских поэтов, заняться рисованием в свободное время.

В экспозиции  ежегодно проводимой выставки "Время собирать" представлены работы известных омских художников, выполненные в разных жанрах и разных техниках и с разной степенью мастерства. Но все они, сохраненные музеем, когда-нибудь будут восприниматься, как художественное свидетельство ушедшего времени.

А собирать и хранить прошлое — это и есть главная задача любого музея.

Музей Кондратия Белова — особый, непохожий на другие, с ароматными пирогами, какие можно отведать только здесь, и долгими душевными разговорами. Скорее это Дом, чем музей. И кажется, что он был всегда. И уже невозможно представить культурную жизнь города без этого маленького, теплого, излучающего особую, неповторимую ауру дома.

Лариса Сергеева,

Омск.

______________________________________________________________________________________________________

Народ мой, слушай,

ушел еще один боец когорты нашей, непоcлушной

уставам власти той, кичившейся великодушьем,

но предавшей своих же преданных бойцов…

О друге сказ мой, и вот слезы льются градом;

ему теперь уж ничего от нас не надо…

Но в вечности твой пусть не растворится зов,

за честь народа своего ты был и жизнь отдать готов…

Я знаю, ты был россиянином послушным,

я о тебе хочу сказать здесь пару слов…

Не для тебя, а о тебе, мой друг радушный…

…Народ мой, слушай…

Wir trauern um Lehrer

und Kulturträger Reinhold Zielke…

Am 27. April 2019 ist Reinhold Zielke (geboren am 24.11.1934), der bekannte russlanddeutsche Geschichts- und Kulturkundschafter, Gründer sowie langjähriger Betreuer des von ihm ein-gerichteen "Scheunenmuseums", verstorben.

Die Trauerfeier fand am Freitag, den 3. Mai auf dem Friedhof Ravolzhau-sen, Friedhofstrasse, in Neuberg statt. Zahlreiche Verwandte und Freunde verabschiedeten sich von dem verdienten Landsmann. Nach der einleiten-den Trauerrede des örtlichen Pfarrers hielt Richard Walz, der ehemalige Schulleiter, unter dessen Führung Reinhold Zielke von 1991 bis 1999 tätig gewesen ist, eine Ansprache zu Ehren des verdienstvollen Mannes. Er hob vor allem das ehrenamtliche bürgerschaftliche Engagement des Verschie-denen hervor, dessen langjährigen beispielhaften Einsatz für die Erhaltung des unschätzbaren russlanddeutschen Kulturerbes.

Die von Reinhold Zielke zusammengetragene Sammlung an Dokumenten bzw. Gegenständen aus Urzeiten der russlanddeutschen Zivilisation sei eine einmalige Leistung des menschlichen Verstandes und Tatendrangs, unterstrich der Redner. Unsere Aufgabe sei es, das bereits aufgelöste „Scheunenmuseum“ unter ein ständiges sicheres Dach zu bringen. Einige Schritte seien in dieser Richtung bereits unternommen worden. Die Realisierung dieses Anliegens sei eine wichtige Aufgabe des Kultusministeriums und zugleich ein würdiges Denkmal für den Verschiedenen…

…Mir ist der Name Zielke seit meiner Studentenzeit bekannt, als ich in der „Zentralzeitung für die sowjetdeutsche Bevölkerung ‚Neues Leben‘“, herausgegeben von der „Prawda“ in Moskau, auf die Gedichte vom Lehrer Alexander Zielke aus Nowoskatowka (ursprünglich Schöntal), einem Nachbardorf meines Geburtsorts Shelannoje, gestoßen bin. Es waren (zu jener Sowjetzeit unentbehrliche) eindrucksvolle patriotische Verse, aber vor allem lyrische Texte mit einer deutlichen Pointe seines hingebungsvollen Bekenntnisses zum Schönen, sei es seine Liebe zu den heimatlichen Fluren, zu den Mitmenschen, der Kunst, seine innigsten Gefühle der Liebe der Frau und Mutter gegenüber…

Die Rede ist hier vom Vater Reinholds – dem Lehrer und Lyriker Alexander Ziel-ke. Das Schicksal wollte es, dass ich den Dichter einige Jahre später auch persönlich traf. Dies geschah im September 1975, da ich, als Redakteur der deutsch-sprachigen Sendungen im Gebietsrund-funk Omsk, ihn in seinem Wohnort Nowoskatowka besuchte.

Es war ein sehr interessantes und inhaltsreiches Treffen. Ich lernte damals auch seine Frau Regina, die Mutter von Reinhold, kennen, - eine sehr liebenswürdige und weise Frau, die mich mit dem Hausherrn mittags mit einer schmackhaften Hühnernudelsuppe, die ich von meinem deutschen Zuhause aus kannte, und abends – auf den Weg - mit deutschen Kräpfeln und Kaffee aufs freundlichste bewirtete. Zu jener Zeit war es für mich eine wahre Entdeckung, dass ich eine so reiche Biblio-thek im Privatbesitz von Alexander Zielke wahrnehmen durfte, ausgeschlossen die meines damaligen Lehrers an der pädago-gischen Hochschule Omsk, Prof. Dr. Hugo Jedig…

Wir hatten damals mit dem Dichter mehrstündige spirituelle Unterredungen gehabt, fanden viele gemeinsame Anhaltspunkte in unserer Gesinnung. Später, als Chef des Deutschen Lektorats im Verlag „Kasachstan“, setzte ich es durch, ein Poesie-bändchen von Alexander Zielke, der bekanntlich in Russland seßhaft war und deswegen keinen Anspruch auf eine Edition in der Kasachischen Republik hatte, herauszugeben…

Reinhold Zielke, wie auch sein älterer Bruder, weltbekannter Genetiker, Akademiemitglied Dr. Reginald Zielke, aber auch Gerhard Zielke – sein jüngerer Bruder, oder auch andere Nachkommen von Alexander Zielke, sind in die Fußstapfen des Vaters getreten. So oder anders betätigen sie sich auf dem Gebiet der Wissenschaft bzw. der Kultur.

…Reinhold Zielke hat sich - mit Unterstützung der Frau Amalie und anderer Familienmitglieder - der Sammlung und der Bewahrung der Raritäten des Kulturerbes der Russlanddeutschen gewidmet. Sein, bereits erwähntes „Scheunenmuseum“ war zu einer wahren Fundgrube der Geschichte und Kultur seiner Landsleute geworden. Die Basis dafür bildete die erwähnte Bibliothek seines Vaters. Eben damit startete Reinhold das Werk seines Lebens; bereits noch damals - in den 80-er Jahren des vori-gen Jahrhunderts – und zwar in seinem Heimatdorf Schöntal - Nowoskatowka, in Sibirien. 1990, als Aussiedler in Deutschland angekommen und sich im hessischen Nidda häuslich niedergelassen, begann Reinhold seine Tätigkeit als Lehrer in einer Grundschule, indem er sich gleichzeitig intensiv mit der Vervollständigung seines Archivs befasste. Zahlreiche Bekanntschaften mit Kulturzuständigen Archiv-Mitarbeitern sowie interessierten Landsleuten halfen ihm tatrkräftig dabei, ein einmaliges kultur-geschichtliches Museum einzurichten.

…Gefühlsdurchweicht waren am Grab von Reinhold Zielke die Traueräußerungen seiner Enkelin, Regina Stober. Man merkte, dass ihr junges Herz schwere Verlustgefühle durchwallten und tiefe Anteilsnahme am Leid der Familie empfand.

An diesen traurigen Tagen kann ich wohl im Namen von Freunden, Kollegen und Bekannten des Verschiedenen betonen, dass sein Leben und Werk hoffnungsverheißend in seinen Nachfahren, den Kindern und Enkelkindern, ja, in unseren, den diesseits Weilenden, edlen Taten weiterleben werden.

Ehre seinem Andenken. Wir werden die Erinnerung an Reinhold Zielke im Herzen bewahren.

Ruhe sanft.

Im Namen der Redaktion "DipKurier"/"Russlanddeutsche Algemeine"

Konstantin Woldemar Dr. Ehrlich. Bilder von Nina Paulsen.

______________________________________________________________________________________________________

И шлю я вам

cердечный свой привет!

Экспромт моим друзьям

Мой день рождения - обычный день календаря,

и всё ж я сознаю, что с каждым годом я мудрею;

об этом даже очень я – скажу вам - сожалею,

что все свои изъяны наизнанку вижу я...

А нравится мне этот день лишь потому,

что вас, мои родные, рядом созерцаю,

и это праздник для меня – я весь горю

огнем, в любовной ауре вашей растворяясь…

Мне нравится весенний, мартовский рассвет,

когда ко мне чувств ваших льется тихий свет

чрез степи Кос-Кудук, сибирскую пургу, -

в календаре я лучше дня не нахожу…

Со мной - мои родные, я вас всех люблю,

и шлю я вам сердечный свой привет!

Константин Эрлих.

Коллаж: С. Купченко.

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Из редакционной почты

Печаль неимоверная,

беда вселенская…

Ушел из жизни барон Эдуард фон Фальц-Фейн…

"Очень тронула судьба этого удивительного человека - аристократа, патриота, потомка великих Рюриковичей, внесших огромный вклад в становление Государства Российского! Благодарю автора и редакцию за эту публикацию. Подумалось, сколько же еще белых пятен в нашей истории. А вклад российских немцев в экономику, культуру, государственное строительство Российской Империи - вообще, все еще обходится историками стороной.

Предстоит еще большая работа, чтобы, наконец, создать истинно-объективную историю нашего государства..."

В. Горн, Германия.

*     *     *

"Mein Tag war heute nicht umsonst. Danke, unglaublich! - Eine Tragödie! Ehre dem hehren Andenken des großen Barons - Eduard von Falz-Fein."

Galina Turovinina, Russland.

*     *     * 

"Interessanterweise habe ich letzte Woche darüber nachgedacht, ob Herr Falz-Fein noch lebt... Im WDR 5 Radio lief ein Beitrag über Lichtenstein - und dieser veranlasste mich zum Gedanken an ihn... Toller Mensch! Und, Konstantin, absolut spitzenmäßige Beschreibung Eurer Freundschaft! Danke sehr!"

Antonina Domke, Soest, Deutschland.

*     *     *

"Благодарю К. Эрлиха за очень актуальную публикацию. Правда, неимоверно жаль, что она случилась по такому трагическому случаю... Согласен: Печаль неимоверная, беда вселенская…"

Б. Штейнбрух, Германия.

*     *     *

"Schönen Dank für die Publikation, Herr Konstantin Ehrlich. Ehre dem Andenken des großen Menschen und des großen Menschenschlags!"

Siegfried Schlotthauer, Deutschland.

*     *     *

Ирене Крекер

"Русский" островок в Лихтенштейне

Уважаемая редакция, благодарю вас за рассказ о великом человеке, нашем соотечественнике, бароне Эдуарде Александровиче фон Фальц-Фейне.  Сейчас, когда его не стало, cожалею до боли в душе, что мне слишком поздно встретилось это имя. 

Летом 2018 года во время автобусного тура, конечным пунктом которого было посещение города Вадуц, столицы Княжества Лихтенштейн, у меня могла бы состояться и личная встреча с этим незаурядным человеком, – думаю я теперь. – Но, видимо, тогда ещё не пришло время... Пользуясь случаем, хотелось бы поделиться своими мыслями с читателем...

Барон Эдуард Александрович фон Фальц-Фейн – известный спортсмен, талантливый журналист, успешный бизнесмен, страстный коллекционер антиквариата, меценат, общественный деятель. Век этого уникального человека измеряется не просто временем, а неповторимостью его мыслей и деяний, которые он совершал годами и десятилетиями. Барон Лихтенштейна, в прошлом российский подданный, наследный дворянин, прожил 106 лет, испытывая в каждом дне удовлетворение и вкус к жизни. У него был свой особый вектор, который вёл его по жизни, наполненной реальными планами и конструктивными решениями. Догорела его свеча жизни, но свет от неё останется навсегда в памяти потомков.

Из рассказа Галины Горн, управляющей турбюро, моей землячки по Сибири и земле Баден-Вюртемберг, где мы обе проживаем, узнаю, что барон в течение многих лет спускался к русскоязычным туристам в город со своей виллы Аскания Нова, расположенной на горе, недалеко от дворца князя Лихтенштейна Иосифа-Франца II. В пожилом возрасте Эдуард Александрович Фальц-Фейн выходил к туристам уже реже, позже была возможность поговорить с ним из его сувенирного магазина только по телефону, – но всегда он был рад каждому привету из России. Его вилла возвышается на склоне горы, поросшей лесом, недалеко от княжеского древнего замка, который находится на самой крутизне горы. Виллы и дома жителей Вадуца и их виноградники располагаются уровень за уровнем ниже, постепенно спускаясь к главной улице Лихтенштейна.

Несколько лет назад барон Фальц-Фейн продал свой сувенирный магазин на центральной улице Вадуца. Об этом мы узнали от продавца этого магазина, говорившего с нами по-русски. В нём и сегодня можно приобрести различные сувениры и книгу Надежды Данилевич «Барон Фальц-Фейн. Жизнь русского аристократа», изданную в 2000-ом году.

Напомню читателю, что Эдуард Александрович фон Фальц-Фейн родился 14 сентября 1912-го года в деревне Гавриловка Херсонской губернии Российской империи. В пятилетнем возрасте, в 1918-ом году, он был вынужден эмигрировать с родителями за границу. По происхождению Эдуард Александрович – полунемец-полурусский. В его роду скрестились две знаменитые ветви – немцев Фальц-Фейнов и русских адмиралов Епанчиных.

Первая ветвь – родственные корни по линии отца – ведёт в немецкую землю Вюртемберг, где я сейчас проживаю, оттуда в Таврическую губернию, куда переселились и мои, и барона предки после указа Екатерины Второй oт 22 июля 1763-го года. Получается, что предки барона – переселенцы из Вюртемберга, а сам барон - мой соотечественник по историческим корням.

Дедушка барона Фальц-Фейна был владельцем многочисленных сельскохозяйственных угодий. «Их семейный клан, – пишет в своей книге Надежда Данилевич, – имел два десятка имений, ставших под их управлением процветающими хозяйствами: Элизабетфельд – под Мелитополем, Преображенка – на берегу Чёрного моря, Аскания Нова – в центре Херсонской области, а по соседству – Дорнбург и Успенки, Фальц-Фейново – на золотых песках Днепра, на Крымском полуострове их поместья – Чирик и Денкельчик, Налибоки – в Беловежской пуще, Любча – на Немане. Не говоря уже о тех, что поменьше – Николаевка, Ивановка, Михайловка, Максимовка, Александровка, Черноморье, Весёлое, Дофино, Даровка. А кроме этого были у них дома на центральных улицах Москвы, Херсона, Симферополя и Одессы, а также за границей – в Германии, Австрии, во Франции и даже в Южной Африке были у них земли».

Дядя барона Эдуарда Александровича, Фридрих Фальц-Фейн, преобразовал имение Аскания Нова в огромнейший Заповедник по охране природы. 52 вида животных и 208 различных видов птиц содержались там еще до Первой мировой войны. В конце 19-го века дядя барона организовывал многочисленные экспедиции в пустыню Гоби. В Аскания-Нова также проводились научные наблюдения и скрещивание нескольких видов животных. В 1890-ом году Фридрих Фальц-Фейн создал там Музей естествознания.

Известно, что в апреле 1914-го года русский царь Николай II, возвращаясь из Крыма, нарушил дворцовый этикет и посетил имение Аскания Нова. По словам матери, он даже держал на руках маленького Эдуарда. Их семья находилась в то время в гостях у дяди. Эпизод посещения Николаем II заповедника Аскания Нова документально зафиксирован в дневнике царя, а в письме к матери императрице Марии Фёдоровне от 8 мая 1914 года царь пишет: «Удивительное впечатление, точно картина из Библии, как будто звери вышли из Ноева Ковчега». В благодарность за заслуги перед Отечеством и вклад в хозяйственное строительство Государства Российского Его Величество пожаловал Фридриху Фальц-Фейну дворянский титул, который передавался по наследству.

Светлана Данилевич вспоминает слова Эдуарда Александровича: «Мои предки были немецкие колонисты. С дырками в карманах они пришли по зову Екатерины II обживать только что завоёванные Потёмкиным южные степи. И своим трудом они превратили безводную пустыню в цветущий сад». Исторические корни барона по материнской линии ведут к заменитому роду Рюриковичей, - как я уже упоминала, - в семейство генералов Епанчиных. «Я единственный из фамилии, которая имела три адмирала. Один был начальник Кронштадта, другой был начальник Таллинна, а третий был директором морского корпуса в Петербурге», - воспроизводит автор книги вооспоминания барона. 

Большое влияние на становление барона как личности оказал его дед – генерал Николай Алексеевич Епанчин, директор Пажеского Корпуса Его Императорского Величества. Он известен мемуарами «На службе трёх императоров» (Александра Второго, Александра Третьего и Николая Второго), которые были позже опубликованы Эдуардом Александровичем Фальц-Фейном. «Мой дедушка генерал Епанчин, директор Пажеского корпуса, – вспоминал барон, – учил меня русской культуре, русской истории, русскому языку. Я, благодаря моему дедушке, за границей научился быть таким же русским, как я всегда был и моя семья была». Дед и бабушка барона похоронены в Ницце. Мать барона, Вера Николаевна Фальц-Фейн, урождённая Епанчина, за семь лет до смерти начала писать мемуары. Небольшая их часть опубликована в журнале «Наше наследие» в 1998-ом году.

Из жизни ушел большой и славный человек. Истинный патриот Российского Отечества.

Вечная ему память…

Февраль-март, 2019. Вюртемберг.

______________________________________________________________________________________________________

Константин Эрлих

Печаль неимоверная,

беда вселенская…

Ушел из жизни барон Эдуард фон Фальц-Фейн…

                Ушел соотчич, ратник, старший брат,

                коллега, комбатант - российский немец…

                Мир должен содрогнуться и во фронт смиренно встать,

                и преклонить пред памятью твоей колени… - К.Э.

Барон Эдуард Олег Александрович фон Фальц-Фейн (14.09.1912-17.11.2018 гг.) был гражданином Лихтенштейна, маленького немецкоязычного княжества в центре Европы… Его биография, родословная его выдающихся предков, рода Фальц-Фейнов, теснейшим образом свя-зана с исторической родиной - Россией. Эдуард Александрович был сыном Александра и племянником Фридриха фон Фальц-Фейнов. А мать его звалась Верой Епанчиной, происходившей из старого дворянского рода, давшего России трех адмиралов Военно-морского флота, являвшаяся потомком славных Рюриковичей.

Я имел честь быть с ним знаком лично, несколько раз перезванивался с ним в Вадуце, где барон прожил без малого восемь десятков лет, поздравлял его со славными юбилеями…

…Конечно же, память как-то тотчас переносит меня в Баварский городок Хоф, где-то в горы Верхней Франконии…

А занесло меня туда на волне случая, по пути из Чехии. Я сделал остановку, чтобы перекусить и передохнуть от довольно изнурительного путешествия. Уже при въезде в этот живописный уголок восточной Баварии мое внимание привлек экзотический, фахверковой конструкции гостиный двор, где я, недолго думая, и решил остановиться. Оскоромившись несколькими глотками местного зеленоватого „Рислинга“, я осторожно обратился к аккурат подошедшим на пару галушкам, поданным на стол в комбинации c запаренной квашеной капустой, жирным свиным мясом и отдель-но приготовленным картофельным пюре. Ну, конечно же, наши „Hefeklöß mit Sauerkraut un Schweinefleisch mit Brei un Praschje“, - вспомнил я сразу же традиционное немецкое блюдо из моего сибирского детства. Кстати, никогда не за-думывался в том далёком прошлом о значении добавления к названию блюда –слова „Praschje“. Лишь многие годы позже, когда филологическая наука стала для меня профессией, я вывел формулу: Praschje – это диалектная форма от Prahlen (русс. хвастовство) на немецком литературном с прибавлением уменьшительного суффикса –chen, пере-дающегося в гессенском диалекте в форме –je. Итак, получается, что, прибавляя к названию блюда это слово, повар или официант подчеркивает, что блюдо является такого качества, что им можно похвастать…

Без сомнения, обед пришелся мне по вкусу и я по рекомендации учтиво-любезной официантки подался к вблизи расположенной беседке под лирическим названием „Biergarten“1, чтобы выпить кружку пива и выкурить трубку. Из собравшейся в этом „пивном саду“, вокруг толстобрюхой бочки туристической группы я услышал специфическую немецкую речь, что-то похожее на швейцарско-аллеманское Swiss-Deutsch, и обращение мужчин - одного к другому - с почтительным: „Herr Baron“. Меня разобрала профессиональная любознательность: кто ж тут у нас барон? Я приблизился к собравшимся и уважительно-извинительно представился: „Ehrlich, Doktor Ehrlich, Journalist…“ (Поясню читателю, что здесь, в Европе, принято представляться с титулами, если таковые имеются, которые, кстати, фик-сируются и в удостоверении личности…) Несколько человек охотно ответили на мой вызов. Имена их мне, естественно, ничего не говорили, и я их сейчас и не вспомню, но имя одного из них не могло остаться мною неотмеченным: „Baron Eduard von Falz-Fein“.

Стрелой меня прошила мысль: не может быть! Я окинул моего случайного знакомого пристальным взглядом, остановился на его интеллигентном лице, спортивном голубом костюме и альпийской шляпе с цветным пером.

– Herr Baron - „Ascania Nova“?! – отреагировал я молниеносно.

- Да, собственной персоной, - услышал я через короткую паузу осторожно-удивленное подтверждение моему предположению - в ответ. За чем последовало любопытство уже и со стороны моего собеседника:

- Woher kommt die Vermutung? (Откуда эта догадка?)

- War doch nicht schwer zu erraten, Herr Baron (Было же не сложно догадаться, г-н барон), - отреагировал я с соответствующим почтительным тоном в голосе.

*     *     *

…Мы допили пиво. Барон дал сигнал официанту, который через несколько минут повторил нам заказ. А я тем временем незаметно „оценивал“ своего собеседника: стройность, осанка, вся манера держаться выдавали в нём аристократическое начало. Я обратил внимание, что он, много старше меня, был со мной не только одного роста, но и схож прической – в стиле ретро, свободного художника.

- Откуда интурист? - поинтересовался он.

- Из Новороссии – через Прагу на Гамбург, - ответил я без каких-либо обиняков.

- Я так и подумал, - преисполненный радостью, молвил собеседник. – А конкретнее - откуда?

- В общем-то, из Сибири, Herr Baron.

- Немец – русский немец?

- Российский, - внеёс я существенную поправку.

- Да, конечно! Земляк – соотечественник. …Никогда не был в Сибири. Повезло. О нет, теперь уж и Сибирь - не та, как в ваши ссыльные времена…

- Конечно. И многим она стала второй родиной, а то и первой уже, - добавил я.

- Здорово! Какая встреча…

- А для меня уж - какова она! Да это чудо! – возглаcил я патетическую фразу.

Мы уединились в сторонке от остальных и проговорили, наверное, около часа…

…Династия Фальц-Фейнов вошла в историю России примером патриотизма, верой и правдой служа своей новой родине. Александр II лично посещал имение Фридриха Фейна в Преображенке (ныне Чаплинский район Херсонской области), чтобы поблагодарить его за поддержку русской армии провиантом, фуражом и конными немецкими (с амортизационным приспособлением) подводами для транспортировки раненых в устроенные им же лазареты, вручив ему па-мятный перстень с двуглавым орлом, обрамлённого черными бриллиантами. Несколькими днями позже царь подпи-сал рескрипт об удовлетворении просьбы Фридриха Фейна о соединении двух фамилий основателей рода в одну: Фальц-Фейн, а также о возведении его в сан почётных граждан империи.

Второе знаменательное событие для Фальц-Фейнов случилось 29 апреля 1914 г., когда император Николай II посетил заповедник, остановивший в усадьбе Фридриха Эдуардовича. Визит был не случайным. Ещё на Всероссийской торговой ярмарке 1901 г. царь обратил внимание на природоохранные и натуралистские инициативы ученого-агронома, которые и позже то и дело попадали в его поле зрения. Как-то вначале 20-го столетия он инициировал передачу в заповедник Аскания-Нова двух зубров из Беловежской пущи. Успехи российского учёного получили большой резонанс и в мире: на выставке в Париже заповедник „Аскания Нова“ был отмечен высшей наградой. Известен был также факт, что императорская кавалерия закупает лошадей как раз у этого помещика. Именно поэтому царь и решил посетить имение Фальц-Фейна. Ну, а результатом этого визита стало дарование императором Фальц-Фейнам потомственного дворянского титула за заслуги перед Отечеством.

Этот случай примечателен ещё и тем, что Николай II впервые нарушил учреждённый придворный этикет, предписывавший коронованной особе не останавливаться у частных лиц, и последовал приглашению немецкого помещика… «Меня встретили сам хозяин, его сестра, брат, их малые дети, — писал император своей матери, Марии Фёдоровне (Мария София Фредерика Дагмар, принцесса Датская, вдова Александра III, царица в 1881-1894 гг.) - Они совсем россияне и простые в общении люди. Мне предложили чай в саду. Вокруг стола разгуливали цапли, утки, журавли смотрели на нас, подходили и толкали клювами, выпрашивая хлеб. В степи под открытым небом живут разные олени, страусы. Удивительное впечатление, точно картина из Библии, как будто звери вышли из Ноева ковчега»…

…Стоял яркий солнечный день. С панорамы гостиного двора открывался живописный пейзаж поросшего густым хвойным лесом предгорья. А на гребнях видневшихся горных вершин внимательный глаз мог обнаружить фрагменты сред-невековых замковых развалин…

- Имею информацию, г-н барон, что Вы…

- Называйте меня Эдуард Александрович, пожалуйста, - вежливо перебил меня мой собеседник.

- Да, Эдуард Олег Александер…

- Именно! Так у меня в паспорте записано…

- Что Вы и русского царя помните?!

- Да, я помню это событие. Возможно, и внушил себе, что помню. Мне и во снах снился этот эпизод неоднократно: Его Императорское Величество качал меня даже на коленях. А песенку, очень известную детскую песенку, что царь при этом напевал, я наизусть знаю:

Tross, tross, trillchen,

Der Junge hat ein Füllchen.

Das Füllchen will nicht laufen,

Der Junge will‘s verkaufen,

Das Füllchen läuft im Trab

Und wirft den Jungen ab…

- Да, это известная песня, я её тоже с детства помню, только в чуть другой вариации.

- Я её от бабушки ещё слышал, Софьи Богдановны…

Барон задумался…

Я догадывался, над чем. Бабушка Эдуарда Александровича, София Богдановна Фальц-Фейн, вошла в историю Новороссии как мецкнат и патриот. Кроме многочисленных благотворительных инициатив, она выстроила больницу, театр, незамерзающий город-порт Хорлы, недалеко от Перекопа, через который шло круглогодичное сообщение с миром. Его экономическое значение для юга России трудно переоценить. София Богдановна была талантливой, мужественной женщиной, жизнь которой - один великий перманентный подвиг.

…Большевистский переворот в Петрограде усугубил царивший в стране хаос, привел к братоубийственной гражданской войне. На историческую сцену вышли протиборствующие силы красных и белых… Вся страна погрузилась в кромешный ад. Его пламя охватило и Новороссию, дошло до Аскании-Нова… Усадьба Фальц-Фейнов, хозяйственные постройки и подсобные помещения были разграблены и сожжены. Хозяевам, чтобы спастись самим и спасти детей, пришлось бежать за границу. Престарелая Софья Богдановна, пребывала в большом моральном напряжении и была не в силах оставить на произвол судьбы дело своих предков, которое она собственным напряжённым трудом значительно преумножила, была арестована красными и в 1919 г., в возрасте 84 лет, расстреляна.

*     *     *

Наш разговор с г-ном бароном пришлось закончить, как говорится, на полуслове: будучи прерванными одним из руководителей швейцарской туристической группы, к которой в качестве сопровождающего, как я понял, относился и мой собеседник, объявившим сигнал к отъезду.

Мы допили свое пиво за встречу, за здоровье, за новую Россию… Эдуард Александрович вынул из кармана куртки сувенирную ручку и, протянув ее мне, молвил тепло: на память… Я зафиксировал надпись на ней: „Askania Nova. Vaduz. Baron Eduard von Falz-Fein“. Я сердечно поблагодарил его за сувенир и мы обменялись рукопожатиями.

- Ах да, как будешь в наших краях, молвил барон, достав из портмоне визитку и протянув ее мне, - так ты уж заезжай… (Могу пред вами, дорогие читатели, поклясться, что я сдержал своё слово, я заезжал как-то - проездом из Цюриха, но по своей российской немецкой безалаберности, заранее не предупредил и не застал барона дома).

Автобус тронулся и я еще долго смотрел ему вослед, увозившему Эдуарда Александровича в его альпийские пенаты…

…Прошли годы, из печати я узнал, что моему давно знакомому, случайно встреченному барону исполнилось 100 лет… Я позвонил, поздравил. Он меня помнил: „А да, попутчик мой, российский немец! Сердечно поблагодарил. И передал привет всем моим „русским“ знакомым. Сказал, что помнит свой родной очаг, откуда его корни проросли…

В одном из телефонных разговоров, на спонтанный, любопытственный вопрос Эдуарда Александровича: „Was kann ich für Sie tun?“ („Что я мог бы для тебя сделать?“), я как-то, недолго думая (вспоминаю, что эта мысль давно мне не давала покоя), выпалил сокровенное примерно следующими словами: «Господин барон, Вы встречались с президентом России, принимали заслуженные награды из его рук, он обещал посетить Вас в Аскании Нова, Вашей резиденции в Вадуце. Не сочли бы Вы возможным, когда у Вас состоится встреча с Владимиром Путиным, замолвить слово о восстановлении российской немецкой государственности в России?“ Ответ не заставил себя долго ждать: «Конечно! Несомненно!“, - была мгновенная реакция Эдуарда Александровича. Мне даже показалось, что он ожидал от меня подобного вопроса. - Мне импонирует твоя преданность делу и духу наших предков, - добавил он, - жму твою руку.

…И вот это трагическое известие от национальной полиции Княжества Лихтенштейн: „ Около девяти часов утра в отдельно стоящем доме на Фюрст-Франсе-Йозеф-Штрассе в Вадуце (вилла „Аскания Нова“ барона фон Вальц Фейна – К.Э.) было замечено сильной задымление. Прибывшие пожарники быстро ликвидировали источник огня и обнаружили погибшего человека. Им оказался гражданин Лихтенштейна, барон Эдуард Олег фон Фальц-Фейн.“

.

Несчастье случилось 17 ноября 2018 г. в результате дефекта электро-прибора.

Ушел собрат - российский немец,

Великий патриот и патриарх!

Ты жизнь любил и славил время,

ваял в минуте каждой свой азарт! – К.Э.

Не успел барон, получается, выполнить свое обещание, данное мне, или?.. Это мог бы быть вопрос к президенту России…

…Он ушел. На 107 году своей насыщенной, самопожертвенной жизни. Не стало великого человека: патриарха российской эмиграции, выдающегося общественного деятеля, много сил отдавшего восстановлению партнерских отношений между Востоком и Западом, щедрого мецената, патриота.

Во время одной из поездок „домой“, в Асканию-Нова Эдуард фон Фальц-Фейн был спрошен асканийцами о возможности спонсировать строительство массивного девятикупольного православного собора.

„Я был немного обескуражен, - поделился барон со мной в одном из телефонных разговоров. „Проблема состояла не в объёме необходимых вложе-ний, нет... Строительство православного храма должно было осуществиться на месте развалин немецкой лютеранской кирхи, воздвигнутой для местного населения моей бабушкой, Софьей Богдановной. …Но я подавил в себе этот, мгновенно встрепенувшийся во мне, всполох душевного негодования. Не будет ли это кощунством по отношению к изгнанным отсюда российским немцам, павших жертвой диктатуры зла и репрессивных деяний. Я взял себя в руки. Я согласился. Подумав, пусть он будет вечным напоминанием о том, что потеряла Россия из сути своей, из своего варяжско-роского начала…“

И вот стоит он – гордый девятикупольный храм, как символ торжества православия, освященный в честь иконы Пресвятой Богородицы «Спорительницы хлебов». Один из приделов его освящен в честь царя-мученика Николая II, в апреле 1914 года пребывавшего на этой земле, в стоявшей на этом месте немецкой лютеранской церкви, а другой придел — в честь святого Олега Брянского, покровителя раба Божьего Олега - барона Эдуарда Олега Александровича фон Фальц-Фейна, который удостоился чести быть взятым на руки Его Императорским Высочеством и являющимся одним из главных спонсоров этого храма.

Закончился земной путь барона. Кто же унаследует главное достояние его жизни: неизменный патриотизм, любовь к родине, к её людям?! Прямыми наследниками Эдуарда Александровича являются его дочь Людмила, в замужестве баронесса Веркаде фон Фальц-Фейн, и внучка Казимира, проживающие в Монако. Ближайшими родственниками числятся среднего возраста племянник и его 12-летний сын, граждане Лихтенштейна…

Барона Эдуарда Олега Александровича фон Фальц-Фейна похоронили в семейном захоронении на русском кладбище «Кокад» в г. Ницце...

Ruhe sanft… Спи спокойно… В памяти благодарных потомков ты останешься на вековечные времена.

Константин Эрлих,

публицист, историк, литератор.

Примечания

---------------------------------------------------------

1. Biergarten – нем. пивной сад.

2. Манифест императрицы Екатерины II „О дозволении всем иностранцам, въезжающим в Россию, селиться в разных губерниях по их выбору, их правах и льготах“, 1763 г., июля 22.

______________________________________________________________________________________________________

Константин Эрлих

ДАЙ, ОБЛАКО, МНЕ РУКУ…

(См. также очерк в последнем номере газеты „Новые Земляки“ за ноябрь 2018.)

Элизабет Кульман − поэтесса, гений которой ослепляющим лучом взметнулся к небу и, подобно комете Галлея, пронесся над горизонтом, рассыпавшись гроздьями разноцветных искр, оставив за собою след на своде искренней и чувс-твенной поэзии, чтобы вновь и вновь возвращаться к нам на Землю благодар-ной памятью в воспоминаниях потомков.

Она прожила всего семнадцать лет… Я обратил на нее внимание почти совсем случайно, изучая культурное наследие российских немцев при работе с известным российским немецким литературоведом В.Эккертом и литератором Э. Кончаком над первым томом трехтомной «Антологии советской (российской) немецкой литературы», первого в послевоенное время такого рода систематизированного издания, увидевшего свет на немецком языке под моей редакцией (под псевдонимом К. Эрленбах) в издательстве «Казахстан».

В названной антологии Элизабет Кульман, к великому сожалению, лишь упомянута в предисловии краткой биографи-ческой справкой. И, конечно же, не потому что мы ее недооценивали, а потому, что наша публикация хронологически ограничивалась лишь рамками «советской» немецкой литературы, т.е. временем, начиная с 1917 г. Элизабет Кульман родилась в Санкт-Петербурге 5 июля 1808 г. и там же умерла 19 ноября (1 декабря) 1825 г. от внезапно развергшейся чахотки.

Род Кульманов, происходящий из эльзасских немцев, обосновался в России в конце 17 в. В мужском составе почти все они были потомственныыми офицерами и являли пример мужества и героизма на полях сражений, - яркое подтверждение тому, как самоотверженно и преданно российские немцы на протяжение многих веков подпирали могучим „варяжско-роским“ плечом основы российской государственности. Её отец, был уже родом из остзейских немцев, он поступил на русскую военную службу еще во времена Екатерины Великой… Был участником походов П. А. Румянцева-Задунайского и А. В. Суворова „и сделался известным по своей храбрости и приверженности российскому престолу. Дослужив в кирасирах до капитанского чина, он, за ранами, вышел в отставку и перешел в гражданскую службу, где окончил свое поприще в чине коллежского советника, - замечает Карл-Фридрих фон Гросгейнрих (1783-1860), домашний учитель и наставник Элизабет Кульман. - У него было семь сыновей и две дочери. Хотя отец и мать протестанты, они воспитывали всех своих детей в греческой (читай: православной – К.Э.) религии, к которой они перешли оба за несколько лет перед своею смертию. Семь их сыновей сражались под победоносными знаменами императора Александра. Три старшие, майоры и кавалеры, умерли от своих ран; четвертый и пятый, из коих последний, был в сорока двух сражениях и всегда в аванпостах, умерли от недугов, в кои впали они в продолжение кампании 1812 года и в последующие; шестой, едва вышедший из Первого кадетского корпуса, лишился жизни в Лейпцигском сражении. Седьмой, лишась руки от,.. перешел в гражданскую службу…“ (Архив АН СССР. ЛО. Ф. 8. Оп. 1. 1832. Ед. хр. 37. Л. 329—330, об. (Перевод с французского В. И. Рябошапко). Мать будущей поэтессы звалась Марией Кульман, урож-денной Розенберг.

Уже с самого раннего детства Элиза проявляла чрезвычайные способности в различных областях духовной культуры. С семи лет начала писать стихи, со временем овладела четырнадцатью языками, в том числе русским, немецким, французским, итальянским – в совершенстве. Её поэтические творения отличались простотой (относительной – с сегодняшней точки зрения, смею заверить) и глубокой философичностью. Ее поэтика духовно насыщена, патриотична и в то же время в своем плавном слоге элегично-лирична, проникновенно нежна. Произведения Элизабет Кульман издавались на немецком, русском и итальянском языках.

Немецкий классик, гигант общественно-философской мысли Иоганн Вольфганг фон Гёте отзывался о юном даровании следующими строками: „Ich prophezeie ihr mit der Zeit einen Ehrenplatz in der Literatur“ (Я предрекаю ей со временем почетное место в литературе). Большое впечатление на Гете произвело стихотворение юной поэтессы «Молния»  (здесь в переводе с немецкого оригинала):

«Со мною кто сравнится?»

— Я! — Дуб сказал могучий,

Взмахнув вершиной гордой.

Из облаков зловещих

Летучею змеею

Вдруг молния блеснула

И крепкий дуб сломила,

Как бы дитя, играя,

Цветка согнуло стебель.

«Со мною кто сравнится?»

— Я! — прозвучала Башня,

Чье золотое темя

Отвсюду гордо блещет,

Когда не покрывают

Его, как флером, тучи.

Но небеса разверзлись

Для молнии гремучей.

Летит драконом страшным

С зияющею пастью;

Мгновенье — и не стало

Главы у гордой башни;

Лишь черными ручьями

Вниз по стенам стекает

Расплавленное злато.

«Нет, мне никто не равен

Сказала и стрелою

Нырнула в волны моря,

Где только что спесиво

Корабль военный несся.

Пожар! В минуту с треском

Горящие остатки

На воздух разметало;

Потом опять все в море

Упало, потонуло,

И дивного строенья

Как будто не бывало...

Элизабет Кульман переводила множество зарубежных литераторов, классик древнегреческой поэзии Анакреон был переложен ею на восемь языков. Долгое время поэт был ее кумиром. В своих произведениях, писанных на немецком и русском языках, она его благоволила, вступала, кроме всего – как мы наглядно видим, подобно Михаилу Ломоносову, к примеру, в дискуссию с греческим классиком… Это явное подтверждение тому, что она уже в 12-летнем возрасте, располагая огромным багажом самых разнообразных познаний и навыков, в том числе в стихосложении, являла собой, за фасадом нежной женственности, интенсивно формировавшуюся, заметную личность. А о себе девица, словно бы, демонстрируя разительное расхождение своей жизненной философии и устремлений супротив таковых античного пра-поэта, с надеждою вещает:

„И я, певец любимый,

Все сделанное мною

Затем предпринимала,

Чтоб памятник, хоть слабый,

Оставить за собою

Благодеяний, мною

Средь детства обретенных…“

                                         „К Анакреону“, 1820 г.

Поэт, будущий декабрист Вильгельм Кюхельбекер посвящал ей стихи… А композитор Роберт Шуман, концертируя в России в 1844 г., знакомится с судьбой и творчеством Элизы и, взволнованный до глубины души «высокой мудростью, в совершенстве выраженной словом из её детских уст», пишет вокальный цикл: «Песни для голоса с фортепиано» на тексты семи ее стихотворений, в который вошли: «Mond, meiner Seele Liebling» / «Месяц, моей души любимец»; «Viel Glück zur Reise, Schwalben!» / «Счастливого пути, ласточки!»; «Du nennst mich armes Mädchen» / «Ты называешь меня бедной девочкой»; «Der Zeisig» / «Чижик»; «Reich mir die Hand, о Wolke» / «Дай, облако, мне руку»; «Die letzten Blumen starben» / «Последние цветы увяли»; «Gekämpft hat meine Barke» / «Моя ладья боролась (с бурлящею волной)». Роберт Шуман писал об Элизабет Кульман: «Сплести музыкальный венок вокруг головы истинного поэта − нет ничего прекрасней; но тратить его на будничное лицо − стоит ли это усилий? …По моему мнению, она (Элизабет Кульман. – Ред.) существо исключительное, и не только как поэт… Это воистину блаженный остров, всплывший из хаоса нашей современности». Каждая песня снабжена аннотацией Р. Шумана. Вот, к примеру, его слова о стихотворении «Дай, облако, мне руку»: «С сердечной любовью привязана она к этому миру, его цветам, благородным людям, повстречав-шимся ей на коротком жизненном пути. Но она предчувствует, что скоро должна будет покинуть их».

AN EINE WOLKE

Reich mir die Hand, o Wolke,

Heb’ mich zu dir empor!

Dort stehen meine Brüder

Am offnen Himmelsthor.

Sie sind’s, obgleich im Leben

Ich niemals sie gesehn:

Ich seh’ in ihrer Mitte

Ja unsern Vater stehn!

Sie schaun auf mich hernieder,

Sie winken mir zu sich.

O reich’ die Hand mir, Wolke,

Schnell, schnell erhebe mich! .

К ОБЛАКУ

Дай, облако, мне руку,

в рай Божий подними!

К моим любимым братьям;

меня там ждут они.

Хоть я их и не помню,

но голос мой дрожит:

вон, в их среде - я вижу,

и наш отец стоит.

И зрят они на землю,

мне машут издали.

Дай, облако, мне руку,

в рай Божий подними.

                                 Перевод мой - К.Э.

Ну и вот, следующее признание еще – в заключение, о любви поэтессы к России. "Russisches Bauerlied" назвала поэтесса свою зарисовку - „с натуры“. Непринужденность, свобода мысли этих строк привлекли меня и я решил передать их содержание, позволив себе некоторую свободу изложения, русскому читателю. И назвал я это стихотворение „Признанием“, чем оно, собственно, и является. Но я дал ему еще и подзаголовок, который, казалось бы, внешне р‘азнится с титулом оригинала, но в сути своей – по внутреннему содержанию все-таки эквивалентен, на мой взгляд, ему. Поясню: Если взять дословный перевод немецкого заголовка, то мы получаем „Русская крестьянская песня“ – песня русского крестьянина, хлебороба, сельского труженика – другими словами… Но автор, вне сомнения, подразумевает другое. Для него русский крестьянин интересен, прежде всего, в значении хлебороб, работающий на земле - в данном случае на русской земле – обрабатывающий, лелеящий ее, привязанный к ней, вросший в нее, - являющейся ему Ро-диной, что родит ему хлеб, дает жизнь… Именно отсюда я делаю вывод, что речь здесь о любви лирического героя, не сомневаюсь, в полном смысле и автора, - к русской (т.б. российской) родине:

RUSSISCHES BAUERLIED

Was schwatzt von andern Ländern

Ihr Tage lang mir vor!

Ich zieh’ trotz euerm Lobe

Die liebe Heimath vor.

Die Schneezeit ausgenommen,

Ist hier es immer grün;

Oft sag’ ich in Gedanken:

«Bald werden Veilchen blühn!»

In Welschland hör’ ich immer,

Da ist es wunderschön! –

Doch Mädchen, schön wie unsre,

Sind schwerlich dort zu sehn.

Schwatzt mir von andern Ländern,

So viel ihr wollet, vor;

Ich zieh’ trotz allem Lobe

Mein liebes Rußland vor! .

ПРИЗНАНИЕ.

ПЕСНЯ О РОССИЙСКОЙ РОДИНЕ

Хвалу я слышу другим странам

дни напролет!

Моя ж любовь − моя Россия −

мне сердце жжет.

Снегов минует время,

распустится весна.

Уже внимаю нежный

фиалок запах я.

В заморье часто слышу:

какая красота!

Но краше девиц наших

здесь тщусь увидеть зря.

И сколь вы б не хвалили

красу чужих широт,

Моя ж любовь – моя Россия –

мне сердце жжет. .

                                  Перевод мой - К.Э.                                                  

Гамбург, 15.11.2018.

______________________________________________________________________________________________________

100 Jahre Autonomie der Russlanddeutschen

Festrede des Ministerpräsidenten bei Festakt anlässlich des 100. Jahres-tages der deutschen Autonomie an der Wolga im Landtag.

Vor fast einhundert Jahren wurde am 19. Oktober 1918 infolge der Russischen Revolution den deutschstämmigen Siedlern in der Wolgaregion ein eigenes Autonomiegebiet zugestanden, aus dem 1924 die „Wolgarepublik“ hervorging. Bis heute ist die Erinnerung an die Eigenständigkeit und Selbstverwaltung ihrer Volksgruppe für die Wolgadeutschen von identitätsstiftender Bedeutung. Die Wolgarepublik war nicht nur prägend für ihre Geschichte, sondern spiegelt in tragischer Weise durch die damit verbundenen, später bitter enttäuschten Hoffnungen, das Schicksal der Volksgruppe wider.

In seiner Festrede brachte Ministerpräsident Bouffier seine Freude darüber zum Ausdruck, dass die Deutschen aus Russland von sich sagen, endlich angekommen zu sein. Gerne helfe ihnen die Landesregierung bei der Eingliederung. „Das ist uns Verpflichtung“, betonte er. Dabei unterstrich er: „die Spätaussiedler sind ein wichtiger, geschätzter und willkommener Teil des Landes. Sie haben unser Land bereichert.“ Hessen biete viele Chancen, „und ich wünsche mir, dass sie und ihre Familien diese wahrnehmen.“ Das Land sei sich seiner besonderen Verantwortung gegenüber den Deutschen aus Russland bewusst und habe bereits sehr viel geleistet. So gebe es nicht nur einen eigenen Unterausschuss für den Bereich Heimatvertriebene und Spätaussiedler im Hessischen Landtag, sondern auch der 2013 eingeführte Landesgedenktag für die Opfer von Flucht, Vertreibung und Deportation beziehe diese explizit mit ein.

Im Bild:

Festakt zu Wolgarepublik-Jubiläum, v.l.: stv. BdV-Vorsitzender Hessen Reinhard Schwarz, Direktor des Russlanddeutschen Museums in Detmold Kornelius Ens, Projektleiterin DJR Alexandra Dornhof, DJR-Vorsitzende Swetlana Wagner, Vorsitzender der LMDR Bayern Ewald Oster, Landesbeauftragte Margarete Ziegler-Raschdorf, Svetlana Paschenko, MdL Ulrich Caspar, integrationspolitische Sprecherin der SPD-Fraktion Frankfurt Milkica Romic-Stojanovic, Landtagspräsident Norbert Kartmann, Ministerpräsident Volker Bouffier, DJR-Geschäftsführerin Albina Nazarenus-Vetter, Bundeskulturreferent Edwin Warkentin, LMDR-Vorsitzender Johann Thießen, Landesbeauftragter a. D. Rudolf Friedrich und LMDR-Geschäftsführerin Natalie Paschenko. (Foto: LMDR Hessen).

Lesen Sie weiter auf S. Geschichte der Russlanddeutschen.

______________________________________________________________________________________________________

К 100-летию образования

АССР немцев Поволжья

Грядет «юбилей», что дальше:

суицид пассивной ассимиляции

или будущее через полную реабилитацию?

Наши великие даты и их специфика

Все-таки мы, российские немцы – уникальный народ. У нас уникальна не только история, но и вся жизнь. Особенно за последний век. И особенно за последние 77 лет, когда мы, если что-то еще и отмечаем, то не как другие народы: свои достижения в экономике, культуре, науке, искусстве - их у нас как народа давно нет; и даже не национальные праздники – их тоже у нас нет, никаких. Мы отмечаем лишь «круглые даты». И даты эти неизменно полны боли. 

Так, недавно исполнилось 250 лет прибытия первых немецких колонистов на Волгу по приглашению Екатерины II. Казалось бы: ведь это 250 лет со дня рождения нового народа в России! Народа, столько давшего России!  А значит, это праздник для всей страны, для всех наших народов-братьев! Однако не было праздника. Не было даже какого-нибудь достойного торжественного мероприятия, ни одного. Всё было привычно опущено до очередного «проекта» циничного... бизнеса на трагедии народа. Потом было еще 75-летие репрессивного Указа Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 года, лишившего наш народ всех прав на все эти 75 лет. Его тоже отметили как всегда - на уровне личной и групповой боли.

Даже 50-летие мужественного национального движения российских немцев за реабилитацию и восстановление нашей государственности оказалось почему-то очень неподходящим поводом для торжеств. В чем же дело? Все объясняется просто: российские немцы – единственный репрессированный народ, который до сих пор не реабилитирован, а как говорил Лев Толстой, мы не любим тех, к кому были несправедливы. Кроме того, депортацией и репрессиями российские немцы были так распылены по огромной стране, что собраться больше трех им и без прошлых запретов до сих пор нелегко. И еще: они, лишенные как народ всего, что нужно любому народу для выживания, уже 77 лет (какое счастливое число - две семерки!) приходят к своим памятным датам только с одним достижением: у них еще не совсем отняли память об этих датах. 

Вот и в нынешнем 2018 году мы идем к очень знаменательной дате – к 100-летию образования Автономной Советской Социалистической Республики Немцев Поволжья. Великая дата! Но - с тем же изъяном: дата есть, а самой АССР НП нет. Нет уже все эти же 77 лет. И опять главное достижение – лишь то, что мы еще об этом помним…

Именно этой дате в середине июня в Берлине была посвящена научная конференция. Ее организаторы - известное германское политическое «Немецкое общество», Землячество немцев из России и все набирающая силу Молодежная организация Землячества. В конференции приняли участие не только ученые-историки и представители общественности российских немцев в Германии, но и политики, так что конференция получилась содержательной. Однако такие даты заставляют каждый раз серьезно задуматься вообще о положении российских немцев как народа, об их дальней-шей судьбе, об их будущем. Что и попробуем сделать.

                                                                                                На снимке: автор Гуго Вормсбехер.

Далее читайте на стр. Geschichte der Russlanddeutschen.

______________________________________________________________________________________________________

Российские немцы в жерновах Второй мировой войны

Сибирское начало...

Тянулась, к горизонту уходила

Чужая, незнакомая земля.

А в каждом сердце, изболевшись, ныло-

Как рана. Та, что заживить нельзя.

 Вой ветра монотонно- заунывный

Лишь нагнетал безмерную тоску.

Ведь страх – тяжелый, вязкий, неизбывный,

Прилип, как будто глина к сапогу,

Не отпускал всю длинную дорогу

На горем перегруженных путях,

Что впереди – известно только Богу.

Поволжским немцам – только боль и страх...

Молчал возница, и молчали люди.

Да было ли о чем им говорить?

Беда у всех, и радости не будет.

Но если жив  - придется как-то жить...

Тянулась, к горизонту уходила

Чужая, незнакомая земля.

И проблеском отрады сердцу было,

Что степь кругом, а кое-где поля.

Возделать их бы и дождаться хлеба...

Но кроме рук – с  собою – ничего...

Дождинки, как слезу, роняло небо,

Как будто небо плакало одно...

*     *      *

И самый тяжкий путь не бесконечен.

Во мраке появились огоньки.

И сжались люди в ожиданье встречи.

Что ждет их здесь? Они ведь – чужаки.

Здесь все чужое, и они здесь чужды.

Зашлись сердца в тревоге – не вздохнуть.

-Ну вот,- возница выдохнул натужно,-

Вот, стало быть, тут и окончен путь.

Сидели люди сумрачно, устало,

Никто ступить на землю не спешил.

Их темное молчанье окружало,

Беззвучно мелкий дождик моросил...

-Ну что же, раз приехали – слезайте,-

Усталый хриплый голос пригласил.

Мы тут не звери, так что не злякайтесь.

-Мы не кусаем,- кто-то подхватил.

И завозились немцы потихоньку,

И осмелела сразу ребятня.

-Тут больше бабы, мужики на фронте.

Так вы ж хоть понимаете меня?

Я председатель здешний, и другого

Начальства не предвидится пока.

Мое тут самым главным будет слово

Как для своих, так и для чужака.

Не ждите, что вы будете гостями,-

Работы всем хватает круглый год.

Ну а в войну, - и он махнул руками,-

В войну уж каждый горюшка хлебнет.

Он говорил, посматривая зорко,

Разглядывая женщин, стариков.

Слова спасают, если сердцу горько,

Бывает легче и от строгих слов...

-Теперь уж поздно. На ночлег по хатам

Мы разберем вас нынче, а потом,-

И он опять махнул рукой куда-то,-

А завтра разбираться будем. Днем.

-Вас сколько? Вас? Тогда вот вы – со мною,

А то и места столько не найду.

Детишек полушубками укрою,

Ох, и послал нам этот год беду...

Негромкие велись переговоры

Порой на пальцах – коль совсем никак.

И расходились люди от конторы,

В другую жизнь был сделан первый шаг...

И были тяжелы и беспокойны

Пришельцев депортированных сны.

А тучи над землей клубились грозно,

И столько еще горя у войны...

Лидия Майер, август 2018

*     +     +

В эти августовские и сентябрьские дни российские немцы помятуют трагическую дату в своей многотрудной, стоической биографии: началась депортация немцев Поволжья из родных пенат в сибирские и казахстанско-среднеазиатские края… В вину им вменялось нелояльное отношение к советской власти, что было созвучно оп-ределению врагов народа...

Казалось бы, на первый взгляд, ничто не предвещало такого варварского отношения руководства страны к своим гражданам, автохтонному советскому немецкому народу (немецкий этнос является государственно-образующим в становлении Российской империи – факт игнорируемый современными исто-риками и политологами), положившему на алтарь Отечества грандиозные свершения в различных областях экономической, культурной и политической жизни российского и советского государств. . Сразу же с началом ВОВ граждане немецкой национальности СССР включились в патриотическое движе-ние, направленное на защиту своей страны… У военкоматов выстраивались многолюдные очереди. Историки указывают, что по имеющимся, далеко не полным данным, с 22 по 24 июня в военкоматы АССР НП, поступило 1060 заявлений c просьбой о зачислении в ряды Красной Армии и Флота. На промышленных предприятиях, в различного рода учреждениях, колхозах, совхозах, МТС развернулась борьба за выполнение и перевыполнение производственных планов и задач.

Далее читайте на стр. Geschichte der Russlanddeutschen.

______________________________________________________________________________________________________

В унисон ритму сердца, опережая время…

17 июня в возрасте 81 года ушел из жизни Алексей Филиппович Кохан. Глубоко скорбим… Трудно смириться с этой жестокой правдой… Вечная ему память…

Человек большой души, разносторонних знаний и экспрессивных способностей, присущих незаурядной личночти - народному Учителю – таким он остается в нашей памяти…

Я благодарен судьбе за то, что она свела меня с этим человеком, что мне посчастливилось проходить с ним свои первые жизненные университеты: изучать корифеев русской литературы Пушкина, Лермонтова, Толстого, Горького, Маяковского, Есенина,.. да и просто общаться в ролях профессионального, интеллигентного учителя и не всегда беспрекословного, покладистого ученика. Вскоре меня уже не удивляло, что Учитель не редко предлагал мне выступать в роли организатора интерактивных упражнений, которые я выстраивал при помощи знаний, почерпнутых мною из литературы „по внеклассному чтению“, с большим энтузиазмом, выводя учащихся класса или членов группы на неординарные решения поставленной задачи. Наверное, здесь давали о себе знать и мои собственные педагогические наклонности (ведь не случайно я закончил позднее педагогический вуз, хотя и посвятил себя в конце концов писательскому ремеслу), пребывавшие в моей душе пока еще в дремотном состоянии…

Алексей Филиппович Кохан родился 11 марта 1937 года четвертым ребенком в крестьянской семье в одном из „столыпинских“ сел нынешнего Одесского района Омской области под историческим названием Ляличи. Мать, Марфа Ивановна была по тем временам грамотным человеком: закончила церковно-приходскую школу в Полтавском р-не, выполняла бухгалтерские расчеты в колхозе. Отец, Филипп Константинович, работал в местном колхозе „Заря коммунизма“, затем в Брезицке – заведующим мельницей и перед самой войной - продавцом в сельпо с. Цветково Одесского района. Его, призванного в июле 1941 г. на фронт и погибшего вначале 1943 года под Сталинградом, Алексей помнил смутно: коренастым, с большими залысинами на голове и сильными рабочими руками…

В пяти-шестилетнем возрасте Алексей уже читал-перечитывал все, что попадалось под руки, в первую очередь, местную районную газету „Одесская правда“: вести с фронта, сообщения о работниках-ударниках тыла… Начальную школу закончил в Ляличах, а семилетку в с. Цветково. Не без соответствующего влияния своего дяди, сельского учителя Алексея Ильича Кохана, он уже с раннего детства решил, что будет педагогом.

Закончив с серебрянной медалью Одесскую среднюю школу, Алексей без особого труда поступил на исторический факультет Омского государственного педагогического института. Но через год факультет был преобразован в историко-филологический, так что закончил он вуз новоиспеченным преподавателем истории, русского языка и литературы. Распределение Алексей Филиппович Кохан получил в Желанновскую среднюю школу, центральную усадьбу одноименного совхоза, в состав которого входили и его родные пенаты, села Ляличи и Цветково.

…Именно здесь вначале 60-х годов прошлого века и сошлись наши пути-дороги: на уроках русского языка и литературы. Мне нравились эти предметы, как и языки, вообще, и другие гуманитарные науки… Сейчас, вспоминая то время, я не мало удивляюсь, как это мы, потомки ссыльных поволжских немцев – носителей германского гессенского говора, смогли так быстро „вписаться“ в этот сибирский языковый „разнобой“, когда на улице и в учреждениях нашего села доминировала украинская речь - в ее юго-воcточном новороссийском варианте, так называем „хохлацком“ наречии, и лишь на школьных уроках – русский язык, за исключением уроков немецкого языка, где мы познавали язык „вражеский“ – немецкий, литературный (являвшийся также языком великих Гете и Шиллера, Маркса и Энгельса – и это как-то его в какой-то мере реабилитировало), ну а дома, в обиходе меж собой и родителями, практиковался упомянутый родной, гессенский, диалект…

Да, было нелегко, но мы как-то сдюжили. Было даже интересно „жонглировать“ своим языковым квартетом… Но это, конечно же, не без помощи именно таких учителей, как Алексей Филиппович Кохан – патриота русского языка и русскоязычной письменности. „Язык - это большое богатство, которым владеет человек“, - говорил Учитель, беречь его, приумножать - дело чести любого интеллигентного человека.“

Как-то мне уже приходилось делиться со своей читательской аудиторией воспоминаниями об одном эпизоде, случившемся со мной в бытность мою учащимся в Желанновской средней школе и, в частности, о том, как Алексей Филиппович, видимо, и сам о том не думая, сориентировал меня на дальнейшие самостоятельные творческие изыскаания. Суть состояла в следующем: как сегодня ни парадоксально звучит, но с великим русским поэтом Сергеем Есениным я встретился уже в довольно зрелом возрасте. И не по моей собственной вине случилось это упущение, а по вине Ми-нистерства народного образования, которое во недомыслию, как можно было бы понять, а фактически - из цензурных соображений не включало Поэта в школьную программу.

Но однажды в одном из учебников литературы для старших классов он все-таки появился - петитом. А причины, побудившие пролетарских критиков к отрицательному отношению к великому поэту (о его величии я, конечно, имел лишь смутное представление, если не сказать – никакого, так как более доступными для нас, учащихся, были Демьян Бедный, Владимир Маяковский, какой-то Безыменский... и потому и более популярными) - не приводилось. Да и те, что в его репертуаре характеризовались "не плохой", но крестьянской (иногда и хулиганской) поэзией, тоже отсут-ствовали.

Помню, что это меня откровенно злило. Алексей Филиппович Кохан, знакомя нас „с новым именем“, пытался меня понять и успокоить, что в учебники попадают не все писатели и поэты. Существуют определенные критерии (какие, он не сказал - сам должен догадаться, так, наверное) и ограничения по объему, загодя утвержденные Министерством народного образования.

...Как-то через время Алексей Филиппович принес на урок общую тетрадь ...и положил ее передо мной. Гена Зелинский, мой друг, с которым я сидел за одной партой, как-то кстати то ли приболел, ну, в общем, отсутствовал... "Вер-нешь в конце урока", - молвил Учитель кротко, как-то между прочим.

В тетради были рукописные, мелким, убористым почерком записанные стихотворные произведения - почерком преподавателя, все учащиеся его знали и я, конечно, тоже. Как-то пару раз я, будучи редактором стенной газеты, зака-зывал у него какие-то воспоминания или методические рекомендации - не помню точно.

Стихов не помню тоже, их было много. Помню несколько имен: Пушкин, Лермонтов, Ахматова, Цветаева, Есенин.  Еще помню стихотворение последнего, начинавшегося грустным: до свиданья, друг мой, до свиданья... Но этот жест Алексея Филипповича Кохана запомнился мне на всю жизнь...

Со временем лингвистистика и литература – немецкая, а позже и русская - стали доминирующими составляющими моей профессии.

Вскоре Алексей Филиппович Кохан стал заведующим учебной части нашей школы, а в 1967 году, возрасте 30 лет, был переведен в районный центр, село Одесское, на должность директора общеобразовательной средней школы. Под его началом школа неоднократно выходила на передовые позиции в социалистическом соревновании, завоевывала звание лучшего педагогического коллектива, а сам директор неоднократно награждался Почетными грамотами Министерства просвещения РСФСР и СССР, был отмечен знаком „Отличник народного просвещения СССР“, медалью Ветеран труда. А в 2003 году, к 100-летию села Одесское, ему было присвоено звание „Почетный гражданин Одесского рай-она“.

Шли годы. Времена менялись, а с ними и люди… Перестройка, крах советской идеологической системы. Приходилось выстраивать новые стратегические задачи, неординарные подходы к педагогическому труду, чтобы не отстать от жизни, от бурного и беспорядочного развития событий… Как никогда в прошедшие годы стал актуальным вопрос сплочения учительского коллектива вокруг решения возникающих проблем и задач. Директор инициировал создание при школе кооперативных сельхоз-предприятий. Большое развитие получила профессиональная подготовка учащих-ся: обучали профессиям тракториста, шофера, оператора машинного доения, швеи….

47 лет отдал Алексей Филиппович народному образованию. Уйдя на пенсию, он продолжал педагогическую деятельность в качестве методиста по гуманитарным предметам районного отдела народного образования. С 2009  по 2015 год он возглавлял  Одесское районное отделение Омской областной общественной организации ветеранов войны и труда. Был членом общества „Знание“. Вел активную общественную деятельность, постоянно встречался с учащимися и молодежью, принимал активное участие в военно-патриотическом воспитании подрастающего поколения. Не ошибусь, если скажу, что его пример, его опыт и знания отразились во многих его бывших воспитанников и учащихся, разбросанных по разным весям и странам… 

Год назад, к 80-летию Учителя, я написал следующее стихотворение:

Мне тябя не забыть в лабиринтах мирских,

и тебя не отнять памяти человечьей.             

Ведь ты судьбы кроишь - отражаешься в них, 

и не ведаешь сам: их ты спутник извечный. 

Твое имя – Учитель, детских грез – попечитель, 

мне твоих не забыть - жизни первых уроков… 

          Твое имя – Учитель, духа предков - воитель, - 

          в сердце бьешься моем ты библейским пророком… 

Рвусь я мыслью к тебе, когда бьет меня град,

когда новый рассвет я счастливым встречаю.

Вот уж осень в пути, - все сильней листопад, - 

я твой первый урок помню – не забываю... 

И в потомках моих будет жить твой урок, 

что наследовал я с благодарной любовью. 

Честь и гордость моя – дух стихов моих слог! - 

пусть воспрянут с тобой в их деяньях сыновних. 

Твое имя – Учитель, детских грез – попечитель, 

мне твоих не забыть - жизни первых уроков…

          Твое имя – Учитель, духа предков – воитель, - 

          в сердце бьешься моем ты библейским пророком…

Алексей Филиппович Кохан жил самопожертвенной, насыщенной жизнью - в унисон ритму сердца, опережая время… Вечная ему память…

Константин Эрлих,

д-р философии, кандидат исторических наук,

член СЖ СССР (с 1980 г.), член СП СССР (с 1988 г.),

выпускник Желанновской средней школы 1966 г.

Редакция газеты ДипКурьер/Руссланддойче Альгемайне.

______________________________________________________________________________________________________

К Дню России

Поздравляю вас,

                   дорогие друзья!

Константин Эрлих

Ты песнь моя - страдальная, о Русь...

Родная земля -

ты край мой сердечный, -

здесь детство мое

колосилось беспечно...

Народ мой здесь рос,

черпал суть - соль земли

из сладкой полыни

ковыльной степи...

Несет меня память

на гребнях времен

cквозь бури и снеги

в родимый полон.

Сквозь толщу лет бьется

пульс предков в груди, -        

их зов неустанный

в скрижалях Руси…

*     *    *

…Иду по городищу рюрикидов,

по Новгороду, праотцу Руси.

Здесь род мой зародился на изгибе

варяжско-роской вздыбленной судьбы.

Здесь разноплеменная жизнь кипела

в те достопамятные времена:

пахал и сеял люд, был каждый занят делом, -

община их язычество блюла.

Уже который век союз державы

бдил здесь своих истоков колыбель,

готов был в рать идти не ради славы,

за честь родов своих, родных земель.

.

Но воеводы их в тщеславных ссорах

никак не жили в ладе меж собой:

не в силах были поделить поживы в спорах,

платил же животом1 народ простой.

И вот однажды в круг сбрались словени

и рoсь, и меря, чудь и кривичи…

«Тако реша…»2: мы жизнь свою изменим. -

„Наряда у нас нет“3, - реча они…

Поищем за морем себе управу, -

Тур4 Гoстомысл еще - звал свой народ, -

пусть суд вершит нам по варяжску праву,

владеет нами и на рать ведет.

. 

Так быть тому, ярл5 Рюрик из варягов

пришел на зов порядок завести. -

И тыщи лет он будет чтится в сказах

как праотец языческой Руси.

Он здесь ходил уже дорогой г‘отов,

о славе Германариха6 знавал:

в Тавриде тот отстроился оплотом

и море Роским7 с гордостью назвал.

Он много лет уже ходил „из греков

до вод Варяжских“8, Ладожских ключей,

в обход Европ из Таврии по рекам

шел к брегу г‘отов – сей путь был прямей…

Он вкупе с росью выстроил державу

от вод Варяжских до Боспорских9 берегов.

Регенты все его завидовали славе -

как суть восточных,  так и западных краев.

.

С тех пор полтыщи лет сошло в анналы,

они в сень вечности ушли навек.

Своим потомкам шлют они сигналы

мерцающих и странствущих планет.

.

Так думал Рюрик, славный сын варяжский,

когда взял в руки скипетр конунга10:

на вече в споре кандидатов – тяжком -

он людом был воспроизведен в князья.

И в Ладоге расположившись чином, ладом -

здесь г‘оты встарь имели свой погост, -

он Новгород срубил столичным градом,

чтоб Русь воспряла снова11 в полный рост.

Решил взнуздать он от варяг путь в греки12,

зардела в его сердце яркая мечта:

он Рюрикидам наказал навеки

не отступать от этой цели никогда.

.

...Из Новгорода рось13 пошла на Киев,

чтоб к морю Роскому дорогу проложить…

Отсюда есть пошла земля России,

потомкам дабы матерью служить.

Так было, есть, и так тому и быть…

*     *    *

Ты песнь моя -

страдальная, о Русь, –

ты мой березовый,

ковыльный край...

Твой пасынок -,

навстречу тебе тщусь -

невольник чести

и вселенский оратай14…

.

О, Русь, мой незабвенный край,

твой зов в эфире восстает через века,

сквозь толщу лет твой бъется пульс

                                         во мне всегда.

Ты песнь моя, о, Русь – живи и процветай,..

навстречу новым славным подвигам дерзай!

О, Русь, мой незабвенный край.

                                                                               12.06.2017.

---------------------------

1 Живот - древнерусское - жизнь; сравн. не жалея живота своего, т.е. жизни.

2 «Тако реша…» - „Тако реша …и вся земля реша“ – цитата из „Повести временных´лет“.

3 „Наряда у нас нет…“ – порядка у нас нет, цитата там же.

4 Тур – бык, вымерший; здесь: могучий, сравн.: буй тур.

5 Ярл – варяжск. - предводитель.

6 Германарих – предводитель Причерноморской Руси – готско-роского объединения, достигшего своего апогея при его правлении (примерно в 350-376 гг.).

7 Русское море – в готские времена Черное море называлось Русским (собств. Роским), так как контролировалось племенами готов-росов.

8 Варяжские воды, Варяжскoе море – в настоящее время Балтийское море. Здесь речь о том, что изначально готско-германскими племенами был проложен путь из греков - Таврии до вод Варяжских – Варяжского (Балтийского) моря. Вспомним, что еще проповедник святой апостол Андрей Первозванный шел этим путем, добравшишь до Шотландии, где он также почитается святым.

9 Боспорские берега - Боспор, город в Таврии у берегов Черного моря, находившегося со времени основания в конце 6 века до н. э. и по 6 век н. э. попеременно под влиянием римлян, готов, гуннов, греков, тюрков и др.

10 Конунг – северо-германское – король, сравн. нем. König.

11 ...чтоб Русь воспряла снова - напоминание о задолго существовавшей Причерноморской Руси.

12 „Из варяг путь в греки…“ – название водного торгового пути (кроме имевшегося пути "из немец в Русь") из Варяжского (Балтийского) моря в Византию.

13 Русь – следует различать между Русью – почившей в бозе Приднепровской, а также Причерноморской Русью (V-X вв.) и названием Древнерусского государства, и русью (изначально росами), содружеством племен, позже – народом, давшим название стране..

14 оратай – древнерусск. – хлебороб, пахарь.

______________________________________________________________________________________________________

Zum Jubiläum

von Agnes Gossen-Giesbrecht

Geboren in der winterlichen Steppe Orenburgs, der Familie russlanddeutscher mennonitischer Umsiedler aus Neurussland, die sich in dieser unwirtlichen Gegend Ende des 19. Jahrhunderts niedergelassen haben, hat Agnes seit klein auf den heißersehnten Wunsch gehegt, Russisch-Lehrerin zu werden. Und dies ist kein Wunder: Die Liebe zur Muttersprache, zur Landesprache und zu Sprachen im Allgemeinen, wie sich die Menschen so in diesem völkerreichen Universum näher kommen können und in der alltäglichen Realität auch wirklich näher kommen, hat sie schon immer fasziniert. Deswegen ist es nichts Verwunderliches, dass Agnes nach dem erfolgreichen Abschluss der Mittelschule und dem Slawistik-Studium an einer nordkaukasischen Hochschule sich der Linguistik verschrieben hat. Mehrere Jahre ist sie als Bibliothekarin tätig gewesen, indem sie ihr Leben – ganz unterschiedlich schön und hart - mit Gelegenheitsversen aufzulo-ckern versuchte.

Seit 1989 beginnt Agnes Gossen ein neues Leben. In ihrer neuen – alten Urheimat. Nicht alles kommt ihr so eindeutig entgegen. Geduld und Ausharren sind gefragt – kein Novum für die junge selbstbewusste Frau, die seit klein auf gewohnt gewesen ist, auf sich selbst zu bauen.

In Deutschland fand Agnes ohne große Mühe einen Anschluss an ihren vorherigen Beruf: Als Bibliothekarin in der Universitätsbibliothek Köln hatte sie – wie sie es gewohnt war - lange Jahre ihr Bestes gegeben. Hier hatte sie sich auch nicht von ungefähr dem russlanddeutschen Schrifttum hingegeben. Zuerst als Leserin, darauf als Propagandistin – im besten Sinne diese Wortes -, und alsbald als Mitgestalterin. Es machte ihr Spaß, Reime aufzustocken, indem sie für sich selbst in diesem nicht unkomplizierten Leben neue Horizonte entdeckte, bis dahin, dass sie begriff, dass das Verseschreiben eigentlich ihre Berufung war.

Ihren ersten Lyrikband gibt Agnes Gossen-Giesbrecht 2000 unter dem Titel „Die Feder tanzt“ heraus, danach folgen „Echo der Liebe“, „Zwischen Liebe und Wort“, „Zwei Schwingen“ – Gedichte und Nachdichtungen u.a.

Hier wäre es wohl am Platz, zu erwähnen, dass sie mir damals in Stuttgart (es war 1999, während meines Besuchs in der Bundesrepublik) menschlich sehr sympathisch aufgetreten ist, als sie nach ihrer Aussprache im Kulturrat (über das russischsprachige Schrifttum in der russlanddeutschen Kultur) von dem älteren Kollegen, dem namhaften Literaturschaffenden Johann Warkentin ganz schroff zurechtgewiesen wurde: Es gebe nur eine russlanddeutsche Literatur, die deutsch zu Tage tritt! Das wollte oder wohl besser - konnte Agnes nicht verstehen, was eigentlich auch für das Auditorium sonderbar erschien. Aber die anwesenden, meist bereits einheimisch gewordenen Heimkehrer – wie schüchtern bzw. weichherzig sie alleweil - insbesondere den schönen weiblichen Wesen gegenüber - gewesen waren, verharrten mäuschenstill im Schatten. Ich aber – kein „Reichsdeutscher“ – offen und frei - habe mich bemüht, ebenfalls frei von der Leber weg, die von den Beiden aufgewirbelten Wellen zu glätten, d.h. einen Kompromiss zum Thema zu empfehlen. Und zwar, dass man sehr behutsam den russischschreibenden Literaten gegenüber sein müsste. Damit diese, ganz ungezwungen …mit der Zeit – dafür ausgereift - ins Deutsche hinübertreten und womöglich uns noch was zutage fördern(!), und zwar, womit sich das russlanddeutsches Schrifttum noch so richtig rühmen können wird...

Vorausgreifend, sei an dieser Stelle ganz selbstkritisch erwähnt, nichts desto Gleiches ist geschehen… Aber warum? Der Logik – zuwider! Ist da nicht einfach und allein eine Ignoranz bzw. Trägheit im Spiel?!

Agnes Gossen selbst hat mit der Auswahl der Sprachen in ihrem Schaffen kein Problem. Sie schreibt wie ihr es beliebt… Und sie hat einen Vorteil: Sie beherrscht beide Sprachen - das Deutsche sowie das Russische so ungefähr im gleichen Maße. Somit äußert sie sich in Poesie und Prosa mal in jener, mal in dieser Sprache. Auch in blanken Versen - wenn Sie wünschen, in denen sich die Verfasserin bemüht, tiefere Gedankengänge zu ergründen, - bitte schön:

Die Sprache der Zeichen des Schicksals –

sie wird erst im Nachhinein klar,

wenn uns endlich gelingt

das geduldige Warten,

das Sehnen und Verstehen

der Zusammenhänge…

Wenn Zwei sich begegnen,

gibt es keine Vergangenheit,

nur einen Augenblick -

den Blick in die Augen

und die Gewissheit:

Ich hab Ihn gefunden,

den fehlenden Teil

meiner kümmernden Seele,

die perfekte Ergänzung,

wenn auch ein Gegenteil dessen,

was ich früher geglaubt,

gefühlt und gelebt habe.

Es ist meine Zwillingsseele. –

Sie gleicht großer Liebe,

auf die ich umsonst hab gewartet…

Wenn ich es richtig gemerkt habe, gelingen Agnes die Liebesgedichte mehr in Russisch; in Deutsch versucht sie zu philosophieren, und beide Themen gelingen ihr auch ganz schön wohl in ihren Dreizeilern oder, wenn sie zu dem japanischen Sinn- bzw. Versmaß der Haiku’s greift:

Zarter Frühlingshauch –

Grüner Nebel um Bäume

Zwischen den Häusern.

*     *     *

Die Abendwolken –

Rote schwimmende Fische

In Himmelstiefen.

*     *     *

Blaue Dämmerung

Über den Roggenfeldern –

Letzter Vogelruf…

Meine Gedichte –

Papiervögel – brauchen Luft –

den Atem der Leser.

*   *   *

Lebensschaukel. –

Alltägliches Auf und Ab.

Spiel. Spaß. Müdigkeit.

*    *    *

 Die Zeit fliegt davon

 auf zarten Daseinsschwingen

 verbrauchter Räume.

*   *   *

Aus der Asche wächst

in ausgebrannter Seele

ein Hoffnungssetzling.

*   *   *

Grenzenlos schienen

die Ufer unseres Daseins

früher. – Jetzt nicht mehr…

Am Schluss: Wie sich‘s gehört - in den besten russlanddeutschen Traditionen: Bleib gesund und munter, Agnes! Und neues schöpferisches Gelingen!

                                                                                                                                                             Konstantin Ehrlich.

                                                                                                                                       Hamburg, den 2. Februar 2018.

______________________________________________________________________________________________________

Овации сквозь слезы:
на сцене - трагедия российских немцев

Долгих 75 лет после Указа Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 года о выселении немцев Поволжья невозможно было даже представить себе такое событие..

Ведь в советские годы писать о репрессиях, о депортации, о несправедливостях, о положении российских немцев и даже об их истории, довоенной и дореволюцион-ной, было запрещено. И хотя еще в 1964 году обвинения, выдвинутые указом, были признаны беспочвенными и сняты, и хотя еще в 1991 году в России был принят За-кон «О реабилитации репрессированных народов», по которому должна была быть восстановлена ликвидированная Автономная республика немцев Поволжья, и хотя уже больше 20 лет периодически заседает Межправительственная российско-германская комиссия «по сотрудничеству в восстановлении государственности российских немцев», - гово-рить о трагичном прошлом и безрадостном настоящем российских немцев до сих пор было как-то… ну, мягко скажем, нежелательно. А тут…

В далекой Сибири, в небольшом городке Таре (27 тысяч жителей) Омской области, в местном театре 30 сентября 2017 года состоялась премьера. Был показан спектакль «Папин след» по известной повести Гуго Вормсбехера «Наш двор». Многие знают, что эта пронзительная повесть, написанная почти 50 лет назад, - именно о трагедии российских немцев. И что сама повесть прошла нелегкий путь, будучи под запретом почти до развала СССР.

Читайте на стр. Geschichte der Russlanddeutschen.

_______________________________________________________________________________________________________

Историческое беспамятство

Недавно я побывал на родине моих предков, в так называемом (среди нас и объективных историков и публицистов) "немецком Поволжье". Жизнь здесь разная, и почти не заметно для затерявшихся в беспамятстве потомков, что здесь когда-то существовала завидная немецкая цивилизация, подумал я. И у меня роди-лись эти строки:

Ну, здравствуй, Волга – матушка родная,…

ты бьешься о брега, меня встречая,

дыша полынным бризом мне в лицо.

Клокочет сердце в унисон с твоим – моё,

наш скорбный путь с тобою вспоминая…

Твои меня чаруют берега и воды,

ликует и грустит с тобой моя душа.

Родимый край ты - десяти народов,

великая моя варяжско-росская река.

О, Волга, ты родной очаг мой, незабывный,

с тобою мои мысли, ратные дела.

Я слышу голос твой торжественный, зазывный:

„Мне не хватает тебя здесь, родная немчура!

Веками ты здесь род свой дерзостный растила,

усердством заложив обильные поля.

Твои хлеба здесь буйно колосились,

в оазисах тонула волжская земля…“

Я помню, Волга, как в тот день злосчастный

по воле власть имущих род мой стал врагом,

как ада круг свалилось на него ненастье, -

был принужден оставить он родимый дом.

Волною за волной спешат воспоминанья,

глас зычный конвоиров над тобой звучит.

И рвется сердце в час вселенского прощанья -

плач женщин и детей в моих ушах кипит.

Чекисты толпами безвинный люд сгоняют

к конторе - с красным флагом на ветру.

Мычит и блеет скот, собаки лают,

плоды роняет сад, как слёзы на траву.

Погнали мой народ в заснеженные дали,

в сибирские и азиатские края.

Усеяна вдоль транссибирской магистрали

бескрестными могилами изгнанников земля.

„И сколько же тебе скитаться по чужбинам,

когда ж наступит правды Божий час?!

И сердца твоего я слышу стон глубинный,

он эхом дальним раздается на моих брегах…“

Ну что ж, о, Волга, я с тобой прощаюсь;

поплакались с тобой мы сутью бытия.

Ты не грусти и жди мой род, родная,

должна же истина вернуться на круги своя.

Мчит ветер над тобой, безудержно стенает, -

и неба своды вдруг покрыли облака.

Степной орел поднялся ввысь, крылом качая,

наверное, со мной, изгнанником, прощаясь,

и небо разрыдалось плачем горького дождя…                       

...

Одновременно с тем, как я написал эти стихи, на адрес нашей с Вами, дорогие читатели, газеты пришло письмо из Саратова от моего друга по алмаатинскому периоду моей жизни Юрия Шамнэ. О пишет:

Константин, приветствую тебя!

Высылаю тебе ссылку на заметку об одном их кладбищ немцев Поволжья.

https://www.novayagazeta.ru/articles/2017/06/02/72669-bereg-skeletov

Не раз бывал в этих местах. Поднимал вопрос на уровне губернаторов о перезахоронении останков в другое место и увековечении их монументом. Увы... Никто не откликнулся: мол, денег нет. То же самое и с другими немецкими кладбищами.

Как ты считаешь, если проблему переза-хоронения поднять в Германии, частным образом, создав для этого фонд, можно будет сдвинуть дело?

Юрий Шамнэ.

Печальная картина... Из осыпающихся береговых склонов Волги выступают гробы наших мужественных предков, российских немцев, освоивших эти дикие поволжские места в 18 веке, их отважных, целеустремленных потомков, превративших их в настоящие оазисы цивилизации, изгнанных большевиками по надуманным причинам из своих родных очагов, мытарятся в настоя-щее время в изгнании...

Местным властям, наверное, не до этих "бесхозных" могил... Эта память им ни к чему... Если ее ворошить, то появляются все новые и новые вопросы.  Некоторые из которых потребуют и ответа. А отвечать бывает очень сложно. Было бы легче это сделать, если бы мы были воспитаны в честном отношении к правде, какой бы она ни была... А мы горькую правду не любим... Вот отсюда и исходит наше историческое беспамятство...

Константин Эрлих,

гл. редактор.

*     *     *

Берег скелетов

На рассмотрение российского правительства внесен приоритетный проект «Оздоровление Волги». По сведениям Минприроды, на улучшение экологического состояния реки до 2025 года будет направлено около 200 миллиардов рублей, половину должны составить частные инвестиции.

Не кисельные берега

В Ровенском районе Саратовской области каждую весну из-под снега появляется «берег скелетов» — ​Волжское водохранилище размывает здесь старое немецкое кладбище и полуразвалившиеся гробы в самом буквальном смысле торчат над водой. На укрепление берега и перенос захоронений денег не выделяется. Суша отступает на три-пять метров в год. Чиновники, видимо, ждут, что проблема утечет в Каспийское море.

Если смотреть на берег сверху, ничего, напоминающего о старом кладбище в Чкаловском, не заметишь — ​ни остатков надгробий, ни холмиков. По оврагу спускаемся к самой воде. Под береговым обрывом жутко и очень тихо. Восьми-метровая глиняная стена, нависающая слева, глушит все звуки. Слышен только шелест дождя. Кажется, что тонны мокрой глины вот-вот осядут на нас. Высоко над головой из земляной стены торчат гробы. Одни — ​сплющенные, в трещинах между досками видны кости. Другие сохранились почти целиком, на месте даже металлические ручки. Некоторые могилы обрушились совсем недавно, обломки досок и кости лежат в свежих осыпях, их медленно размывают желтые волны...

Надежда Андреева,

Саратовская область.

Далее читайте на стр. Geschichte und Gegenwart / История и современность.

_______________________________________________________________________________________________________

Мысли вслух

Нас немцами звали - от слова «немой»

Кто я и откуда? – Резонный вопрос! 

Рождён на Урале, в Сибири я рос. 

Певец из народа, безродных кровей, 

Но очень горжусь родословной своей.

Отец мой был немец – безропотный раб,

В неволе рождённый. Советский сатрап 

По имени Сталин его воспитал,  

Он страх с молоком материнским впитал.

Не детские с детства я слышал слова: 

«Трудармия», «зона», «сироты», «вдова». 

Немецкие песни под вой стариков  

Я не позабуду во веки веков...

Тем бабкиным сказкам про землю и дом 

В далёком Поволжье внимал я с трудом.  

А позже - об этом я думал не раз -  

О родине малой был бабкин рассказ!

Но Родины, бедная, не дождалась: 

Пришедшая новая власть или мразь 

Взамен предложила - до лучших времён -  

Для немцев военный степной полигон...

Не в силах такую обиду стерпеть 

И пьяную чушь – президентскую бредь, 

Покинули немцы Сибирь и Урал. 

Народ приобрёл то, что он потерял

На Родине предков... Вернулся Народ!!!

Вполне позитивным быть мог бы исход. 

Но, как ни была б моя правда груба, 

Сидит глубоко в нас личинка раба.

Нас немцами звали - от слова «немой». 

И даже когда мы вернулись домой - 

В Германии также, как рыбы, молчим.  

С досады в душе на себя мы кричим!

И здесь нас пытаются в рамках держать... 

Доколь, земляки, будут нас унижать?  

Пора заявить, кем мы были, кто есть,

Что помним, что значат – «достоинство», «честь»!

*     *     *

Не забывайте – в единстве сила!

Лет десять тому назад мой в то время девятнадцатилетний сын Альфред очень сильно увлекался политикой и даже был членом молодёжного движения одной из ведущих партий Германии. Будучи высоким, обаятельным, к тому же обладая ораторскими способностями, он быстро завоевал симпатию взрослых и богатых опытом коллег. Они все прочили ему блестящее будущее. Но, к сожалению, Альфред очень быстро охладел к политике и вскоре прекратил посещать все партийные мероприятия. Однажды я спросил его о столь резких изменениях в его политической деятельности, пытаясь узнать, что же произошло. На это сын мне ответил, что все политики Западной Европы, включая президентов и канцлеров, являются обыкновенными марионетками США, а все страны Европы - их вассалами. Он заявил, что миром правят не политики, а маленькая группа богатейших и влиятельнейших людей мира, а также крупнейшие корпорации-монополии. Политики же каждой отдельно взятой страны внутри своего государства решают не столь серьёзные и глобальные вопросы. В основном это вопросы социального направления.

Возможно это и так, я не стал оспаривать...

Недавно на работе в беседе с русскоязычными коллегами, немцами из бывших cоветских республик, зашёл разговор о предстоящих выборах в Бундестаг, о выдвигаемых партиями лозунгах и приоритетах, о претендентах на пост канцлера Германии. И сколько же возмущений и недовольств мне пришлось выслушать от них в адрес руководства страной: и по поводу проблем с беженцами, и по поводу пропаганды однололых браков, и по поводу не полного признания дипломов о высшем и среднем образовании для переселенцев из стран СНГ и т.д. Также из разговоров я узнал, что мои коллеги не только не интересуются политической жизнью страны, где они живут, но и вообще многие годы уже не ходят на выборы. Мол, зачем нам это нужно? Кому надо, те пусть и голосуют.  Знакомая картина: возмущаться - возмущаются, а что-то изменить в своей жизни к лучшему не хотят.

Дорогие мои родственники и родственники родственников, друзья и друзья друзей, коллеги, знакомые, знакомые знакомых и просто соотечественники и земляки, я обращаюсь к вам: не будьте безразличными и равнодушными!

Если мы хотим оставить Германию нашим потомкам такой богатой и сильной, какой она встретила и приютила нас в начале 90-х, с истинно традиционно немецкой, веками непоколебимой культурой, – идите в политику или хотя бы к политикам!!! Узнавайте и интересуйтесь предвыборными программами и лозунгами партий. И за те партии, программы и реальные действия которых отвечают вашим взглядам, интересам и убеждениям, идите 24 сентября этого года на предвыборные участки и отдавайте свои голоса!!!

Но не забывайте – в единстве сила!

Виктор Гергенредер.

Виктор Гергенредер – поэт, автор и исполнитель песен, родился в семье российских немцев в 1957 году

в Челябинской области, в селе «Красное поле». В 1963 году семья переехала в Ташкент.

Там Виктор прожил более тридцати лет. Первые свои стихи Виктор написал в 15 лет, а первые песни – в 17.

Первые тексты, созданные уже на исторической родине, публиковал в русскоязычных изданиях Германии.

В 1999 году Виктор Гергенредер создал и возглавил в г. Веймаре, где он в то время жил, межкультурную общественную организацию Веймар-99 (Interkultureller Verein Weimar-99 e.V.), которая занималась интеграционной работой с переселенцами и эмигрантами, приехавшими в Германию из стран бывшего Советского Союза.

______________________________________________________________________________________________________

Восстановить историческую справедливость

Вопрос-призыв к Президенту Российской Федерации

Владимиру Путину

Прямая линия

http://moskva-putinu.ru/#page/form

Сегодня российские немцы, имевшие свои законные исторические ареалы поселения, закрепленные за ними Высочайшими указами Российской Короны в вечное пользование, которые они в свое время, щедро полив потом и кровью, превратили в цветущие края, и национальное самоопределение, базировавшееся на соглашениях немецких (германских) общин с Киевскими, Новгородскими, Московскими князьями, а также с местными православ-ными сообществами, на высочайшем договоре Петра I с прибалтийским немецким представительством (1721 г.), предоставившему последнему полную политическую, экономическую и культурную автономию в рамках союза, в следствие чего Росское Царство получило морально-юридическое право называться Российской Империей, а владыка ее, Петр Великий, стал Императором, далее на этнокультурно-хозяйственном (1764-1874 гг.), этнокультурном (1874-1918 гг.) и национально-государственном (1918 по 1941 гг.) самоуправлении немцев-поселенцев, вызывавшихся русской элитой: князьями, царями и императорами, начиная с Ивана III, не упраздненном, кстати сказать, по настоящее время сколько-нибудь легитимным государственным актом, разбросаны по многим странам и весям.

Иx надежды на восстановление исторической справедливости - возвращение им их малой родины - до сих пор не оправдались. Не настала ли пора, Владимир Владимирович, устранить эту вопиющую несправедливость и восстано-вить государственность российских немцев в России?!

Благодарю Вас.

От имени инициативной группы (России, Казаxстана и Германии) Константин Эрлих,

гл. редактор международной немецко-русскоязычной интернет-газеты

"Дипломатический Курьер / Руссланддойче Альгемайне".

______________________________________________________________________________________________________

Роберту Рождественскому          20 июня исполнилось бы 85 лет…

Константин Эрлих

Вторая половина 50-х – начало 60-х годов прошлого века – прорывная веха в истории советской литературы. И поэзия являлась в этот период самым востребованным литературным жанром в стране и, я сказал бы, в мире… Мы зачитывались перлами нового дерзкого поколения советских поэтов – „шестидесятников“, как их позже обозначит литературная критика: Беллы Амадулиной, Евгения Евтушенко, Андрея Вознесенского, ну и, конечно же, Роберта Рождественского.

Это было время временной „хрущевской“ оттепели в стране Советов, когда диктатура, казалось бы, канула в лету… Но уже скоро наступательное продвижение демократического „социалистического“ реализма было приостановлено власть предержащими. Политический горизонт вновь затянулся черными тучами. Партийная цензура вернулась к испытанным методам кастрации мысли и слова советских литераторов.

Но „шестидесятники“ не унимались. Почувствовав весенний свежий запах свободы, они рвались вперед, разбирая завалы и разбивая догмы верноподданнического, вассального литературного творчества. В их неугомонных романтических умах восстал самопожертвенный протест. Время от времени они давали подкормку режиму в виде ура-патриотических произведений, чтобы, усыпив бдительность властей, выйти с очередным пронзительным, раскованным литературным „протестным“ сюжетом.

Именно в это время Евгений Евтушенко заявит во весь голос: поэт в России - больше, чем поэт… И докажет это как российский немец (его отцом был Александр Гангнус), когда, помятуя о страшной судьбе своих соплеменников, изгнанных из родных поволжских пенат, напишет:

…Я верен Волге и России - надежде страждущей земли.

Меня в большой семье растили, меня кормили, как могли.

В час невеселый и веселый пусть так живу я и пою,

как будто на горе высокой я перед Волгою стою.

Я буду драться, ошибаться, не зная жалкого стыда.

Я буду больно ушибаться, но не расплачусь никогда…

                                                                                 1958 год.

Но сегодня мы говорим о Роберте Рождественском - одном из самых ярких представителей той романтической протестной поэзии. Его настоящая фамилия – Петкевич. Родился он на Алтае в семье работника ОГПУ – НКВД 20 июня 1932 г. Родители Роберта разошлись в 1937 г., а после войны его мать вышла замуж за фронтового друга, с которым познакомилась на фронте, где служила медработником.

Свои первые стихи Роберт Рождественский опубликовал в июле 1941-го года в «Омской правде» под именем Роберта Петкевича. Еще будучи студентом историко-филологического факультета Петрозаводского института Роберт Рождественский издал в Карелии свою книгу «Флаги весны» (1955 г.), а через год в Москве - второй сборник под названием „Испытание“. Он закончил Литературный институт в Москве, где встретил свою будущую жену - студентку отделения критики Аллу Кирееву.

Карьера поэта складывалась довольно успешно. Он был удостоен премии Ленинского комсомола в 1972 году, в 1979 – Государственной премии СССР.

Во время перестройки, когда стали реабилитировать погибших поэтов во времена сталинского террора, Рождественский приложил много сил для восстановления доброго имени Осипа Эмильевича Мандельштама. С 1986 года, будучи председателем Комиссии по литературному наследию, он непосредственно занимался литературным наследием Марины Цветаевой, и именно он был инициатором открытия в Москве дома-музея одной из ярчайших поэтесс русской литературы. И именно Рождественский стал составителем первой в СССР книги своего товарища по перу, которого также можно причислить к сонму „шестидесятников“, Владимира Высоцкого под названием «Нерв».

Роберт Рождественский умер от инфаркта в Москве 19 августа 1994 года. Похоронен на кладбище в Переделкино под Москвой. В том же году увидел свет и сборник поэта «Последние стихи Роберта Рождественского». В 1997 году его именем была названа планета, значащаяся в международном каталоге малых планет под номером 5360.

На стихи Роберта Рождественског написано много песен… Вот одна из них:

ЭХО ЛЮБВИ

Покроется небо пылинками звезд,

и выгнутся ветки упруго.

Тебя я услышу за тысячу верст.

Мы — эхо,

Мы — эхо,

Мы — долгое эхо друг друга.

И мне до тебя, где бы ты ни была,

дотронуться сердцем нетрудно.

Опять нас любовь за собой позвала.

Мы — нежность,

Мы — нежность.

Мы — вечная нежность друг друга.

И даже в краю наползающей тьмы,

за гранью смертельного круга,

я знаю с тобой не расстанемся мы.

Мы — память,

Мы — память.

Мы — звездная память друг друга.

Эта песня (музыка Евгения Птичкина) - в исполнении изумительной певицы из Польши, российской немки, Анны Герман, была мною в свое время переведена на немецкий язык:

Echo der Liebe

Und wenn schon vom Himmel der Sternenstaub fällt,

Besorgnis mich jagt durch die Lande, -

Dich hör' ich trotzdem auch am Ende der Welt,

das Echo,

das Echo,

das Echo sind wir voneinander.

Wo ich auch verweile, es fällt mir nicht schwer,

den Puls Deines Herzens zu fühlen.

Die Liebe - das ist, was wir Beiden begehr'n,

soll uns sie,

soll uns sie

mit ewiger Zartheit umspülen.

Auch unter dem Schleier der dunkelsten Nacht,

am tödlichen Missgeschicksrande

weiß ich: Uns zu trennen, - gebricht jede Kraft.

Die Andacht,

die Andacht,

die Andacht sind wir voneinander.

Konstantin Ehrlich. Nach Robert Roshdestwenski. Фото: РИА Новости: Р. Рождественский и Е. Евтушенко.

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Gedanken zum 10. Jubiläum von KulturA-Z e. V. Soest NRW

Die meisten von uns sind über 20 Jahre hier in Deutschland. Und die meisten von uns sind 10 Jahre aktiv beim Kultur- und Geschichtsverein der Deutschen aus Russland „KulturA-Z“ e. V., der am 7. Mai seinen ersten runden Geburtstag mit viel Musik und Emotion gefeiert hat.

Unsere Ehrengäste -der Vizepräsident des Landtags NRW Eckhard Uhlenberg und die stellvertretende Bürgermeisterin der Stadt Soest Christiane Mackensen – unterstützten uns mit ihren Worten und gaben uns Recht in unserer Empfindung, dass das, was wir tun, richtig und wichtig ist.

Unsere Wegbegleiter - Rudolf Bender von der Arbeitsgemeinschaft Kulturerbe der Russlanddeutschen aus Hamburg und Jürgen Schultz vom Bund der Vertriebenen des Kreises Soest – sprachen sich dafür aus, dass unsere Freundschaft und Zusammenarbeit auch weiterhin in vielfältiger Weise bestehen soll.

Das bestärkt uns in unserem Tun und Handeln!

Wenn wir in der Zeit von vor 10 Jahren gedanklich zurückgehen, so sehen wir uns in einer Welt voller Herausforderungen. Die Auswanderung hat uns viel abverlangt. Nach anfänglichen Integrationsstrapazen, wie Aufnahme- und Übergangslager, Verteilung im Land, Sprachkurse, Umschulungen, Suche nach Arbeit, Wohnung etc. hat jeder von uns plötzlich festgestellt, dass ihm etwas fehlt. Uns ist auch nicht entgangen, dass die Menschen um uns herum kaum gewusst haben, wer die Aussiedler sind und warum sie hier sind.

Einige von uns verfügten bereits über Erfahrungen im ehrenamtlichen Engagement, die meisten aber nicht. Also, gab es so etwas wie ein Vakuum um uns herum. Doch dieses Lücke in unserem Herzen sollte nun endlich geschlossen werden, denn es entstand die Idee einer Aussiedler-Begegnungsstätte.

Den Schluss lesen Sie bitte auf S. Kultur, Unterhaltung und Sport.

______________________________________________________________________________________________________

«Песня о Соколе» Максима Горького (16 [28] марта 1868 г., Нижний Новгород, Российская империя - 18 июня 1936 г., Горки, Московская область, СССР) была впервые напечатана 5 марта 1895 года в «Самарской газете», а через 3 года увидела свет с поправками автора в сборнике «Очерки и рассказы». В 1899 году, существенно переработанная автором, „Песня о Соколе“ вышла во втором издании указанной книги.

50 лет назад, в 1967 году, режиссёр Борис Степанцев снял мультипликационный фильм «Песня о соколе».

«Песня о соколе» переведена на многие языки мира. Я предлагаю читателю свой вариант перевода на немецкий язык.

Maxim Gorki

Das Lied vom Falken

Hoch ins Gebirge kroch die Natter und lag geringelt da in feuchter Bergkluft, zum Meer hin schauend. Am hohen Himmel schien heiß die Sonne, die Berge hoch zum Himmel schnaubten und Wogen unten an Felsen schlugen… Und durch die Bergkluft, im Dunkel wallend, ein Wildfluss schnellte dem Meer entgegen, mit Steinen dröhnend… Im weißen Gischte, greisgrau und mächtig, er schnitt den Felsen und fiel hinunter, jähzornig brüllend…

Zur gleichen Zeit am Ort, wo sich das Tier erholte, fiel aus dem Himmel, blutend, ein Falke nieder... Mit kurzem Aufschrei er fiel zu Boden und schlug mit seiner Brust im Ohnmachtszorn auf harte Steine… Voller Schreck kroch weg gewandt die Natter, doch bald begriff sie: Zu leben hat er zwei-drei Minuten... Sie schlich heran sich zum wunden Vogel und zischte höhnisch ihm in die Augen:

„Na, nah‘ dem Tode?!“

„So ist‘s – ich sterbe“, der Falke sagte mit tiefem Seufzer. „Schön war mein Leben!.. Ich weiß, was Glück ist!.. Ich schlug mich wacker! Ich sah den Himmel… Du wirst ihn niemals so nahe sehen!.. Du, armes Wesen!“

„Du sahst den Himmel!? – Ein leerer Flecken… Könnt‘ ich dort kriechen? Ich hab‘ es hier schön - in feuchter Kühle!“ So sprach die Natter zum freien Vogel und schmunzelte im Seeleninnern ob diesem Gefasel. Sie überlegte:

„Ob fleuchst, ob kreuchst du, gleich ist das Ende: Geweiht dem Sterben, zu Staub wir werden…“

Der kühne Falke fuhr auf auf einmal, erhob sich etwas und schaute ringsum mit finst‘rem Blicke. Durch grauen Felsen das Wasser tropfte und stickig war es in dunkler Bergkluft - es roch nach Moder.

Und rief der Falke mit Schmerz und Sehnsucht aus letzten Kräften:

„Oh, könnt‘ ich nochmals die Höh‘ besteigen! Den Feind würd‘ pressen ich an die Wunden, er würd‘ ersticken in meinem Blute! Oh, Kampfbegierde!“

Die Natter dachte:

„Wohl lebt es sich auch wirklich richtig wunderschön im Himmel, wenn er so wimmert! Und so empfahl sie dem freien Vogel:

„Du rück‘ doch näher zum Bergkluftrande und schmeiß‘ dich nieder. Mag sein, dass dich die Schwingen hochkriegen und du wirst eine Weil' dein Element genießen können.“

Der Falke zuckte, stieß einen Schrei aus und ging zum Abgrund, mit seinen Krallen auf Steinen glitschend. Er trat zum Rande, die Flügel reckte, tief Atem holte - sein Auge gleißte - und – schmiss sich nieder. Und selbst, dem Stein gleich, geschwinde glitt er den Felshang abwärts, indem ihm Flügel und Federn brachen.

Des Stroms Gewässer ihn fassten eifrig, vom Blut rein wuschen, mit Gischt bedeckten, zum Meere trugen. Im Kummer tosend, des Meeres Wogen am Fels zerstieben… Der Leib des Vogels verschwand allmählich in Meeresfernen…

II

Auf Steinen liegend, die Natter dachte vom Tod des Vogels, vom Trieb nach Höhen. Nun sah sie in die Fern‘, die ewig uns das Aug‘ erquickt in Hoffnungsträumen.

„Was sah denn droben der tote Falke, in dieser Wüste – ohn‘ Rand und Boden? Wieso verwirren die, wie er, schon tot, uns das Gemüt mit ihrer Liebe zu den Himmelsflügen? Ist das in Ordnung? Ich aber könnte das auch erfahren, wenn kurz besteigen würd‘ ich den Himmel.“

Gesagt – getan schon. Geringelt, schwang sie in die Lüfte sich und gleißte - gleich dem Band - in der Sonne.

Was kriecht und krabbelt, lernt nie das Fliegen! Dies ganz vergessen, sie fiel auf Steine, doch blieb am Leben und hämisch lachte...“

„Das ist er also - der Reiz des Fliegens! Er steckt im Fallen!.. Vernarrte Vögel! Fremd auf der Erde, verrückt nach Lüften, sie streben aufwärts zu Himmelshöhen und suchen Leben in heißer Wüste. Dort herrscht nur Leere. Dort gibt’s viel Sonne, doch keine Nahrung und keine Stütze für Erdenwesen. Woher der Stolz dann? Wozu das Jammern? Wohl nur dazu, um seine Wahnwitzwünsche zu verdecken und die Untauglichkeit für Erdentaten zu verbergen? Vernarrte Vögel!.. Doch nie mehr wieder mich werden trügen die schönen Reden! Ich selbst weiß alles! Ich sah den Himmel… Hab ihn bestiegen sowie ermessen, kenn‘ nun das Fallen, hab‘ überlebt es und glaub‘ nur fester an meine Kräfte. Es täuscht sich jener, der das Leben auf der Erd‘ missachtet. Ich weiß die Wahrheit. Und fremder Weisung werd‘ ich nicht glauben. Der Erde Schöpfung - der Erd‘ Traum leb‘ ich.“

Gleich dem Knaul, sie rollte sich zusammen, mit sich zufrieden. Das Meer erstrahlte im grellen Lichte, und Wellen drohend ans Ufer schlugen. In dem Getöse ein Lied erschallte vom stolzen Vogel, die Felsen zuckten von deren Stößen, der Himmel dröhnte von dem Gesange:

„Besessenheit der Kühnen lebe hoch! Der Kühnen Forschheit - ist Sinn des Lebens! Oh, kühner Falke! Im Kampf mit Feinden bist du verblutet... Es kommen Zeiten - und Tropfen deines glutheißen Blutes, gleich Funken, lodern auf im Lebensdunkel und zünden manche kühne Herzen mit starkem Drang nach Licht und Freiheit! Wenn du auch tot bist!.. Im Lied der Kühnen mit starkem Geiste bleibst du für immer ein echtes Beispiel, ein stolzer Kampfruf zu Licht und Freiheit! Der Kühnen Forschheit das Lied wir singen!“

Übertragen von Konstantin Ehrlich.

April, 2017.

______________________________________________________________________________________________________

Идут белые снеги,                                  Es zieh‘n blauweiße Schneen,

как по нитке скользя...                           wie am Faden herab.

Жить и жить бы на свете,                     Wunderschön ist das Leben,

но, наверно, нельзя.                             doch es reißt einmal ab.

Чьи-то души бесследно,                       Spurlos schwinden die Seelen,

растворяясь вдали,                              ziehen fort, wie der Rauch,

словно белые снеги,                             wie die weißfarb‘nen Schneen

идут в небо с земли.                             steigen himmelwärts auf.

Идут белые снеги...                             Es zieh‘n blauweiße Schneen,

И я тоже уйду.                                     ich muss zieh’n auch mal fort,

Не печалюсь о смерти                         doch es macht mich nicht trübe,

и бессмертья не жду.                           zu verlass’n meinen Hort.

Я не верую в чудо,                               Ich glaub‘ nicht an ein Wunder -

я не снег, не звезда,                             bin kein Schnee und kein Stern;

и я больше не буду                               lös' mich auf im Getriebe -

никогда, никогда.                                 in der schneeigen Fern.

И я думаю грешный,                            Ich denk‘ nach - ich - ein Sünder -

ну, а кем же я был,                              das bin ich - und nichts mehr,

что я в жизни поспешной,                    was hab‘ ich - als das Leben -

больше жизни любил?                          liebgehabt noch so sehr?

А любил я Россию                                Mehr geliebt hab' ich Russland -

всею кровью, хребтом --                       dies ganz sicher ich weiß -

ее реки в разливе                                seine schwellenden Flüsse, -

и когда подо льдом,                             unter berstendem Eis,

дух ее пятистенок,                               auch den Geist eig'ner Wände,

дух ее сосняков,                                  und des Kiefernhains Geist,

ее Пушкина, Стеньку                           wie auch Puschkin und Stenjka,

и ее стариков.                                     und den uralten Greis.

Если было несладко                             War das Leben mal schwierig,

я не шибко тужил.                               hab‘ kein Luftschloss erstrebt.

Пусть я прожил нескладно,                  Wenn auch oft plump ich lebte,

для России я жил.                                hab‘ für Russland gelebt.

И надеждою маюсь,                             In der Hoffnung ich quäl‘ mich

(полный тайных тревог)                       (tief besorgt insgeheim),

что хоть малую малость                       dass ich, wenigstens bißchen,

я России помог.                                    hab‘ für Russland gereimt.

Пусть она позабудет,                            Es soll ruhig vergessen

про меня без труда,                              nach dem Tod mich sofort.

только пусть она будет,                        Nur es soll weiter leben -    

навсегда, навсегда.                               immerfort, immerfort,

Идут белые снеги,                                 Es zieh‘n blauweiße Schneen,

как во все времена,                               wie seit uralter Zeit -

как при Пушкине, Стеньке                     jener, Puschkins und Stenjkas,

и как после меня,                                  der, wenn ich bin schon weit.

Идут снеги большие,                             Schneen bauschige ziehen,

аж до боле светлы,                               es glänzt hell jeder Fleck,   

и мои, и чужие                                     meine Spuren und fremde                           

заметая следы.                                     sachte wischen sie weg.

Быть бессмертным не в силе,                Wenn auch ist der Mensch sterblich,

но надежда моя:                                   Hoffnung bebt mir im Bauch:

если будет Россия,                                Wenn es geben wird Russland,

значит, буду и я.                                   geben wird es mich auch.

                                             1965                                                                 2017

______________________________________________________________________________________________________

TUTO IL MONDO - IL PAESE!

oder Der ost-westliche Divan von Olshas Sulejmenow.

Philosophische und literarkritische Recherchen von Konstantin Ehrlich

Nord und West und Süd zersplittern,

Throne bersten, Reiche zittern:

Flüchte du, im reinen Osten

Patriarchenluft zu kosten!

Johann Wolfgang von Goethe.

West-östlicher Divan.

«In der Geschichte der Weltkultur gibt es Persönlichkeiten, die durch ihre Hand-lungen die lokalen Grenzen ihres Volkes überschreiten. Sie migrieren nicht. Im Gegenteil, sie werden zum magnetischen Anziehungszentrum für andere. Ein Mensch, der einmal in ihr energetisches Feld hineingeraten ist, bleibt für immer ihr Gefangener. Um so mehr, wenn diese Persönlichkeit ein Dichter ist. Und Dichter zu sein, ist die Eigenschaft der Seele, die den Meister über den Stümper... erhebt. Als solchen sehe ich Olshas Sulejmenow - den Poeten, Philosophen, Gelehrten und Politiker». - Diese Worte schickt Safar Abdullo dem in Deutschland vom Verlag RDWBaumbach zum 60-sten Geburtstag des Dichters in Russisch herausgebrachten Buch «Zusammen mit Olshas» voraus. Und diese Äußerung entspricht wohl der Wahrheit.

Ich kenne Olshas seit langem. Er ist nun 80 geworden*. Ein ehrwürdiges Alter, das zu Überlegungen und Recherchen über den Sinn des Lebens und der menschlichen Zivilisation veranlasst…

Meine erste Bekanntschaft mit ihm geschah, soweit ich mich erinnern kann, Anfang der 60er, als der Dichter sein Poem «Erde, verneige dich vor dem Menschen" veröffentlichte, in welchem er die Großtat des menschlichen Verstands, den Hünenmut Juri Gagarins, des ersten Weltraumfahrers, in poetischen Bildern verarbeitete. Es erregte ein großes Aufsehen. Flugblätter mit dem Poem Sulejmenows wurden über Alma-Ata während des Aufstiegs des Menschen ins All vom Hubschrauber verstreut. Dieses mit Feststimmung, tiefen patriotischen und internationalistischen Impressionen angefüllte Verswerk fesselte sofort meine Aufmerksamkeit. Und ich glaube, eben ab dieser Zeit begann ich mich nach dem Namen des Poeten umzusehen.

Dann waren neue Begegnungen mit dem Dichter; es waren die Werke: „Argamaken“, „Die schöne Zeit des Sonnenaufgangs“, „Das Jahr des Affen“, „Über den weißen Flüssen“, „Bestimmung des Ufers“, As und Ja“ – eine Studie zum russischen Heldenepos „Igors Heeresfahrt“, in welcher Sulejmenow so manches chauvinistisches Dogma von „namhaften“ sowjetischen Eposforschern „auf den Kopf“ stellte. Gleich nach Erscheinen, von dem KGB als „häretisches“ Werk verboten, wurde es aber für uns, die damaligen Studenten, zur unentbehrlichen heimlichen Nachtlektüre...

Im Jahr 1979 lernte ich Olshas persönlich kennen:

Groß von Wuchs, lange pechschwarze Mähne, vielsagender, gutmütiger Blick, der Geisteskraft und Außergewöhnlichkeit verriet. Wir unterhielten uns über Literatur, die kasachische und die deutsche, über die gesellschaftliche Bestimmung des Künstlers und über... die Autonomie. Es war gerade eine Zeitlang nach der Auflehnung der vom örtlichen Partei- und sicherheitsstaatlichen Klan aufgestachelten kasachischen Jugend gegen die Selbstverwaltung der Deutschen in Kasachstan. Eigentlich wussten die Russlanddeutschen über das Breshnew-Kunajew-«Übereinkommen» und den darauffolgenden Beschluss des Politbüros über die Gründung eines deutschen autonomen Gebiets im Norden der Republik Kasachstan überhaupt nichts. Denn seit Jahren setzten sie sich für die Wiederherstellung der 1941 von den Sowjets verfassungswidrig aufgelösten deutschen Wolgarepublik ein, so dass sie diese «Fürsorge» der Partei nur für eine Provokation halten konnten. Die Gründung der Autonomie scheiterte, wie auch erwartet, vor allem am Widerstand der Großen des sowjetischen Regimes. Und so kam es, dass dem Zusammenleben von Kasachen und Deutschen in Kasachstan für eine geraume Zeit ein gewichtiger Schaden zugefügt wurde.

Olshas äußerte sein Bedauern, dass zu Gefallen der großen (lies: Großmacht) Politik die Deutschen nun zum Sündenbock gemacht worden waren. Soweit ich mich erinnere, mehr hat er nicht gesagt, was er dabei noch gedacht hat, weiß ich nicht. Es war nämlich die Zeit, da das Andersdenken, geschweige denn das Anderssprechen, nicht ganz ungefährlich war.

Dann gab es weitere Treffen, während derer wir meist über uralte und ewige Probleme diskutierten. Ich schöpfte viel Wissenswertes aus diesen Gesprächen aber auch etwas, was mir ermöglichte, die kasachische Seele besser zu begreifen, tiefliegende Sentenzen im Schaffen des Dichters zu entdecken. Ich entsinne mich einer Diskussion, - das war nach dem Abschluss eines internationalen Symposiums zur Literaturkritik in Alma-Ata,  - über den Urquell der jeweiligen Kultur.

«Ich bin der Ansicht», sagte der Poet, «daß wir alle, die wir im 20. Jahrhundert leben, räumlich und zeitlich in sehr tiefer Vergangenheit wurzeln. Eine Kultur schöpft ihre Nahrung nicht nur aus den eigenen Wurzeln, sondern steht unter Einflüssen, Einwirkungen anderer Kulturen. Es entsteht eine eigenartige Synthese...»

Ich dachte dabei an unsere Kultur, die Kultur der Russlanddeutschen, und die Literatur im Besonderen, die eine Synthese von Westen und Osten, von Neuem und Altem, von Archaischem und Modernem darstellt. Ich teilte meine Überlegungen mit meinem Gesprächspartner.

Olshas überlegte eine Zeitlang und sprach dann mit einer nur ihm eigenen Prophetenstimme:

Нет Востока,

И Запада нет.

Нет у неба конца.

Нет Востока,

И Запада нет,

Есть Восход и Закат...

Есть большое слово

ЗЕМЛЯ!

(Es gibt keinen Osten,

und es gibt keinen Westen,

grenzlos die Sinne

werden.

Es gibt den Sonnenauf-

und -untergang...

Und das große Wort –

ERDE!)

          Deutsch von mir - K.E.

Ein wahrer Künstler habe sich nicht auf Nationalegoistisches zu beschränken, meinte Sulejmenow. Es wäre doch verkehrt, wenn die Griechen zum Beispiel nur über Griechenland, die Deutschen nur über Deutschland und die Kasachen nur über die kasachische Steppe schreiben würden. «Denn es ist doch eine Selbstverständlichkeit», setzte er fort, «wenn ich die Geschichte Griechenlands kenne, so gehört sie mir, wenn ich die Geschichte des alten Ägypten kenne, wenn ich imstande bin, mir die Hymnen der alten Ägypter anhörend, loszuweinen, demnach ist das alte Ägypten mein. Dem Menschen von heute gehört die gesamte Vergangenheit der Menschheit. Dies jedoch nur in dem Falle, wenn er sie begriffen hat. Mahatma Gandhi sagte einmal: Das Weltall beginnt an der Türschwelle deines Hauses, jedoch schlecht ist es, wenn es dort auch endet...»

Im Jahr 1982 hatte ich meine erste Publikation mif dem bescheidenen Titel (wie bescheiden auch selbst das Buch ist) "Lose Blätter" herausgebracht, die einige Skizzen und Erzählungen sowie eine literaturkritische Abhandlung zur Geschichte des rußlanddeutschen Schrifttums seit seinen Anfängen beinhaltet. Dieses anspruchlose Geschehen auf der rußlanddeutschen Literaturszene war es, das mich erneut auf Sulejmenows Namen zurückzugreifen veranlasste und das in einer sonderbaren Situation...

Man hatte mich, damals verantwortlicher Redakteur im Verlag "Kasachstan", einfach, am helllichten Tag festgenommen. Eine typische, mausgraue Gestalt von dem örtlichen KGB, die weder Merkmale von Männlichkeit noch von Geist verriet, hatte mich zur Klärung einiger "unaufschiebbarer "Fragen kurz und schlicht von meinem Büro aus abgeholt und in ein anderes, in der einstigen Dsershinski-Straße, befördert. Der Grund für meine Zitation und die dreistündige Unter-acht-Augen-Unterredung in der hohen Behörde waren meine "Losen Blätter" (herausgegeben 1982 im Verlag „Kasachstan“),- nein, eher wohl die Denunziation dreier führender Mitarbeiter der Zeitung "Freundschaft", deren Leitung ich Jahre später, - wer konnte sich so etwas wohl vorstellen(!), - in der Zeit des Gorbatschowschen ideologischen Tauwetters, übernehmen sollte. Ich wurde zweier Vergehen am sozialistischen Staat beschuldigt: Erstens, daß ich in meinen literarkritischen Recherchen den Namen Karl Stumpps erwähnte, der, - ein Rußlanddeutscher, in den 20er Jahren nach Deutschland emigriert und während des Krieges mit der Wehrmacht in die deutschen südukrainischen Siedlungen zurückgekehrt, um völkerkundliche Forschungen zu betreiben, - als Feind der Sowjetmacht, - wie man mich "aufgeklärt" hatte,- galt.

Die zweite Anklage waren Beschuldigungen in nostalgischer Stimmung. Dies schlußfolgerte man aus den einleitenden Worten in meiner im erwähnten Buch enthaltenen Erzählung "Nachklänge oder Anfang einer Biographie", die erstmalig ganz offen das Thema der so genannten „Arbeitsarmee“ – der extra für Russlanddeutsche während des Deutsch-Sowjetischen Krieges eingerichtete Konzentrationslager des GULags - behandelte.

Während dieser schroffen Unterredung war ich bemüht, wenigstens äußere Ruhe zu bewahren, obwohl meine Sinne im Dunklen herumtasteten und stets um den Gedanken herum, ob ich überhaupt von hier in absehbarer Zeit herauskommen würde. Und da kam ich plötzlich auf einen Einfall: Ich erinnerte meine Opponenten an die Handlungen der Staatssicherheit im Falle Sulejmenows, daß der Verbot seines Buches "As und Ja" riesiges, unerwartetes Aufsehen in der Gesellschaft aufwirbelte. Ich gab es zu, daß es in der Macht der Zensur stehe, mein Buch zu beschlagnahmen, aber welchen Nutzen außer Schaden solches Vorgehen schon erbringen würde?!

Mir blieb unbekannt, war es der Fall Sulejmenows, an den ich die "Ordnungshüter" erinnert hatte, oder waren es andere Überlegungen ihrerseits, - ich wurde aber nach einem abschließenden zurechtweisenden Levitenlesen auf freien Fuß gesetzt...

...OIshas Sulejemenow, geboren 1936, 1959 im Politechnischen und 1959-1961 im Maxim-Gorki-Literatur-Institut in Moskau ausgebildet, nimmt in sein Schaffen, ein stets waches Geschichtsbewußtsein besitzend, die geschichtlichen Traditionen des eigenen Volkes, aber auch vieler benachbarten und weit über Raum und Zeit zerstreuten Völker auf. Seinen Versen ist eine philosophische Note, Bildhaftigkeit der Aussage eigen. Er verwendet Bilder, die er der gesamten Menschheitsgeschichte abguckt und die, um auf den letzten Point verstanden zu werden, eine bestimmte weltgeschichtliche Ausbildung voraussetzt. Also gibt es zwischen der Behauptung der Kritiker, nicht all seine Texte seien verständlich, und dem Bildungsniveau derselben eine unmittelbare Bindung. Olshas ist eben durch seine gründlichen Kenntnisse zu seiner allgemeinmenschlichen Weltanschauung gekommen.

Sulejmenow übt heftige Kritik an seinen Stammesbrüdern, er wirft der Steppe vor, daß sie die «hohen Berge», die «aufstrebenden Bäume» nicht dulden, daß sie «hochgewachsene hellhäutige Menschen nicht ertragen konnte» und denen, die sich ihr nicht unterwarfen, «eilends das Genick brach». Das heißt aber nicht, daß ihm die Heimatliebe fremd ist. Es ist dem Dichter schwer ums Herz, wenn er sich der „abgebrannten Steppe», der «versiegten Brunnen» und der «versunkenen Mauern» - die Folge der Einfälle von mongolischen Horden - erinnert. Nicht minder qualvoll ist für den Künstler das Schweigen der Grabeshügel des Gissarenlandes. Es ist nämlich sein sehnlichster Wunsch, «die Steppe zu erhöhen, ohne die Berge erniedrigt zu haben».

Olshas Sulejmenow ist ein großes Glück zuteil geworden: sehr weit gehört zu werden. Seine Bücher sind in viele Sprachen übersetzt worden, darunter ins Deutsche. Die erste deutsche Übersetzung seiner Werke erschien in der früheren DDR (Olshas Sulejmenow: Im Azimut der Nomaden. Hrsg. und mit einem Nachwort von Leonhard Kossuth. Russisch und deutsch 1981), die zweite hatte ich die Ehre, zum Druck vorzubereiten und zu redigieren. Ich schlug dem Dichter vor, - das war im Jahr seines 50. Geburtstags, also vor knapp zehn (heute sind es schon knapp 30 – Red.) Jahren, - eine Edition von Erlesenem seines dichterischen Schaffens herauszugeben. Er erklärte sich einverstanden und betraute mich mit der Auswahl. Ich sollte auch das Vorwort für das Buch verfassen. Der zu jener Zeit mit Aufmerksamkeit sehr verwöhnte Poet sagte unter anderem: «Was meine kasachischen Kollegen in solcherart Texte sagen werden, weiß ich allzugut. Ich bin gespannt auf einen kritischen Blick von außerhalb...».

Die Gedichte, nach meiner Auffassung - die besten im Schaffen Sulejmenows, 78 an der Zahl, wurden von den begabtesten rußlanddeutschen Dichtern-Übersetzern Nora Pfeffer, Herbert Henke und Hermann Arnhold ins Deutsche übertragen. Ende 1977 erschien das Buch mit dem Titel Olshas Sulejmenow. Gedichte / Erlesenes im Verlag «Kasachstan» in Alma-Ata und verursachte ein sehr großes Aufsehen. Ich bin im Besitz vom Signalexemplar (als Signalexemplar werden im Verlagswesen die ersten Bücher – ein Dutzend an der Zahl – einer Auflage bezeichnet) dieser Ausgabe, das mir, dem verantwortlichen Redakteur zur Unterzeichnung (zum Freigeben auf dem Markt) zugestellt wurde. Der Stempel auf dem Titelblatt trägt das Datum: 9.12.87. Auf dem Schmutztitel - Worte der Dankbarkeit des Dichters, die von Olshas am 1. Februar aufgezeichnet worden waren: «Константину Эрлиху – коллеге, с благодарностью за совместную работу. Уважающий Вас Олжас Сулейменов. 1.2.88.“ (Für Konstantin Ehrlich – dem Kollegen, mit Dankbarkeit für die gemeinsame Arbeit. Der für Sie Achtung empfindende Olshas Sulejmenow).

Ich habe das Buch in sieben Abschnitte eingeteilt; dem ersten habe ich folgendes Epigraph vorausgeschickt, das meines Erachtens das identitätsbestimmende Wesen und den mentalischen Charakter des Verfassers kennzeichnet:

Und will mein ganzer Stamm

sein Glück erjagen,

nomadisierend wie zuvor,

so pflüge ich allein hier tüchtig.

Und wenn es niemand wagt,

ein Wort zu sagen,

man mir den Mund verstopft,

so schreibe ich Gedichte.

          Deutsch von Hermann Arnhold.

Emotionell und selbstbehauptend gefärbt, verrät dieser Vers auch etwas ganz Persönliches, die Bekenntnis zu dem Ureigenen – dem genetischen Ursprung. Wie auch der folgende Auszug:

Voran gehen würd' ich

der buntfarbnen        

Tschingiser Tumenen,

wilde singen auf alten Ruinen

würd' ich!

Und ich schwör', überführt

des Verrates der trauten Domäne,

von Batyrs, kühnen Recken,

gequält würd' ich fürchterlich.

In der Öd' würd' man mich,

ohne jedes Gebet, still begraben.

Und die Krieger würd’n

jagen behend über mir

Richtung Rusj.

Der russische Dichter Leonid Martynow, der in Kasachstan aufgewachsen ist, bemerkte einmal:         

«Olshas Suiejmenow, der kasachische Dichter, der seine Werke in Russisch verfaßt, ist restlos ein kasachischer Dichter, ein leiblicher Sohn dieses wunderbaren stolzen Volkes, das von altersher seine Hoffnungen und Sehnsüchte mit den Hoffnungen und Sehnsüchten des russischen Volkes verband.

Das Phänomen von Olshas Sulejmenow verkörpert lebhaft all diese alltäglichen, geographischen, ethnischen, ästhetischen Bindungen.»

Und deswegen ist es kein Wunder, daß der Poet imstande ist, auch die Geschichte der Russen, die historischen Bilder des benachbarten Volkes , sehr bildhaft mitzuerleben:

Wolchow, Wahrsager, Waräger -

Geschleifte Boote, graue Locken,

hellbraune Wojewodenbärte,

Läuten der Nowgoroder Glocken...

Von Liedern der Eintracht widerhallt

das Wolchowufer,

und Lagerfeuer flackern,

nicht Laubhütten, -

Zelte stehen im Wald.

Die Schwerter sind scharf,

die Krieger wacker.

Der flachshaarige schlanke

Hüne Wadim packt Leda,

die zarte, mit starken Händen.

Er zieht sie zum Wald,

zum dunkelnden, hin,

löst ihr den vergoldeten Gurt

von den Lenden...

Die weißhäutige Leda glättet

verzweifelt das widerspenstige

Haar dem Mann.

Sie sinken ins Gras,

das von Tau beträufelt.

Da schwanken

die Büsche nebenan -

ich selber zwänge mich

durch die Blätter...

In Nowgorod ist herrliches Wetter,

die strahlende Sonne im Untergehn,

und um die Wipfel ein stilles Wehn -

Doch in der Wetsche wird hart gestritten

nach uralter Sitte.

          Deutsch von Herbert Henke.

Olshas baut zwischen dem europäischen Rußland und dem kasachischen Asien eine sich deutlich abzeichnende fühlbare Brücke, die diese Beiden - von ihrem ethnischen Kosmos her - sehr unterschiedliche Welten zu einem Ganzen verbindet:

Land taufeuchter Wälder

und großäugiger Pferde.

Siedlungen aus Rundholz

errichtet.

Städte, Standbildern ähnlich,

in flimmernden Lichtern.

Preiselbeernächte,

katzenartige Sprünge des Vielfraß.

          Deutsch von Herbert Henke.

...Sulejmenow schreibt russisch. Und es ist kein Widerspruch, ihn als einen kasachischen Dichter zu bezeichnen. Sein Werk ist ein beredtes Zeugnis, ein schlagender Beweis dafür. Richtig ist aber auch, daß seine meisten Verse von Allgemeingültigkeit sind, das heißt, daß sie auf jedem beliebigen Erdteil unseres Planeten als ureigene Schöpfungen empfunden werden können. Denn sein ethnisch-geschichtliches Bewußtsein ist zugleich ein allgemeinmenschliches seelisches Empfinden.

Die nationale Geschichte ist für Olshas ein abermaliges Auflodern des grellen Lichts in der nächtlichen Steppe, bemerkt der Dichter Jewgeni Sidorow. Olshas weckt die Geschichte mittels seiner Fragen, zerrt am schlummernden Asien, rütteilt es aus dem Schlaf. Ganz deutlich bezeugen dies - unter vielem Anderen – die folgenden Zeilen, die ich seinem Tönernen Buch entnommen habe, welches das Apogäum des Schaffens des Dichters bildet.

Die Skunen lagen gesondert

da ganz nah vom Zelt:

Enthauptet, Utsch-ok,

der schreckenerregende Held!

Man hatte den Kopf umsonst

Gesucht im Morgengrase, im Feld...

Er ist in alten Legenden verbucht,

besungen für unsere Welt:

Am Morgen,

am Anfang der blutigen Schlacht,

da hat ihm ein Säbel

den Kopf abgetrennt,

doch war seine Kampflust

dermaßen entfacht,

daß er sich noch weiterschlug,

hemmungslos, wild.

Und erst als die Sonne

schon hoch stand am Tage

und jämmerlich aufschrie

der Hammel im Magen,

durchbohrt von dem feindlichen

tückischen Speer,

als dann noch drei Pfeile

Jasdans ihn verletzten

und entgültig ihm

seine Leber zerfetzten,

als auch seine Rechte,

verkrallt in den Schwertknauf,

ins Gras flog und Blut

schoß als dampfender Strahl auf

und schon nichts mehr da war,

die Feinde zu metzeln,

und grausame Hiebe

ringsum zu versetzen,

da fiel er vom Wallach

und dachte bekümmert:

«Das Alter, das ist nun

gekommen für immer!»

He, Mundschenk, du Hund,

reich mir stärkeren Wein:

geleert für Utsch-ok

soll die Trinkschale sein!

          Deutsch von Nora Pfeffer.

Das Interesse für die Geschichte ist für Olshas Sulejmenow kein Selbstzweck, es ist ein seelisches Verlangen, ein ersehntes Bestreben, Lücken im historischen Gedächtnis des Volkes auszufüllen. Er reißt den Leser mit, die «patriarchalische Luft zu kosten», er läßt ihn sie atmen,.. trinken, Schluck für Schluck, läßt ihn sich an all dem Erhabenen, Dramatischen und Tragischen des trauten alten Orients ergötzen. Der Dichter macht die Vergangenheit lebendig, ist bestrebt, zwischen ihr und der Gegenwart eine Brücke zu schlagen, um «das Entzweite zu einigen» (Goethe).

Ich sah im Libanon Granite,

gefügt zu einem römischen Karree,

der Held und Retter

aller Maroniten

ragt hier als Standbild

von der Bergeshöh...

Dort, wo des Himmels

blaue Kuppel schimmert,

wölbt sich die Brücke

wie ein schwarzer Mond –

Im Fels verankert,

schwebt sie unbekümmert,

bleibt von der Zeit,

der wirbelnden, verschont.

Die Brücken leben

ungeachtet aller Tücken:

trotz Sturmeswüten,

Muren und Lawinen.

Ihr, meine  Wege,

seid wie diese Brücken,

auch meine Verse ähneln ihnen.

          Deutsch von Herbert Henke.

Ich kann nicht umhin, auch ein Paar Worte über das Lyrische im Schaffen von Olshas Sulejmenow zu erwähnen. Es kann der Eindruck entstehen, daß der Dichter zu politisch, zu publizistisch, zu episch schreibt. Doch dies, glauben Sie mir, nur auf den ersten Blick. In Wirklichkeit ist das Politische, das Publizistische, das Epische in seinem Werk meist gleichzeitig eine durchaus lyrische Poesie. Hier nur ein Beispiel:

Wer müde der vielen Probleme,

der kümmre sich nicht um Poeme!

hab ich gesagt.

Die Zeit stürmt gestreckten

Galopps ins Jahrhundert,

des gesprengten Augenblicks

Grollen wird zum Refrain

und zum Rhythmus

in dieser Erzählung,

so hab ich gesagt.

          Deutsch von Hermann Arnhold.

Mit viel Zärtlichkeit spricht der Dichter über das Hauptthema seines gesamten Schaffens, die kasachische Steppe:

Du meinst,

die Steppe hier, die sei

In Stille ganz versunken?

Hörst du denn nicht das Riedgras

bei dem trocknen Flußbett munkeln?

Und aus dem Sand dringt süßer

Saft ins Innre der Melone,

verleit dem Saksaulbaum Kraft -

dem Wüstenurbewohner.

          Deutsch von Nora Pfeffer.

Die flammendsten, die erhabendsten Worte findet Olshas jedoch für das kosmische - ewig aus dem Wesen des Menschen sprudelnde Thema – der Liebe zur Frau:

Nein,

diese Frau ist nicht

aus Adams Rippe,

aus Sillber ist sie –

von Sibiriens

Sippe.

          Deutsch von mir - K.E.

Oder:

Welch ein Weib

schläft lässig unterm Apfelbaum!

Wasser raunen nebenan

In ihren Traum...

Im verwirrten Klee

Kreist eine Hummel mit Gebrumm.

Sonnenflecke spielen

auf den runden Brüsten stumm.

Reite ohne Eile längs

dem murmelnden Aryk.

Lange dunkle Zöpfe...

Welch ein Weib bannt meinen Blick!

Ganz verlegen

hat mein Pferd sich abgewandt-

Sonnenflecke groß

wie eine Männerhand...

          Deutsch von Herbert Henke.

Das erwähnte, im Verlag RDW Baumbach erschienene Buch beinhaltet das Essay von Olshas Suiejmenow «Schaff dir einen Freund», das der Dichter in Italien, wo er eine Zeitlang die hohe Mission des Botschafters der Republik Kasachstan innehatte, verfaßte. Der Dichter diskutiert darin über das Problem des Kosakentums, sich mit den Publikationen in der «Kasachstanskaja prawda» in Alma-Ata auseinandersetzend.

«Die Kasachen und die Kosaken» ist nur eines der zeitlich jüngsten Kapitel in der tausendjährigen Geschichte des Kampfes und der Einheit zweier höchstaktiver Superethnien des nördlichen Eurasien, der Türken und der Slawen», schreibt der Literat. «...Wir müssen uns mit Dankbarkeit entsinnen, daß nämlich diese zwei Größen der «Kasache» und der «Kosak», die Grundkomponenten der Gemeinsamkeit waren, die sich im Laufe von vier Jahrhunderten in das Volk Kasachstans verwandelte.

...Die Italiener haben ein Sprichwort «Tutto il mondo il paese!» - «Die Welt ist ein Dorf». Das Wort «paese» hat zwei Bedeutungen: «Dorf» und «Land». «Es kann sein», überlegt Suiejmenow, «daß in dieser uralten Formel die Ideologie der römischen Imperatoren, die versucht haben, die ganze damalige Welt in einen Staat zu verwandeln, ausgedrückt ist. Ich denke aber, daß in der Phrase des altitalienischen Dichters ein Kern des humanistischen Gedankens, der erst jetzt allmählich verwirklicht wird, eingebettet ist. Etappen einer schweren Materialisierung: vereinigtes Europa, Ansätze der Euroasiatischen Union.»

In diesen Überlegungen kommt abermals das Kredo des Dichters und des Menschen Olshas Suiejmenow zum Ausdruck: Er will die Welt als ein Ganzes sehen, frei von kriegerischen Auseinandersetzungen, Zwistigkeiten, nationalem Hader, als einen friedlichen Wettstreit von Kulturen, welche sich dabei bereichern und vervollkommnen.

Olshas Sulejmenow bleibt treu seinem künstlerischen Glaubensbekenntnis!

Almaty - Hamburg.

*Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев встретился с Олжасом Сулейменовым и поздравил его с 80-летним юбилеем, подчеркнув, что он является ярким представителем отечественной интеллигенции.

"Настоящий интеллигент не только хорошо образован, но главное — он всегда вместе с людьми и в радостные, и в непростые моменты, указывая нравственные ориентиры, сохраняя тем самым единство народа и силу государства", — сказал глава государства.

"Вы возглавили движение "Невада-Семей" и оказали большую помощь в закрытии Семипалатинского ядерного полигона. В последующие годы также было нелегко: необходимо было проводить демаркацию границ Казахстана, укреплять его независимость. В этом имеется и Ваша заслуга. И  сегодня Вы являетесь примером для представителей интеллигенции, всей нашей молодежи", — добавил Назарбаев.

В ходе встречи президент за особый вклад в развитие отечественной литературы, а также активную общественную деятельность, направленную на укрепление мира и гражданского согласия, вручил Сулейменову Золотую звезду "Қазақстанның Еңбек Ері". Глава государства пожелал поэту крепкого здоровья, семейного счастья и дальнейших творческих успехов.

В свою очередь, О. Сулейменов выразил благодарность за присвоенное звание, подчеркнув, что оно является показателем поддержки всей казахстанской литературы. Поэт также отметил, что все произведения были  написаны им с мыслями о благополучии народа и страны, пожелав счастливого будущего Казахстану.

________________________________________________________________________________________________________

Константин Эрлих

Верю, что наш дух воспрянет…

День свободы, день печали - грусть и радость давят грудь,

счастья всхлип в скорбной вуали через сердце стелит путь.

Здравицы с утра вещает репродуктор на столбе.

…Над бараком вихрь стенает, тучи плачут в серой мгле.

Смертный бой наш не окончен, фронт - надсмотрщик и тайга,

глас растрат людских - все громче, - что там стоит жизнь раба…

Рок жесток у трудармейца:

произвол НКВД,

рабский труд, он жизнь–копейку

на худом влачит пайке.

Мы - российских немцев племя, - с Русью пройдены века.

Злым огнем зарделось время, нас загнали в лагеря.

Платим чей-то счет мы кровью – совесть ведь у нас чиста.

Кремль не нежит нас любовью, а закон здесь - сирота.

Без причин род опорочен – тщетно жертвы полегли.

Штормом в сердце дух клокочет, гневом рвется из груди.

Длинен список жертв безвинных, -

суд вершит плебей-палач.

В далях слышен эхом длинным

поминальный женский плач.

…В тяжкой грусти, днем изломным тщится род-изгой, скорбя, -  

рок влачит вдали от дома, - окровавлена судьба.

Но надежда не сдается, полнит немцев-россов грудь,

новый взлет отваги бъется - пробивает себе путь.

И для нас однажды встанет ярким пламенем рассвет.

Верю, что наш дух воспрянет, что наш сонг еще не спет.

...Поднимись с колен затертых,

и услышь предтечей зов.

Впереди крещений версты -

клятва прадедов-отцов.

                                                                               18.-20.05.2015.

*     *    *

Konstantin Ehrlich

Lasst uns frischen Mut erkennen…

Tag der Freiheit - Tag der Trauer,.. - du in mir dich grausam einst,

welche Freude, welche Schauer du aus meinem Herzen weinst…

Alles frohlockt, alles jubelt aus dem Rundfunk tausendfach.

…Frühlingswinde garstig bügeln greinendes Barackendach.

Krieg für uns ist nicht beendet - zwischen Wirklichkeit und Tod.

Wieviel Leben sind verschwendet in der sklavenbitt‘ren Not…

Hart - das Los der Trudarmisten:

Lagerwillkür - weit und breit,

Hunger, Frost, Entrechtung richten

über Leben, Tod und Leid.

Wir sind russlanddeutsch geboren, Russland ist uns lieb und traut.

Soll‘n noch lange wir hier schmoren – hinter Stacheldraht verbaut.

Soll’n wir fremde Schulden büßen - unbefleckt ist unser Sinn;

will im Kreml man gar nicht wissen, dass wir schuldlos schmelzen hin…

Zur Genüge ist geopfert unser Untertanenblut,

immer höher Herzen klopfen, stürmt des Geistes wilde Flut.

Todgeweihte Fronarmisten, -

unsre Reihen tau'n geschwind.

Lange ist die Opferliste –

in der Fern' weint Weib und Kind…

…Tief vergrämt und nassen Blickes zieht geschund'nes Volk umher, -

ist kein Herr seines Geschickes - an ihm zerrt der Gauner Heer.

Doch die Hoffnung will nicht scheiden – füllt die stolze Rossen-Brust,

ihr sich neuer Eifer eignet, bahnt den Weg sich durch den Frust.

Auch für uns wird einmal brennen hoffnungsheiß des Morgens Schein, -

lasst uns frischen Mut erkennen, steigt in meinen Songtext ein.

...Bäumt euch auf, stellt euch den Pflichten -

kecken Abkunftsschlages - stur.

Vorne blinken hehre Sichten, - 

sei’n wir treu dem Ahnenschwur.

                                                                               16-17.05.2015.

--------------------------------------------------------------------

Комментировать

Larissa Mut (Eichmann): „Danke, Konstantin! Du sprichst uns allen aus der Seele.Sehr aktuell auch heute noch, nach über 70 Jahren!...Den für uns nimmt er kein Ende, dieser Krieg um Sieg und Tod.“

Lea Bossert:  „Hast du gut geschrieben! Danke.“

Theodor Schulz: „Прочёл с немалым пристрастием. Уже сам по себе интересен выбор жанра – сонг. Кажется, я понял его основной посыл, в котором проступает вся субстанция нашего многострадального народа. Это и политический протест против рабского положения немцев-трудармейцев в бывшем СССР, некогда безропотно одевших терновый венец мученичества, и своеобразная поэтическая реакция:

‚Рок жесток у трудармейца:

произвол НКВД, рабский труд,

он жизнь–копейку

на худом влачит пайке‘.

Тяжелым взглядом ...ты хорошо высветил и показал национально оскорбленное немецкое меньшинство: ‚Платим чей-то счет мы кровью – совесть ведь у нас чиста‘.

Ты честно выполняешь свой гражданский и моральный долг перед светлой памятью наших дедов и отцов:

‚Длинен список жертв безвинных, -

суд вершит плебей-палач.

В далях слышен эхом длинным

поминальный женский плач».

Понравился и заключительный аккорд, который призывает к тому, чтобы  не угасала способность нации к самоорганизации:

‚...Поднимись с колен затертых,

и услышь предтечей зов.

Впереди крещений версты –

клятва прадедов-отцов‘.

Близка ли смежность перевода – об этом судить не мне. Говорят, что настоящего поэта задание – способность «глаголом жечь сердца людей", будить эти сердца и делать кровь горячею. С этим ты справился. Хочется верить, что твой сонг займёт место в первом ряду патриотической лирики наших литераторов и поэтов.

Искренне и дружески,

THEO.

Константин Эрлих: „Schönen Dank für schöne Worte...“

Лилия Вейгум (Хромых): „Конcтантин! Низкий поклон Вам от всех потомков "трудармейцев", спасибо за память и уважение к людям, безвинно оболганным и опороченным...“

Klara Rusch: „Spasibo, tronulo…“

Константин Эрлих: „Danke sehr…“

Владимир Гейзер: Благодарю, Константин Владимирович, за ваш огромный вклад в защиту правды, чести нашего оболганного народа, Когда же, наконец, восторжествует справедливость и в отношении российских немцев?! 

Галина Лехнер: Костя, не перестаю удивляться, восхищаться тому,  как ты мужественно и очень трогательно, с любовью и сочувствием, не сдавясь борешься и борешься за свой народ. Достоин уважения!

___________________________________________________________________________________________________

К 50-летнему юбилею основания газеты "Фройндшафт"

Ende 1990 wurde die Zeitung "Freundschaft" unter dem Titel "Deutsche Allgemeine" und anschließend als "Deutsche Allgemeine Zeitung" herausgegeben.

Первый номер ежедневной газеты "Freundschaft“ („Дружба") вышел в свет 1 января 1966 года в Целинограде. Как и эстрадно-филармонический ансамбль "Фройндшафт", а также редакция по выпуску немецкой литературы в издательстве "Казахстан", основанные в это же время, она была вынужденным ответом советского партийно-большевистского диктаторского режима на активизацию национально-освободительного движения "советских" немцев после частичной реабилитации их Верховным Советом СССР за огульные обвинения в пособничестве нацистской Германии накануне войны 1941-1945 гг.

Руководители издания:

1966-1977 - Дебольский (Шмелев, Стражевский, Гуммельс, Шольц), Алексей Борисович - редактор;

1977-1988 - Вайдман Леонид Львович (Эрнст Норден) - редактор;

1988-1999 - Эрлих Константин Владимирович (Константин Эрленбах, Теодор Беккер, Рихард Гартман, д-р Роланд Беем, Валди Балтимор, Konstantin Woldemar Dr. Ehrlich zu Ehrlichsmühlen и др.) – редактор, гл. редактор.

В феврале 1987 года переведена в столицу РК - Алма-Ату.

В результате обострения внутренних противоречий в коллективе редакции газеты в 1987 – начале 1988 гг. вследствие диктаторской и откровенно антинациональной идеологии, проводившейся редактором газеты и его верноподданническим партийно-управленческим штабом, что в это время уже не вписывалось в сам дух перестройки и гласности в обществе, ЦК КП Казахстана вынужден был  сменить руководство газеты и утвердить на посту редактора рекомендован-ного большинством членов коллектива газеты известного публициста-литератора, историка и общественного деятеля, заведующего редакцией по изданию литературы на немецком языке издательства „Казахстан“ Константина Эрлиха.

Новый редактор, имевший - будучи к тому времени одним из ведущих специалистов в области истории и культуры российских немцев - не только огромный авторитет в среде своих соплеменников, но и, несмотря на свои явно «автономистские» устремления, и во властных республиканских структурах, сумел всего за пару недель вывести газету из идеологического тупика, освободить ее из под надзора недремлющего ока партийно-номенклатурной цензуры и превратить в рупор национального немецкого движения в стране. (См. публикации Г. Бельгера, Г. Гроута, В. Кригера, Г. Вормсбехера, А. Фитца, И. Шлейхера и др.)

А. Вейберт.

________________________________________________________________________________________________________________________________

Дар судьбы

Дар судьбы: я благополучно дожил до сорокалетия газеты «Дойче Альгемайне Цайтунг», - так писал известный казахстанский литератор Герольд Бельгер 10 лет назад.... И я хорошо помню ту пору, когда она называлась вполне в духе идеологии «Фройндшафт». И было время, когда я бы�